DARKER: Бесы и черти - Екатерина Белугина

игрушки опять промолчали. То ли пластмассовый бог посчитал своего мясного иезуита второсортным вспомогательным устройством вроде керамических и плюшевых служек. То ли он наелся и спал. То ли я вообще все неправильно понял.

И тогда я сделал то единственное, что подсказала мне интуиция: вышел из квартиры, дождался, пока машинка из «За рулем» начнет таять в руке, и прокатил ее по запястью. Когда у подъезда остановилось уже знакомое мне авто, я просто упал на заднее сиденье и отдался на волю карболитового водителя.

Через пятнадцать минут мы приехали к зданию бывшего Дома быта, в котором располагалась крошечная империя Кособуцкого.

Дверь в офис оказалась заперта. Я было подумал, что Кособуцкий, придерживаясь плана, уже мчит из города в своем красивом БМВ и что скоро он снова станет выкладывать фотографии с Тенерифе и Майорки, хвастаться бассейном и безукоризненной грудью жены. Но что-то тревожное сочилось из щели под дверью и мешало мне воображать эту нуворишскую пастораль.

В конце коридора показалась уборщица.

– Теть Нюр! – крикнул я ей, на ходу изобретая ложь. – Юра тут забыл кое-что, сказал, чтобы я срочно забрал. Скажите, у вас нет ключей?

– Ой, нету, нету! – всполошилась уборщица. – Но на стойке у Палыча есть. Сейчас принесу, Мишенька.

Я сперва удивился, что она помнит, как меня зовут. А потом сообразил, что и я ее, кругленькую, с пахнущим старым комодом и оладьями именем, тоже хорошо запомнил.

Нюра никак не могла попасть ключом в замочную скважину – что-то словно мешало. Но потом все получилось, дверь щелкнула и распахнулась, и мы увидели лежащего на полу убитого Кособуцкого с зажатой в руке мобилкой. Его изобретательные мозги вытекали через пулевое отверстие вместе с кровью на грязный линолеум, расчерченный квадратиками. А глаза виновато и блаженно смотрели на шкаф с солдатиками и конструкторами, будто в последнюю секунду Кособуцкий решил покаяться перед игрушечным богом за стяжательское извращение его пластмассового учения.

Нюра коротко охнула, побледнела и зашаталась. Я поддержал ее под локоть. Потом она побежала обратно к охраннику, а я, переступив через кровавый ручеек, подошел к шкафу с игрушками. Полистироловый Буратино смотрел на меня из глубины полки с жадной тоской. Я только сейчас разглядел, что на его игрушечном теле нарисованы черные джинсы и коричневый кардиган, а волосы на голове лежат зализанными на прямой пробор. Буратино словно был агентом, пришедшим договариваться о посмертной судьбе игрушек Кособуцкого.

Я взял из шкафа огромный пластмассовый гранатомет РПГ-7, порылся в кармане и вложил в полистироловую ладошку тысячу рублей. Чуть подумал, достал всю оставшуюся наличку и карточку, на которую Кособуцкий переводил мне деньги, и бросил их на старательно изображавшего скорбь Буратино.

Мне даже не пришлось катать по руке машинку – автомобиль с растаявшим номером сам дожидался меня у Дома быта. Я сел на переднее сиденье, повернулся к шоферу, посмотрел в его покрытое трещинами, полустертое, лишенное глаз и рта карболитовое лицо и назвал адрес.

Я понял, почему перерождение завода пластмасс прошло мимо меня. Внешне здание не изменилось, даже надпись «Группа компаний» на фасаде была выложена такими же красными буквами с чуть кривоватой «о». Фамилия владельца, располагавшаяся ниже, вилась нечитаемым каллиграфическим шрифтом. Все это выглядело так, будто паразит выел изнутри организм носителя, но сохранил для маскировки нетронутую оболочку, пусть и осквернив ее своей ведьминой меткой. Словно, осенило меня, кто-то применил на заводе прибор для замены судьбы.

Пока я доставал из машины гранатомет, все размышлял о том, что игрушка, по сути, – священный символ. О ней мечтают, на нее молятся, потом ею играют, соблюдая ритуалы с такой истовостью, будто исполняют религиозный обряд. А ведь если что-то тысячелетиями окликать, однажды оно может и отозваться.

Я понятия не имел, как стреляют из РПГ-7. Предположил по масскультурной памяти, что его кладут на плечо.

Из здания бойкой иноходью выбежали несколько мужиков. От них, как и от толстого и тонкого, лысого и рябого, остальных мародерских «двоек», ощутимо тянуло смертью.

Мне грубо закричали. Я проигнорировал – куда сильнее волновало то, что РПГ-7 на плече не нагревается и не становится мягким. А мужики уже бежали ко мне, чем-то размахивая и злобно лая. Гранатомет не пробуждался, и я с досадой думал, что игрушка слишком большая и у меня не хватает сил для ее жизни.

А потом что-то щелкнуло, будто машинка на пружине из сна, в котором мы с отцом убивали игрушечного пешехода, – и я понял, что в меня выстрелили. В груди стало жарко, а потом каким-то невообразимым образом этот жар перекинулся на гранатомет. Щелкнуло еще, горячее застряло в животе, а игрушка вдруг начала податливо плавиться на плече, словно подпитываясь моей уходящей жизнью.

– Да не дохнет этот гондон! – завопил кто-то в злом отчаянии.

А дальше я принялся остервенело жать на спусковой механизм, и все слова потонули в громе чудовищных разрывов.

Потом я ощутил слюнявый свинцовый поцелуй где-то возле виска. Почувствовал, как становится вязко и дремотно и мысли начинают подтекать, будто капли пылающего полиэтилена. Гранатомет выпал из моих ослабевших рук, а на плечи мне вдруг стали опускаться твердые ладони – одна за другой. Почудилось, что это герои детских снов пришли увидеть, как я справил огненный обряд их пластиковому богу.

А ведь тут было на что посмотреть! Из красивого, словно отлитого из рыжего поликарбоната снопа пламени выбирался пластмассовый гигант с похожими на исполинские пуговицы глазами. Его шарнирные руки ломали крышку горящего гроба, оскверненного надписью «Группа компаний». Земля ходила ходуном, и в унисон выли – будто тысячи керамических птиц – сирены и люди.

А потом на бесформенных лицах стоящих за моей спиной гостей оплавились маски и проступили морды истрепавшихся игрушечных зверей. Эти звери бесновались; они праздновали то, как вынудили дурачка предать пласты мяса ради пластмасс. Они рассказывали мне скрипучими голосами, что сбившую много лет назад человека с игрой «За рулем» машину так и не нашли – ведь у нее был растаявший номер. Ликовали, что совратили и загубили целый набор, полную упаковку людей – деда, отца и сына. Кричали мне, визжа, словно заводные гиены, что мир сгорит в реках полиэтиленового апокалипсиса. И напоследок, уверенные, что эти знания уже не применить, издевательски рассказывали, как в действительности играть прибором для обмена судеб.

Я страшно расстроился: выходило, что там, где кончались земные ублюдки, начинались ублюдки оккультные. Первые обманом отбирали у людей игрушки, квартиры и жизни, а вторые – души… Я не успел додумать эту мысль, потому что один из демонов