Бункер. Смена - Хауи Хью

Если только…

Если только смысл этого не был таким же, как и в остальных бункерах. Чтобы удерживать их от желания выйти, навязчиво напоминая, что планета стала для них опасна. Но что они реально знают о ней, кроме того, что есть и другие бункеры? И могут ли они надеяться увидеть правду своими глазами?

Несколько дней Дональд планировал и набирался смелости, прежде чем обратился с просьбой, и прошло еще несколько, пока доктор Уилсон назначил ему встречу. За это время он рассказал Эрену о подозрениях насчет причастности сорокового бункера. Волна активности, поднятая этим предположением, быстро захлестнула бункер. Дональд подписал распоряжение о бомбардировке, хотя и не совсем понял, что подписывает. Началась некая активность на малоиспользуемых этажах — уже знакомых Дональду. Через несколько дней он не почувствовал сотрясения грунта, но другие утверждали, что оно было. Сам он увидел лишь новый слой пыли на своих вещах, осевшей с потолка после далекого взрыва.

В день встречи с доктором Уилсоном он прокрался на этаж главного криохранилища, чтобы проверить свой код доступа. Дональд все еще не полагался полностью на маскировку из просторной одежды и таблички с чужим именем. Всего лишь накануне он увидел в спортзале человека, которого, как ему показалось, он встречал в свою первую смену. После этого он сменил важную начальственную походку на крадущуюся. Так он и прошел через зал с замороженными телами и настороженно набрал на панели свой код, ожидая увидеть красную лампочку и услышать сигнал тревоги. Но над табличкой «Аварийный персонал» загорелся зеленый свет, а замок негромко щелкнул. Дональд обернулся на зал, проверяя, видит ли его кто-нибудь, приоткрыл дверь и скользнул внутрь.

По размерам эта малоиспользуемая криокамера была совсем небольшой, глубиной всего в один этаж. Стоя возле двери, Дональд мысленно представил, как главные залы хранилища охватывают комнатку со всех сторон. По масштабам это был лишь бугорок на огромной стене, тянущейся настолько далеко, что конца ее нельзя разглядеть. И все же в ней хранилось нечто очень дорогое. Во всяком случае, для него.

Он пошел мимо капсул, вглядываясь в застывшие лица. Ему было нелегко думать о том, как он приходил сюда с Турманом в предыдущую смену, поэтому он с трудом отыскал точное место, но все же ему это удалось. Он взглянул на экранчик и вспомнил, как подумал, что не имеет значения, как ее сейчас называют. Но имени на экранчике не оказалось, только номер.

— Привет, сестричка.

Пальцы с легким скрипом прошлись по стеклу, стирая изморозь. Дональд с грустью вспомнил родителей. Много ли знала Шарлотта об этом месте и о планах Турмана до того, как приехала сюда? Он мог лишь надеяться, что ничего. Ему было приятно думать, что она менее виновна, чем он.

Увидев Шарлотту, он вспомнил о ее приезде в Вашингтон. Она потратила свой драгоценный отпуск на участие в предвыборной кампании Турмана и на общение с братом. Шарлотта устроила ему нахлобучку, когда узнала, что Дональд живет в Вашингтоне два года, но еще не побывал ни в одном из музеев. Она заявила, что занятость — не оправдание. Такое непростительно.

— К тому же они бесплатные, — добавила она, как будто одной этой причины уже было достаточно.

И они отправились в Музей воздухоплавания и космоса. Дональд вспомнил очередь желающих войти. И модель Солнечной системы в масштабе на тротуаре перед входом. Хотя внутренние планеты разделяла всего пара-тройка шагов, Плутон находился за несколько кварталов, аж за Музеем Хиршхорна, непостижимо далеко. И сейчас, когда он смотрел на замороженное тело сестры, тот день в его памяти казался таким же — непостижимо далеким. Крохотной точкой.

После она потащила его в Музей холокоста. Дональд избегал его с того дня, как переехал в Вашингтон. Наверное, по той же причине он уклонялся и от посещения Национальной аллеи.[14] Все ему говорили, что такое он обязан увидеть. «Ты должен пойти, — говорили ему. — Это важно». Произносили слова «мощный» и «захватывающий». Говорили, что это изменит его жизнь. Ему говорили — но их глаза его предупреждали.

