Отвага - Паскаль Кивижер

вопрос: когда объявлять – за куропатками или за курицей? За сыром или шербетом? За пирожным или фруктовым тортом? Вообще-то, чем раньше, тем лучше. Все будут смотреть только на нее, все будут делать ей комплименты. Значит, решено: она сделает это за супом.

Суп буйабес потрясающий, настоящий вкус океана. Виктория с наслаждением вдохнула пряный аромат и постучала ноготком по хрустальному бокалу. Все сразу замолчали. Кроме господина Бюиссона-Делаэ, который продолжал пояснять госпоже Делорм неинтересные инженерные термины. Однако, обнаружив, что за столом говорит он один, замолчал, смущенно кашлянув в пышные усы.

– Господа и дамы, – начала королева.

Она сделала паузу и взяла Жакара за руку, одетую в перчатку. Не хватало только барабанного боя.

– Сегодня в нашем королевстве начинается новая эра.

Гости за столом, думая, что она говорит о подписании договора, вежливо улыбнулись. Но Виктория, выпятив грудь, продолжила:

– Будущее зародилось во мне. Наследник трона появится на свет во славу нашего острова и нашего короля.

Все откликнулись незамедлительно. Слуги отступили к стенам, дамы зааплодировали, мужчины подняли бокалы. Филипп обнажил в улыбке золото новых зубов. Август провозгласил:

– Браво! Браво! Это будет в сезон устриц?

Барон де Кретон обратился к соседке за помощью, он был туг на ухо и ничего не расслышал.

Самым неожиданным образом повел себя Жакар. Он резко оттолкнул ее руку, привычно нашаривая голову Стикса. Что-то вроде глухого рычанья вырвалось из его груди, жилка под глазом едва не лопнула.

– Прекрасная новость, сир, – поздравил короля Инферналь, наклонившись к нему, а Жакар едва удержался, чтобы не вонзить в него вилку.

Все были удивлены реакцией короля, а Виктория больше всех. Она-то думала, что супруг запляшет от радости. Наследник закреплял трон за их родом, сглаживал неурядицы между ними. Очевидно, он слишком переполнен эмоциями. Да. Так оно и есть. Растроган и смущен. Ему бы хотелось услышать новость наедине. Свыкнуться с ней, а потом объявить самому. Да. В этом дело.

Виктория ошибалась. Жакар вовсе не был растроган. Он едва сдерживался, чтобы не удушить ее на месте. Он вскочил, уронив стул, вылетел из столовой, сломав ручку. Стикс выбежал за ним.

– Волнения будущего отца, – посочувствовала госпожа Делорм.

Виктория, красная как помидор, благовоспитанно сложила салфетку, промурлыкала: «Прошу меня извинить», – и выплыла вслед за Жакаром.

Она долго его искала, пока не обнаружила в голубой спальне среди всевозможных обломков. Жакар бил все, что попадалось под руку, и швырял осколки в стену. Когда Виктория вошла, он вцепился ей в горло и стал душить.

– Жак! Ты меня убьешь! Наш ребенок! Помогите!

– ТВОЙ ребенок! Да, я убью тебя, Виктория! Молись!

Голос Жакара стал глуше и ниже, чем обычно. Стикс путался в юбках королевы, она чувствовала его дыхание сквозь шелковые чулки. Виктория боролась за глоток воздуха. У нее чуть не лопнули барабанные перепонки. Жакар все крепче сжимал ей горло.

– Ты мне изменила, – просипел он сквозь стиснутые зубы.

Губы у Виктории посинели, глаза выкатились. Жакар внезапно понял, что она действительно может умереть, и тогда он никогда не узнает, с кем она ему изменила. Он отбросил супругу на кровать.

– Я не изменяла тебе, – прошипела Виктория, растирая горло.

– НЕ ЛГИ!

– Я не лгу.

– Лжешь, это факт, такой же, как тот, что я существую.

Жакар был прав, ребенок не от него. Но откуда он мог узнать об этом? Виктория – образец осторожности. Эмилия, правда, застала ее на месте преступления, но мерзавка держала язык за зубами, в этом нет сомнений.

