По дорогам войны - Альфред Рессел

На Левочу и Кежмарок!

Командир 1-го чехословацкого армейского корпуса меч7 тал первым войти в старинный город Левочу. Наступать на город было приказано подразделениям 3-й бригады, а подразделения 1-й бригады должны были обойти Левочу с севера и северо-запада. 24-я советская стрелковая дивизия наступала на город с юга. Однако и 26 января намеченный план выполнить не удалось ввиду упорного сопротивления противника.

На следующий день возобновлять наступление уже не пришлось, так как разведчики 3-й бригады доложили об отступлении противника из района Левочи. После полудня первым из чехословацких подразделений в город вошел 5-й батальон. У городской крепостной стены стоял генерал Свобода. Измученные бойцы изо всех сил старались как следует пройти перед своим командиром. Генерал долго смотрел им вслед, а потом молча вошел через ворота в город. Лицо его было печальным.

* * *

Вот и Левоча. Мне казалось, что в этом суровом мире я уже не способен восхищаться прелестями старины. Так мне думалось, но это была неправда. Увидев в центре площади построенную в стиле ренессанса ратушу с ранне-готической башней последней трети XV века и изумительными аркадами на портике, я пришел в неописуемый восторг. Не переставая удивляться каменной архитектуре Левочи, я обошел ратушу и остановился перед южным фронтоном, украшенным аллегорическими образами пяти добродетелей. "Какую мне избрать себе? - подумал я. - Видимо, третью..." Она гласила: "Быть терпеливым, неизменно мужественным, уверенным в своих силах и великодушным в помыслах". Да, это, конечно, великая добродетель для солдата. И пятую добродетель не следовало отбрасывать: "Терпение - это сила, помогающая перенести боль и усталость". Мне показалось, что эта добродетель значительнее всех остальных, но, взглянув дальше, я прочитал: "Трезво и внимательно испытывать всякое начинание". "Вот где истина!" - решил я и уже хотел уйти, но невольно прочитал четвертую надпись: "Справедливость - это добродетель, которая воздает каждому то, что ему принадлежит". Теперь мне все стало ясно до конца, и я отдал предпочтение этой добродетели.

С согласия командира корпуса я следовал дальше с 1-й бригадой. После освобождения Левочи подразделениями. 3-й бригады намеченная на утро 27 января атака 1-й бригады была отменена, поскольку она потеряла смысл. Уставшие воины этой бригады двинулись на Кежмарок. Подразделения 3-й бригады направились от Левочи к Высоким Татрам, чтобы очистить их от врага. Около полуночи подразделения 1-й бригады вступили в безлюдный город Кежмарок, преодолев 20 километров по гористой заснеженной дороге. Для пехотинцев этот путь оказался чрезвычайно тяжелым, так как им пришлось непрерывно отбивать наскоки арьергардов врага.

Продвижение по пустынному спишскому краю, откуда местные жители немцы - убежали на запад, напоминало поход по мертвой пустыне. И в этом пустом городе среди ночи раздался торжественный звон колоколов, возвещая о приходе воинов-освободителей.

Кежмарок - цитадель немецкого населения в спишском крае - олицетворял собой эту нацию. Основательность и высокомерие жителей города исходили даже от покинутых ими каменных построек. Как жили, чувствовали эти люди, так и строились.

При приближении к городу мы услышали жалобное мычание скотины. Каждое животное мычало на свой лад, жалуясь на голод и жажду. Четвероногие мученики гремели цепями и испуганно высматривали людей.

В богатом когда-то городе не оказалось ни одной живой души, за исключением нескольких словаков. При приближении фронта немцев охватила паника. Они чересчур долго медлили, легкомысленно уповая на окончательную победу. В домах все осталось на своих местах. Невымытая посуда и недопитый чай говорили о той спешке, в какой проходила эвакуация города. Тикали часы, хотя время показывать было некому: время их хозяев кончилось. Кругом царила какая-то особенная мертвая тишина, образовался некий вакуум жизни, от которого становилось жутко.

Мне определили дом, где можно разместиться. Придя через некоторое время туда, я обнаружил там гостя. На большом стуле, скрестив ноги, сидел невысокий мужчина и курил трубку с длинным чубуком, достававшим до стола. Дым, казалось, вылезал у него отовсюду. Гость заинтересовал меня. Это был пожилой человек со скуластым, желтым, будто пергаментным лицом. Особенно меня привлекали его глаза - раскосые, с испытующим немигающим взглядом. В ту минуту они были настолько заняты чем-то посторонним, что меня просто не замечали.

- Ты откуда? - начал я. В ответ - ни звука. "Наверное, не слышал", подумал я и повторил вопрос: - Откуда ты? - И опять он будто не слышал, будто застыл и превратился в фарфорового Будду: сидит, покуривает и ни на что не реагирует. Терпение мое лопнуло, и, чертыхнувшись, я покинул дом. Человек остался наедине со своей трубкой.

Буря под Штрбой

Ранним утром 29 января подразделения 1-й чехословацкой бригады вышли к населенному пункту Штрбе, где, не встретив какою-либо сопротивления со стороны противника, сменили части 17-го гвардейского стрелкового корпуса. Беспрепятственное продвижение вперед закончилось после обеда: батальон автоматчиков и разведрота были остановлены на голой возвышенной равнине перед населенным пунктом Важец. В результате внезапного огневого налета самоходных орудий и артиллерии противника, численность которых не была установлена, наши части понесли значительные потери и вынуждены были отойти в юго-западном направлении.

В 19 часов командир бригады приказал 3-му пехотному батальону предпринять новую атаку на Важец. Однако и новая попытка прорваться к Важецу при поддержке нескольких советских самоходных орудий не имела успеха. Этому помешала также исключительно неблагоприятная погода: как раз к началу атаки вдоль штрбской долины поднялся ураганный ветер, и это при 30-градусном морозе. Чтобы устоять на ветру, бойцы шли в атаку, резко наклонившись вперед. Руки, уши, лица коченели от мороза. Раненые, которым не оказывали своевременную помощь, погибали от холода. Буря поднимала с поверхности голой равнины колючую снежную пыль и стегала ею по лицам и глазам атакующих.

Я следовал вместе с генералом Свободой в боевых порядках батальона, недалеко от советской самоходки. Вечерние сумерки время от времени озарялись световой вспышкой, после чего раздавался звук разрыва. Это стреляло немецкое самоходное орудие, а может быть пушка. Неожиданно цепи пехотинцев по непонятной причине остановились. На скрюченные фигуры бойцов обрушился ледяной ураган. Он пронизывал до костей, перехватывало дыхание. У многих солдат и офицеров от мороза побелели лица. Цепи не двигались. А метель завывала, заглушая слова команд.