Возвращение домой - Александра Турлякова

Именно этому Алмаару и доверился Дюпрейн. Доверил не только патроны, но и свою жизнь, и жизнь, и спасение всей их группы… Теперь уж Дюпрейн был уверен, — нет, знал наверняка! — Алмаар останется с ними до конца. До самой смерти…

И Дюпрейн понял, что не ошибся в своих догадках, по реакции Алмаара на своё решение, точнее, по полному отсутствию этой реакции: Алмаар не шелохнулся, даже не взглянул на патроны. Он вообще ни на кого не смотрел, да и вряд ли он хотел кого-то сейчас видеть. А спокойный голос капитана, его поведение и этот поступок били сильнее, чем, если бы приход его, Яниса, был встречен криками, скандалом и рукоприкладством. Всё бы это Янис принял как должное. Принял бы так, как и привык принимать: если сделал ошибку, не справился сам, — плати по счетам и не дёргайся!

Но Дюпрейн повёл себя иначе, совсем не так, как ждали его ребята. Потому, что знал: все их промахи и неудачи по его вине и ничьей больше! Ведь это он — их ко-мандир! Он — самый опытный, самый подготовленный из всех. Он запустил опера-цию ещё в самом начале. Считал её плёвым делом, самым легким из порученных за годы службы, вот и поплатился. Самое страшное только, что платить-то не ему одному за беспечность, но ещё и этим ребятам.

И даже в своём ранении Дюпрейн винил себя — не Алмаара!.. Вот только, глядя на него, всё больше убеждался, что сам Янис так не думает. Он привычно ждёт нака-зания, ждёт крика, злости и, конечно же, — расстрела! И это ожидание было хуже любой пули…

Он даже оправдываться не будет никогда! Особенно передо мной. Не такой он человек. Не та порода! Чёрт! Он ведь совсем не такой, каким хотел казаться, этот нарушитель закона и преступник! Он же морально выше многих! Благороднее тех подонков, отправивших их помирать на рудник!.. Что он сам как-то говорил, чёрт возьми, там у дороги? Про расхлёбывание всей этой каши, заварившейся здесь, на Гриффите?.. Нет, его внутренний мир намного богаче всех моих прежних представ-лений о нём…

Дюпрейн хмыкнул невесело, с горечью.

Уголовник! Неделю назад ты бы и руки ему не подал! Даже не глянул бы в его сторону… А теперь, теперь только и стал понимать, что и такие люди имеют право на жизнь… И они тоже имеют душу… Человеческую душу!.. И они умеют страдать, умеют мучиться, испытывают боль… Жаль только, что мы сами это начинаем по-нимать слишком поздно… Я вот и сам понял это лишь сейчас, на Пороге… А те сволочи, из Управления, они ведь никогда ничего не поймут… Никогда!

Именно те, кто затеял эту проклятую войну! Те, кто не дрогнувшим сердцем оп-равляет на убой таких вот мальчишек…

Жар, нестерпимый, прожигающий насквозь, тугим и тяжёлым комом перекаты-вался в животе. Любое, даже самое осторожное движение вызывало боль, боль, от которой некуда было деться, даже в бессознательном состоянии он не мог изба-виться от этой боли.

А ещё невыносимо хотелось пить! До ужаса, до одури, до физической боли! До самого настоящего отупления!.. Он всё время только и думал о воде, представлял себе воду, бредил тем моментом, когда они переходили Чайну. Дорого бы он запла-тил сейчас, чтобы снова пережить этот день, этот миг… Столько воды!.. Потря-сающе свежей, чистой ледяной воды…

Кордуэлл и Моретти ушли разведать обстановку. Алмаар забился в самый даль-ний угол, сидел тихо со своим пустым автоматом на коленях. Молчаливый и непод-вижный — прямая противоположность себе прежнему. Дюпрейн даже о жажде забыл на мгновение, забеспокоился. И не спроста: "У него же шок! После всего…" А тут Тайлер склонился, поднося к губам фляжку, воды в ней на самом донышке, на два-три глотка. Дюпрейн чуть двинул головой: "Нет, не сейчас…", а вслух добавил:

— Посмотри, как наш Алмаар… Его перевязать нужно…

В одном лишь обращении "наш" Джейк уловил столько заботы, удивительной для капитана, обычно сдержанного в своих чувствах. Сейчас его солдаты — все они — были дороги ему как никогда, дороги как дети. После всего, что пережили вместе, после ранения, когда он чувствовал, что теперь уже не в силах защитить их, они стали ещё более дороги ему.

Алмаар и не взглянул на Джейка, не шевельнулся. Вряд ли он о чём-то думал сей-час: взгляд пустой и тусклый, удивительный для этого живого, подвижного, как ртуть, парня.

С рукой у него действительно было не всё в порядке. Джейк даже удивился: и почему сам раньше не заметил, не обратил внимания? Рукав комбинезона от сере-дины плеча и ниже затвердел от спёкшейся крови. Но осмотреть саму рану можно было лишь, стянув комбинезон.

