От межколониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVII-начале XVIII в. - Юрий Акимов

В начале августа 1701 г. он отправил властям Массачусетса пространное письмо, где сообщал о своем назначении и рассуждал о необходимости обеспечить безопасность жителей от «нападений и жестокости индейцев, которые не дышат ничем, кроме крови и всякого рода бесчеловечных и ужасных деяний <…> чему нельзя воспрепятствовать иначе как отдельным договором между вами и нами». Бруйян предлагал, чтобы в случае разрыва в Европе колонии немедленно заключили сепаратное соглашение о перемирии и обратились к властям метрополий с просьбой одобрить его. Далее в письме говорилось: «Если, однако, это предложение <…> не будет соответствовать интересам обеих корон, мы сделаем вам, как и вы, мы надеемся, сделаете нам официальное заявление, прежде чем предпринимать что-либо, что может разрушить наш договор о единстве и взаимопонимании».[924]

Послание Бруйяна пришло в Бостон в тот момент, когда в английской колонии не было ни одного представителя исполнительной власти (в марте 1701 г. умер Белломонт, а спустя четыре месяца скончался его помощник Стаутон). Совет колонии оказался в сложном положении, так как, с одной стороны, его члены не хотели брать на себя ответственность и принимать какое-либо определенное решение, не зная, как к нему отнесется новый губернатор и правительство метрополии; с другой стороны, они понимали, что в случае войны, приближение которой уже ощущалось, границы Массачусетса могут подвернуться нападению французов и индейцев. Однако в итоге они нашли удачный выход из положения. В своем ответном письме они сообщили, что ожидают в скором времени прибытия нового губернатора, который сможет принять окончательное решение по данному вопросу, а пока они обещают Бруйяну следующее: «В то время пока Вы с вашей стороны будете воздерживаться от всяких враждебных действий, мы не будем выступать в качестве агрессоров или предпринимать что-либо, что могло бы нарушить нашу постоянную тишину и спокойствие».[925]

Бруйяну пришлось удовлетвориться таким ответом. Стремясь избегать конфликтов с англичанами, он был вынужден отказаться от своих первоначальных планов и, нарушая данные ему инструкции, по примеру своего предшественника стал смотреть сквозь пальцы на хозяйственную деятельность бостонцев в Акадии. Однако в целом отношения Акадии и Массачусетса оставались сложными. В эксплуатации природных ресурсов соседних французских территорий были заинтересованы относительно широкие слои населения Новой Англии, при этом соотношение сил двух колоний было слишком неравным, и даже абенаки не могли его серьезно изменить. Эти обстоятельства отличали ситуацию, имевшую место на северо-восточной границе английских и французских владений на Североамериканском континенте, от той, что сложилась на рубежах Нью-Йорка и Канады.

Многие в Массачусетсе ждали и желали новой войны. 24 апреля 1701 г. во время праздничной проповеди Коттон Мэзер заявил, что Рисвикский мир был «ветром, пришедшим не с той стороны», и что «должна прийти новая буря, новая война, прежде чем все прояснится в соответствии с нашими чаяниями».[926] В колонии постоянно циркулировали слухи о военных приготовлениях французов и волнениях среди индейцев. Когда война была объявлена, северо-восточная граница немедленно стала театром боевых действий.

Глава 2.

НОВЫЙ ВИТОК ЭКСПАНСИИ — НОВЫЕ ЗОНЫ КОНФЛИКТА

В самом конце XVII в. французское правительство, пользуясь краткой мирной передышкой в Европе, предпринимает ряд важных шагов на колониальном поприще, которые резко изменили облик его Североамериканской империи и, возможно, предопределили ее историческую судьбу. Если в 1660-1680-е годы Кольбер, а затем его сын проводили в Северной Америке в целом достаточно осторожный курс, нацеленный прежде всего на развитие компактного французского поселения в долине реки Св. Лаврентия, то после окончания Войны Аугсбургской лиги, на рубеже XVII-XVIII вв. политика Парижа изменила свое направление в сторону дальнейшего расширения французской экспансии. Людовик XIV принял решение основать две новые колонии: одну в Луизиане, другую в районе озера Мичиган, что означало установление французского контроля над всей территорией Североамериканского континента к западу от Аппалачей и к северу от Мексики.

Сразу же следует отметить, что это решение было продиктовано сугубо политическими соображениями и тесно связано с теми задачами, которые в тот момент стояли перед Францией в Европе. Однако его последствия вышли далеко за рамки Старого Света.

Англичане, французы и низовья Миссисипи

В конце XVII в. долина Миссисипи еще находилась вне орбиты колониальной экспансии европейцев. Попытки испанцев закрепиться на северном побережье Мексиканского залива, предпринимавшиеся еще в первой половине XVI в. (П. де Нарваэс, Э. де Сото и др.), закончились неудачей.