Когда сестра буквально потащила его по ступеням ко входу, сердце отяжелело от страха. Здание музея было спроектировано как напоминание, но Дональд не хотел, чтобы ему напоминали. К тому времени он уже сидел на транквилизаторах, пытаясь забыть о том, что читал в «Правилах», избавиться от ощущения, что конец света может наступить в любой момент. Такое варварство, что наполняло это здание, уже похоронено в прошлом, твердил он себе, и никогда не должно быть извлечено из могилы или повторено.

Здесь все еще виднелись следы мероприятий, посвященных шестидесятилетию музея, — мрачные символы и плакаты. Открылось новое крыло, жерди и бечевки оберегали только что посаженные деревца, в воздухе пахло мульчей. Дональд вспомнил, как увидел группу выходящих из музея туристов — они вытирали глаза платками и прикрывали их от солнца. Ему хотелось развернуться и убежать, но сестра держала его за руку, а билетер уже улыбнулся ему из будочки. Его утешило лишь то, что близился вечер, поэтому долго в музее они не пробудут.

Дональд опустил руки на капсулу, похожую на гроб, и вспомнил и музей, и то, как пахла мульча. Он увидел сцены пыток и голода. Помещение, наполненное бесчисленными парами обуви. На стенах висели фотографии спрессованных обнаженных тел — мертвые глаза открыты, ребра и гениталии торчат, — которых целыми кучами сваливали в ров. Дональд не смог на такое смотреть и попытался переключить внимание на бульдозериста, на его невозмутимое лицо, зажатую в губах сигарету, его спокойную сосредоточенность. Работа. В этой сцене нигде он не мог найти облегчения. И самым страшным в ней был человек за рычагами бульдозера.

Дональд уклонялся от этих жутких экспонатов и в какой-то момент оказался один, без сестры. Это был музей ужасов, которые никогда не должны повториться. Массовые захоронения проводились с полнейшим равнодушием.

Он попытался найти убежище на новой экспозиции под названием «Архитектура смерти», привлеченный чертежами, обещанием чего-то знакомого и упорядоченного. А вместо этого оказался в клаустрофобном пространстве, стены которого увешивали схемы и чертежи массовых убийств. Вынести такое оказалось ничуть не легче. На одной из стен рассказывалось о движении, отрицающем факт холокоста даже после того, как тот произошел.

Доказательствами тут было множество чертежей. Для этого их здесь и собрали. Чертежи, уцелевшие после отчаянных попыток сжечь и уничтожить улики, чтобы они не достались наступающим русским, на многих подпись Гиммлера. План Аушвица, газовые камеры, все ясно обозначено. Дональд надеялся, что хотя бы чертежи принесут ему облегчение после всего, что он увидел в музее, но тут он узнал, что и делать их заставляли евреев-чертежников. Их перья выводили линии стен, которые их окружат. Их вынудили чертить планы места, где их будет ждать смерть.

Дональд вспомнил, как нашаривал в кармане бутылочку с таблетками, когда вокруг него завертелись стены комнатки. Как изумлялся тому, что люди могли согласиться на такое, могли видеть, что они чертят, и не знать. Как они могли не знать и не видеть, для чего все это?

Моргая, чтобы избавиться от слез, он заметил, где стоит. Аккуратные ряды капсул были для него чужими, но пол, стены и потолок — вполне знакомыми. Дональд помогал все это проектировать. И все это возникло благодаря ему. А когда он попытался выйти отсюда, сбежать, его приволокли обратно, вопящего и лягающегося, сделав пленником внутри созданных им стен.

Попискивание панели у входа прогнало тревожные мысли. Обернувшись, Дональд увидел, как толстенная стальная дверь поворачивается на петлях толщиной с мужскую руку. Вошел доктор Уилсон, врач текущей смены. Заметив Дональда, он нахмурился.

— Сэр?

Дональд ощутил, как по затылку стекла струйка пота. Сердце все еще колотилось после воспоминаний о музее. Ему было жарко, хотя дыхание превращалось в облачка пара.