– Строишь глазки всем подряд, я сам видел.

– Я женщина, Жак, в нас природой заложено кокетство. Оно еще ни о чем не говорит, ничего не доказывает.

Жакар повернулся к жене спиной. Его душила ярость. Он прокусил себе руку до крови через перчатку. И снова обернулся к Виктории. Она взглянула на него, ее начала бить дрожь.

– Ребенок не мой, – проговорил он.

Каждое слово драло ему горло.

– Жак…

– НЕ МОЙ, – повторил он с искаженным лицом.

Виктории показалось, что он сейчас заплачет. Слезы еще хуже ярости. Виктория стала защищаться иначе.

– Наследник, Жак… Ты же не откажешься от наследника, который сразу оттеснит Мириам, дочку твоего брата.

Жакар счел ее слова признанием. Виктория старалась представить свою измену подарком, доказательством своей преданности. Жакара свело судорогой. Он так любил эту женщину. До безумия. Жадная, смелая, своевольная, капризная, она была его талисманом, пока он трудным путем шел к власти. И те же качества толкнули ее в объятия другого. Сейчас он почувствовал запах другого самца. Негодяй еще и ребенка заделал. Змееныш будет расти с каждым днем, и с каждым днем станет увеличиваться его отвращение к Виктории. Жакар едва дышал. Никогда в жизни ему еще не было так плохо. Внутри проснулось неведомое чудовище, что-то липкое, злобное, ужасающее. Сам бы он предпочел лютую ярость.

У него вырвался неистовый вой. Звериная жалоба донеслась до нижних комнат прислуги, до столовой, где гости принялись за фруктовый торт. Наконец король умолк, обессиленный, опустошенный. И понемногу вернулся к действительности.

В данный конкретный момент: Бойня, договор, Август, полнолуние.

Сегодня впервые после той неудачной охоты он покинет стены крепости, поедет по обледенелым дорогам, чтобы показать драгоценное достижение собственного правления и подписать судьбоносный договор. О другом думать сейчас нельзя. Ни о чем.

Жакар вышел, так резко дернув за ошейник Стикса, что собачьи когти царапнули паркет.

51

Кортеж покинул крепость с большим опозданием, оставил позади реку, набухшую водой прилива, набережную, затопленную волнами, мешки с песком, которыми загородилась прибрежная деревня. В густо-фиолетовом небе луна, проглоченная облаками, была пока что бледным сиянием. Кареты медленно двигались по обледенелым дорогам. Они не проехали и половины пути, как вдруг огромное светило скатилось на спину одного из холмов. Засверкала снежная изморось, открывая перед ними световую стезю. Облака расступились перед ослепительно-белым лучом, словно занавес в театре. Засверкала сбруя, голубыми драконами вился пар возле лошадиных ноздрей.

В карете, где сидели Наймит, Бюиссон-Делаэ и барон де Кретон, царила атмосфера легкого веселья. На свободное место, предназначенное для Виктории, сложили шляпы.

В карете, где ехали Жакар, герцог Инферналь, принц Август и Филипп, баронет Отой, на всех давила невыносимая тяжесть. Август не раз порывался выскочить из кареты и пойти пешком. Казалось, от Жакара исходили ядовитые испарения. За долгие дни сидения в крепости в нем скопилась отрава, измена Виктории выпустила ее наружу. Король готов был перевернуть землю и небо, лишь бы найти того, кто наставил ему рога. Он подозревал каждого, кто носил панталоны и шейный платок.

Справа от него неузнанный злодей поправлял свой платок после каждого ухаба. Филипп поздравлял себя с новой победой. Сама королева! Во всех смыслах слова великолепнейшая из всех женщин, что когда-либо поддавались его обаянию. Она заставила его поклясться, что он никому ничего не скажет. И тщеславный Филипп, искренне боясь кузена Жакара, в самом деле хранил молчание. Они были крайне осторожны. Кроме Эмилии, тоже