В то же время с конца 1650-х — первой половины 1660-х годов в верховья Миссисипи начали проникать лесные бродяги из Канады.

В 1673 г. крупнейшей реки континента достигли отец Ж. Маркет и Л. Жолье, отправленные Фронтенаком на поиски пути, ведущего в Тихий океан. Они проследили все среднее течение Миссисипи от Висконсина до Арканзаса и убедились, что она несет свои воды не на запад, а на юг. В 1682 г. открытие «Отца вод» было завершено Р.Р. Кавелье де Ла Салем, спустившимся по нему до Мексиканского залива[927] (рис. 16).

В 1684 г. Ла Саль с санкции французского правительства предпринял попытку достичь устья Миссисипи морским путем и основать там поселение, однако потерпел неудачу. В то же время нам важно отметить, что во время своего первого путешествия Ла Саль

9 апреля 1682 г. от имени Людовика XIV официально со всеми полагающимися в таком случае церемониями вступил во владение Миссисипи и всей прилегающей к ней страной, которая в честь короля была названа Луизианой. При впадении реки в Мексиканский залив был установлен столб с французским гербом, у подножия которого была помещена свинцовая пластина с надписью «Именем Людовика XIV, короля Франции и Наварры, 9 апреля 1682 г.».[928] Во Франции был опубликован отчет об открытии новой страны в Америке.

С этого момента Миссисипи постепенно стала попадать в поле зрения колониальных чиновников, предпринимателей и авантюристов и в «старой» и в Новой Франции. Уже в середине 1680-х годов интендант де Мель отмечал: «Я ничуть не сомневаюсь, что, продвигаясь в сторону Вирджинии, а тем более став хозяевами Миссисипи, можно проложить дорогу к Мексике, где можно найти золото».[929] В 1690 г. привлечь внимание французского правительства к делу, начатому Ла Салем, пытался его брат Жан Кавелье.[930] Начиная с 1693 г. основать колонию в устье Миссисипи неоднократно предлагал Анри де Тонти, один из соратников Ла Саля.[931] В 1697 г. проект организации компании для колонизации Луизианы представил другой сподвижник путешественника сьёр де Ремонвиль.[932] В том же году в Канаде идею освоения долины Миссисипи выдвинули сьёр де Лувиньи и Н. д'Айбу де Манте.[933]

При этом если сам Ла Саль, говоря о политическом значении своих предприятий, обычно подчеркивал их антииспанскую направленность, то в большинстве этих проектов делался акцент на том, что создание французского поселения на побережье Мексиканского залива является единственным средством остановить английскую экспансию в глубь Североамериканского континента и сохранить его за Францией (впрочем, не исключалась возможность использовать его и для проникновения в колониальные владения Мадрида). Также подчеркивалось, что ни в коем случае нельзя уступать англичанам контроль над Миссисипи, так как это может иметь фатальные последствия для французских владений. В частности, Жан Кавелье писал, что «если англичане однажды станут хозяевами реки Кольбера [т. е. Миссисипи. — Ю. А.], к чему они активно стремятся <…> они сразу же привлекут на свою сторону иллиноисов, оттава и все другие племена, с которыми ведут торговлю французы из Новой Франции».[934]

Пока в Европе шла война, французское правительство не обращало большого внимания на эти предложения. Правда, по утверждению французского историка П. Маргри, в 1697 г. в ходе подготовки Рисвикского мирного договора Людовик XIV дал указание своим представителям на переговорах при обсуждении колониальных вопросов ни в коем случае не упоминать о Миссисипи и открытиях Ла Саля, заявив, что он скоро отправит туда экспедицию, чтобы закрепить этот регион за Францией.[935]

В то же время в Англии также появились планы включения северного побережья Мексиканского залива и бассейна Миссисипи в орбиту колониальной экспансии Лондона. Это было связано с несколькими обстоятельствами. В первую очередь следует отметить быстрое развитие поселений в Каролине, география которой, как отметил американский исследователь В.У. Крейн, «более чем любой другой английской колонии, возможно, за исключением Нью-Йорка, способствовала развитию торговли с индейскими племенами запада».[936] Действительно, Каролина, расположенная у южной оконечности горной цепи Аппалачей, оказалась в условиях, в значительной степени сходных с теми, которые имелись у Нью-Йорка. Она располагала сравнительно легко доступными путями в глубь континента, а ее соседями были высокоразвитые индейские племена юго-востока (крики, чикасо, чокто, чероки и др.), которые могли служить торговыми партнерами англичан, а в случае необходимости стать их союзниками.