Алмаар не сопротивлялся, рта не раскрыл, пока Джейк оказывал ему помощь: очень осторожно высвободил руку, расстегнув "молнию" на груди, наложил гигие-нический бинт — тугую антибактерицидную повязку с фиксирующимися краями. Обезболивающего не было, присохшую ткань пришлось отдирать наживую, но Ал-маар смолчал и на этот раз, хотя, как заметил Джейк, эта-то боль и помогла вер-нуться Янису в реальный мир.

Рана оказалась не опасной, пуля прошла навылет, даже кость не задела, но из-за того, что перевязку сделали только сейчас, Алмаар заметно ослабел. А ещё сказы-вались голод и жажда. Да постоянный хронический недосып…

Хотя, этим теперь каждый страдает…

А ещё ко всему этому "арсеналу" и постоянное нервное напряжение не мешало бы добавить для более полного списка. Нужен был отдых, всем — отдых, еда и сон!..

Но думать об этом ещё рано! Ой, как рано!

Джейк подтянул язычок "молнии" к самому горлу. Всё! Отдыхай теперь, дружок! Спасибо можешь не говорить… Подумал почему-то с непонятной грустью: "Убить ведь хотел в своё время, прикладом… А теперь сам перевязку делаю… Кто бы ска-зал тогда, посмеялся бы — и только… Да-а, вот уж точно пути Господни… А как давно ведь это было!.. Будто и на Ниобе никогда не был… Одна армия вспоминает-ся: плац и казарма, учебные классы и… лес этот проклятый!.. И рудник, будь он неладен…"

Джейк поднял голову со вздохом и тут встретил взгляд Яниса, в этом взгляде бы-ли те же чувства, что переживал сейчас сам Джейк. Алмаар догадался, что их мысли совпали, понял это и усмехнулся. И усмешка эта показалась почему-то Джейку не-доброй…

Нет! Не друзья они совсем! И даже не товарищи. Хотя и понимали уже друг друга с полуслова, с полумысли. Губы Алмаара чуть дрогнули, словно он сказать что-то хотел или спросить, но лицо его вдруг опять стало прежним: апатичной бесчувст-венной маской с пустыми ничего не выражающими глазами. Каким-то внутренним чутьём Джейк догадался, о чём хотел спросить Алмаар: о капитане, о Дюпрейне. Но Алмаар и сейчас скрыл свои чувства, боялся показаться слабым, даже человечным, и особенно в глазах Джейка. Тайлер, по его мнению, и так слишком много знал о нём, о его прошлом, о его ошибках, о тех моментах в жизни, когда Янис и сам себя презирал, о том, чего он не любил вспоминать…

Дюпрейн полулежал, склонив голову набок и закрыв глаза. Или снова был в бес-памятстве, или, возможно, уснул. Хоть ненамного бы…

Джейк коснулся его руки, проверяя пульс. Так может биться только сильное серд-це выносливого человека. Таким и был капитан Дюпрейн. Он даже страдал тихо, безмолвно, да ещё и за всю группу пытался думать, их глазами всё видеть и знать, что творится.

Да, кстати, а как там на улице?

Подхватив автомат, Джейк пополз к выходу, выбрался, встал на ноги, потянулся, оглядываясь по сторонам. Ноги затекли, и плечи устали — полдня в этой берлоге!

Лес тихо звенел, и Джейк невольно поразился этому звону, тихому, почти мело-дичному звону; в нём слышалось какое-то обещание, намёк на что-то великолепное, незнакомое, совершенно новое. А ещё в нём было ожидание!

Это пели деревья там, вверху, обращаясь к небу. Это ветер играл их листьями, а здесь же, у самой земли, было тихо и душно. И всё, вроде, было по-прежнему… Но Джейк уже понял: природа поёт гимн приближающемуся ливню! Скорому дождю!.. И, словно в подтверждение этой догадке, в отдалении за много-много километров отсюда сухой дробью отозвался гром.

— Я же говорил, что дожди будут. Вот и дождались… — Кордуэлл вздохнул, неиз-вестно к кому обращаясь. Он сидел на корточках у дерева и крутил в руках какой-то длинный мясистый и сочный на вид стебель. Джейк такого растения ещё ни разу не видел и даже нахмурился, пытаясь понять, зачем оно Дику. Ладно, Моретти, тот постоянно что-нибудь изучает: мотыльков и бабочек, оводов ловит, цветы и траву всякую, а чего не знает — бежит к Кордуэллу. Тот уже злиться начал, психовать от постоянных дёрганий.

В принципе Джейк и сам-то многого не знал, но Дика не терзал, пытался дойти до всего своим умом. Неужели же теперь и Кордуэлл за подобное взялся?.. Что-то стряслось с нами со всеми… Что-то нехорошее…

— Вот, нашёл, — Кордуэлл хрустнул стеблем и снова вздохнул. — Знаю, что гриффиты эту пакость едят… Готовят как-то, как вот только?.. Думал сначала, чёрт с ним, так, сырым, съем, а сейчас — ну, его! — отшвырнул растение за плечо. — Жить охота!