Народная Русь - Аполлон Коринфский

В праздник Происхождения Честных Древ Животворящего Креста Господня совершался в Москве особый крестный ход на воду. Принимал в этом ходе непосредственное участие и царь-государь. В канун Спасова заговенья, вечером 31-го июля, с Евдокимова дня на Первый Спас, изволил он совершать выезд в Симонов монастырь; осчастливив его своим посещением — слушал вечерню, а поутру 1-го августа стоял заутреню. Здесь, напротив монастыря, на Москве-реке устраивалась «иордань» — как и в день Богоявления. Возводилась над водою сень на четырех столбах изукрашенных — с «гзмызом» (карнизом) в роспись красками и златом-серебром, увенчанная золоченым крестом. По углам иордани изображались святые евангелисты, изнутри нее — апостолы Господни и другие святители. А кроме этого убиралось все возведенное сооружение цветами, птицами, листьями — впрозолоть, впрозелень, впросинь и впрокрась, на всю цветную пестрядь. Подле иордани устраивались два «места» — государево (в виде круглого храма пятиглавого) и патриаршее. Царское место утверждалось на пяти точеных столбцах позолоченых и было расписано травами, резьбою приукрашено да слюдяными круглыми рамами защищено; одна рама — в два затвора — за дверь была; стояло царское место на пяти золоченых яблоках и задергивалось изнутри вокруг тафтяной завесью. Огораживались царское с патриаршим места раззолоченной решеткою; весь помост вокруг них застилался алым сукном. В положенное время, под звон колокольный с сорока-сороков московских, изволил шествовать царь-государь, в предшествии хода крестного, с боярами по бокам, в сопровождении прочих людей служилых — стольников, стряпчих, дворян, дьяков, «солдатского строю генералов», стрелецких полковников, всей прочей свиты в золотых кафтанах и приказных людей нижних чинов. Все пространство по Москва-реке пестрело полками стрелецкими и солдатскими — в ратном строю, в цветном платье и со знаменами, с барабанами, под оружием. Видимо-невидимо, несметные тысячи люда московского окаймляли все это. Государь выходил на воду, становился с патриархом на свои места среди сонма духовного и служилых чинов московских. Одновременно начиналось торжественное освящение воды. Власти духовные приближались к венценосному богомольцу и к патриарху, в очередь подходили, «по степеням», по двое в ряд, — подойдя, били поклоны уставленные. Все, начиная с царя-государя, получали из патриарших рук зажженные свечи.

Действо Происхождения начиналось погружением Животворящего Креста. По прочтении молитв, по положению, царь — с ближними боярами обок — сходил в иордань. Был государь на этом выходе в обычном ездовом платье; но — перед погружением в воду — возлагал на себя святые кресты с нетленными мощами. А возлагались на царя-государя в Происхожденьев день при этом, по словам разрядных записей, следующие святыни: «Крест золот, Петра чудотворца, на нем образ Спасов резной стоящей, посторонь образа Пречистыя Богородицы да Иоанна Богослова, позади Архангел Михаил. В голове камень яхонт червчат. Сорочка бархат червчат же. Крест и около креста низано большим жемчугом. Крест золот сканной, в середине Распятие Господне навожено финифтью, посторонь четыре святых резных навожено финифтью, назади мученик Евсегней, посторонь святые; во главе изумруд, да около креста 28 жемчужков, а в середине креста 12 жемчужков да 8 камушков в гнездах. Крест золот; во главе образ Спаса Нерукотвореннаго, в середине Распятие Господне чеканное на два яхонта да две лалы. Около креста и главы обнизано жемчугом, кафимским в одно зерно. Назади подпись, мощи святых; у головы в закрепке два зерна жемчужных, сорочка бархат коришной цвет. Крест и слова низано жемчугом».

Действо Происхождения совершалось и не только под Симоновым московским монастырем. По временам переносилось совершение его в некоторые подмосковные села — вотчины государевы: то в Коломенское на Москва-реке, то на Яузу — в Преображенское. И отовсюду спешил православный люд московский в эти места на желанное лицезрение государево, гонимый туда стремлением — увидеть «светлоясныя очи царския», приобщиться к свидетелям благочестивого погружения отягченного святынями самодержца во иордань, по обычаю предков, благоверных исполнителей предания святоотеческого, византийской христианскою стариной завещанного, привившегося ко гнезду Святой Руси с давних времен. Строго-настрого запрещалось — от приказных — подавать в этом действе державному совершителю его какие-либо жалобные челобитные: должно было неусыпно блюсти служилому люду свят-покой государев. Но, если кому-нибудь выпадало счастье привлечь на себя светлый взор зорких очей царевых да поднять над головою грамоту с челобитьем своим, — попадало челобитье, помимо всех приказов, в руки самому царю на правый суд прозорливый, на милость неизреченную. И не было тогда отказа челобитчику ни в чем праведном-справедливом. Когда царь-государь изволил выходить из воды и, сложив с себя святыни, окруженный ближними боярами, переоболокался в сухое платно, слюдяные окна царского места задергивались алым сукном. Затем царь являл себя народу, прикладывался ко кресту, принимал патриаршее благословление. Духовенство кропило в это время освященною, «иорданской», водою войска и знамена. Когда шествие — с царем и патриархом во главе — двигалось от места совершения действа, многие присутствующие из людей православных теснились к иордани, где особо приставленные пристава разливали желающим святую воду в посудины чистые. Во дворец государев и на царицыну половину отправлялись две стопы серебряных с этой водою.

