Гранд-отель «Европа» - Илья Леонард Пфейффер

Глава четырнадцатая. Кошмары «нутеллового» рая

В те дни, когда я изо всех сил работал жителем Венеции в том смысле, что, как любой другой турист из приезжающих сюда миллионов, полный рабочий день сердился на всех остальных туристов с той разницей, что они через несколько дней уезжали, а я — нет, мне пришел срочный мейл от Марко-голландца. Я выразился не совсем аккуратно. Мне пришел мейл от Марко, помеченный отправителем как «срочный».

После нашей достопамятной экскурсии в Гитхорн мы с ним регулярно общались по электронной почте; точнее сказать, он пару раз в неделю присылал мне сообщения, и я на них изредка отвечал, так что из всех определений, которые я мог бы применить к нашей корреспонденции, слово «срочная» было самым неподходящим. Он отправлял мне газетные публикации, статьи и обзоры, которые, по его мнению, могли бы иметь отношение к нашему проекту, если подойти к теме максимально широко. И еще он время от времени писал мне мейлы, содержавшие его собственную, сугубо личную интерпретацию моих романов и стихов, не столько имевшую отношение к моим романам и стихам, сколько призванную показать, что у него как моего собрата по художественному цеху на ряд вещей есть оригинальная точка зрения.

Стиль его работы также никак не увязывался с мыслью о «срочности». То, что он делал акцент на художественном процессе, а не на возможном получении результатов, до сих пор приводило только к потере времени. Во всем его облике не было ни малейшей нотки поспешности. Он имел обыкновение смотреть вокруг с безразличным выражением, затем задумчиво устремлять взор вдаль — это стало его профессией. Он приучил себя к неторопливости движений, которая, по его мнению, должна была отражать мысли, достойные выделения субсидии. Если движителем его художественной деятельности и правда была срочность, то скрывал он это идеально.

Итак, срочный мейл был чем-то новеньким. Я предположил, что речь в нем идет о субсидии. Если запрос отклонен, то это, с одной стороны, могло бы объяснить тревожную пометку «срочно», но, с другой стороны, по сути, не подразумевало бы никакой срочности, ибо означало бы, что изменений ноль и у нас по-прежнему в руках нет ничего, кроме смутного плана. А вот новость о выделении субсидии была бы по-настоящему срочной, ведь в этом случае нам рано или поздно пришлось бы перейти к конкретике, но мейл со столь неожиданной новостью он, скорее всего, снабдил бы не угрожающей пометкой, а смайликами и картинками праздничных колпачков и бокалов шампанского. Так что я сгорал от любопытства.

Но я ошибся. Насчет субсидии новостей пока не было. Случилось кое-что другое, что для нашего проекта было, к его огорчению, большой неприятностью, но, по его убеждению, не должно было выбить нас из колеи. Однако что именно произошло, он предпочел бы не сообщать по электронной почте. Марко предлагал приехать в Венецию, чтобы рассказать мне лично.

Меня это не слишком обрадовало, и я решил ему позвонить. После недолгих уговоров он согласился, что телефонный разговор — это достаточно личная форма общения. Оказывается, у него возник тяжелый конфликт с Теофилем Зоффом. Чтобы меня успокоить, он счел своим долгом подчеркнуть, что дело исключительно в несовпадении их художественных воззрений, а личные мотивы ни при чем. Честно сказать, я и не знал, что в связи с нашим фильмом вообще обсуждались вопросы художественных воззрений, но промолчал, а он не хотел углубляться в суть их расхождения во мнениях, чтобы не поступать некрасиво по отношению к Теофилю. Короче говоря, по здравом размышлении они решили, что для обоих будет лучше, если их пути разойдутся, а именно: Марко исключит Теофиля из состава съемочной группы.

Меня удивили его слова. Я первый раз за все время заметил в Марко-голландце признаки дееспособности. Мне захотелось его с этим поздравить, но я предпочел промолчать; вместо этого сказал, что понимаю его и он как режиссер должен брать на себя ответственность. То, что впредь нам придется обходиться без подсчета бегемотов, не казалось мне большой потерей для фильма, если мы, вопреки всему, его все-таки снимем, но я и этого не стал говорить, лишь произнес фразу о том, что целиком и полностью верю в нашу команду и без Теофиля.

Через два дня после телефонного разговора Марко прислал длинный мейл, в котором пространно благодарил меня за конструктивную реакцию на его рассказ о произошедшей неприятности, все еще вызывавшей у него угрызения совести, а также сообщал, что мои слова оказались для него важной поддержкой и вдохновили на то, чтобы вновь приняться за наш проект с удвоенной энергией. Поскольку до получения субсидии у нас все еще не было денег для дальних путешествий, ему в голову пришла умная мысль: все же произвести исследование важнейшего объекта рядом с домом, под коим он подразумевал, как я догадался, Амстердам. Я бы посоветовал обследовать Венецию, но он явно имел в виду объект рядом с его домом, а не рядом с моим домом. Впрочем, Амстердам — это Северная Венеция. Как, вообще-то, и Гитхорн. Чтобы не только детально описать проблему массового туризма в Амстердаме, но и обсудить возможные способы ее решения, он просил меня взять интервью у сотрудника муниципалитета, ответственного за городской маркетинг. Поскольку наш телефонный разговор был таким воодушевляющим, Марко позволил себе сразу же договориться с ним о встрече. Смогу ли я приехать в Амстердам на следующей неделе? Кстати, этот сотрудник — мой поклонник. Он три раза прочитал роман La Superba и подарил по экземпляру всем коллегам в отделе внешних коммуникаций.

Мне не хотелось ехать в Амстердам. В Венеции дни моей жизни, наполненные восхищением, мелкими горестями и любовью к Клио, легко складывались в ожерелье веселой кипучей жизни; прямолинейная Голландия ушла на периферию сознания, так что поездка на север стала бы ударом по тому гипнотическому состоянию, в которое я впал по своей воле среди палаццо и каналов с их медленными водами.

Хотя съездить в Нидерланды было бы, пожалуй, неплохо. Я мог бы заодно встретиться с моим издателем Петером Нейссеном, с которым мне уже давно надо было поговорить об идее параллельно со съемками фильма написать роман о туризме. Точнее, это была идея Клио, но мне она начинала нравиться все больше и больше. Даже если из фильма ничего не получится, я хотел бы написать такую книгу, пусть мне и придется провести подготовительное исследование на