Под гулкий звон колоколов со всех церковных раскатов возвращался венценосный богомолец в свои палаты, исполнив завещанное благочестивыми предками, доставив этим лишний случай своего лицезрения всей Белокаменной, свято хранившей предания отцов и дедов. А под Симоновым монастырем собиралось народное гулянье чинное, без глумотворства всякого, без песен — утехи народной. Памятовал люд честной, что за Первым Спасом — Происхожденьевым днем — Успенский пост идет. Провожали летний мясоед на происхо-жденском гулянье не вином зеленым, не пьяною брагой хмельною, а медами сотовыми, квасами стоялыми да сладкой-спелою малиной-ягодою.

XXXIV

Спас-Преображенье

Преображение Господне, празднуемое в шестой день августа месяца, именуется на Руси «Вторым Спасом». Народ называет этот праздник также «Спас-Преображеньем», добавляя к нему еще и прозвище «Спаса яблочного», потому что к этому времени поспевают сладкие-румяные яблоки садовые. Деревенская Русь до сих пор считает грехом есть до Второго Спаса какие-нибудь плоды. Вторая половина присловья «Петровка — голодовка, Спасовка — лакомка» относится и к этому Спасу в той же мере, как и к первому — «медовому».

В старые годы народился на Руси и в некоторых живущих прадедовским бытом деревенских уголках сохранился до последних дней добрый обычай, вызвавший собою на свете из уст народа изречение: «На Второй Спас и нищий яблочком разговеется!». В старую старь все русские садоводы «принашивали в храмы плоды для освящения», и эти плоды из рук священника раздавались всем прихожанам. Все бедняки наделялись в этот день яблоками — от щедрот имеющих собственные сады; больные получали яблочную розговень у себя на дому. Кто не исполнил этого установленного вековым преданием обычая, тот считался за человека «недостойного общения». Старые люди, особенно крепко придерживающиеся всего завещанного народу былыми умудренными опытом поколениями, говаривали о таких не радеющих о сердобольной старине хозяевах-садоводах: «А не дай-то, Боже, с ними дела иметь! Забыл он старого и сирого, не уделил им от своего богачества малого добра, не призрил своим добром хворого и бедного!» Обычай освящения яблок в день Преображения Господня сохранился на Руси повсеместно. До сих пор — и в городах и в селах — всюду можно видеть у поздней обедни на этот праздник прихожан с принесенными для освящения яблоками. «Спасовым яблочком» после обедни разговляются в семье каждого садовода, почитающего заветы предков: Молодежь держится при этом обычая загадывать о своей судьбе: желание, задуманное в ту минуту, когда проглатывается первый кусочек Спасова яблочка, должно — по старинному поверью — непременно исполниться. В деревнях красные девушки приговаривают, разговляясь на Второй Спас яблоками: «Что загадано — то надумано! Что надумано — то сбудется! Что сбудется — не минуется!» И все-то, все у них на уме думки-думушки о суженых-ряженых…

Со Второго Спаса начинают по садам снимать яблоки. Еще за несколько дней зорким хозяйским глазом осматривается весь яблочный урожай. Благочестивые люди в урожайные годы приглашают от обедни церковный причт — помолиться в саду. Поднимается икона Преображения Господня, благоговейно несется хозяевами-садоводами; под зеленою, чуть начинающею желтеть сенью деревьев служится благодарственный молебен. Затем приступают к спешной работе, несмотря на то, что день — праздничный. «Время не ждет», — говорит хозяйственная забота, — «всему — свой час!» И впрямь опасно сидеть деревне, сложа руки, на Спас-Преображенье, — надо помнить, что к этому празднику не только яблоки, но и яровые хлеба доспевают. Не за горами — и ненастные дни осенние. «После Второго Спаса дождь — хлебогной!», — как же не спешить с уборкою хлебов крестьянину? Торопится он со съемкою яблок еще и потому, что недаром говорится: «Вовремя убрать — вовремя продать».