Роковая Роксана - Ната Лакомка

когда Лойл передавал вам моё поручение. Давайте договоримся, Роксана. Ценю вашу решительность, но предпочёл бы видеть не её, а осторожность. И благоразумие.

- Хорошо, заботливая нянюшка, - сказала я голосом монашки.

Граф осёкся, а потом хмыкнул, и это хмыканье показалось мне смущённым. Хотя… милорд Бранчефорте и смущение? Совершенно несовместимо.

- Простите, это было бестактно с моей стороны, - сказал он.

- Повторяетесь, - сказала я, вспоминая наш разговор с графом, когда он провожал меня до дома и впервые был откровенен, и добавила неожиданно даже для самой себя: - Вы спрашивали, Гилберт, любила ли я своих женихов…

Стало так тихо, что я смогла расслышать плеск волн в Пойзене.

- Тогда вы не пожелали отвечать, - произнёс Бранчефорте негромко.

Смотрите-ка. Тоже помнит наш разговор. Ну да, королевскому чиновнику полагается иметь хорошую память.

- И я не настаиваю на ответе, - сказал граф.

- Всё же отвечу, - сказала я, глядя на другой берег реки, где горели огни Солимара. – Любила, конечно. Возможно, не так, как полагается любить по церковным канонам, и не так, как описывают в любовных романах, но я искренне любила всех моих женихов. Когда Винсент сделал предложение, я была совсем юной. Он был старше меня на три года, всегда серьёзный, спокойный, немного грустный. Я робела перед ним и восхищалась его манерами. Он не говорил красивых слов, и письма писал по всем правилам – ничего лишнего и личного, очень вежливо о погоде, о здоровье, упоминание общих знакомых, строчка стихотворения… Он казался мне идеалом молодого человека. Конечно же, я была влюблена в идеал, и когда он умер, мне было очень больно. Даже думала, чтобы уйти в монастырь, но мама пригрозила, что отправится туда следом за мной и не даст спокойной жизни…

Я помолчала, собираясь с мыслями, и продолжала:

- Первый год после смерти Винсента я была, как больная. Никого не замечала. Год просидела дома, и только потом начала выходить на прогулки. И то – шла, как по лунным полям. Ничего вокруг не видела. Однажды чуть не попала под копыта лошади. На лошади ехал Колдер. В последний момент он н смог повернуть в сторону, а потом…

- А потом стал за вами ухаживать? - догадался граф.

- Он был очень настойчив, - я слабо улыбнулась. – Он был весь – жизнь, молодость, сила, задор. Никогда не мог усидеть на месте. Театр ненавидел всей душой, особенно оперу. Однажды заснул прямо во время премьеры. Давали «Летучего голландца». Пока была буря, гремела музыка и Голландец исполнял свою дьявольскую арию, Колдер сладко спал, а когда началось затишье, свет притушили, и оркестр замолчал, Колдер вдруг проснулся. Спросонья не понял, где находится и почему темно, и громко спросил «Кто здесь?!». Это было очень смешно. Я засмеялась впервые после смерти Винсента.

- И полюбили Колдера.

- Снова угадали, - кивнула я. – Но как его можно было не полюбить? В Солимаре его прозвали «Голубоглазым демоном». Все девушки были в него влюблены.

- Но достался он вам.

- Не достался, - я перевела взгляд с городских огней на лицо графа. – Охотился, попал под дождь, простудился… Никто и подумать не мог, что он умрёт, всего лишь попав под дождь.

- Причины там были другие, - заметил Бранчефорте.

- В то время я этого не знала. Для меня это был удар. Чувство несправедливости. Потому что это несправедливо, когда умирают молодые. На похоронах его мать вернула мне колечко из пряди моих волос. Я подарила его Колдеру, и он всегда носил его на груди, на цепочке. После смерти Колдера я была уверена, что никого больше не полюблю, хотя в монастырь уже не собиралась.

- Только появился третий, Фарлей.

- Как с неба упал, - сказала я. – Приехал на воды с родителями, увидел меня во время прогулки, сразу нашёл способ, чтобы нас представили друг другу, и уже через неделю приехал просить моей руки. На меня уже тогда посматривали косо. Матушки и тётушки запрещали молодым людям танцевать со мной и разговаривать. Боялись, что я могу сглазить. А Фарлей меня пригласил. И разговаривал. И вёл себя так непринуждённо… Я успокаивалась рядом с ним. Мне казалось, пока он рядом, ничего уже не случится. Он был таким надёжным, невозмутимым… Говорил, что не верит никаким сплетням. Он был для меня героем. Будто бросил вызов всему городу. Настоял, чтобы свадьбу назначили как можно скорее. Но всё равно не успел… На похоронах я не смогла заплакать. Слёз не было. Наверное, я выплакала их все. Осталась только сердечная боль. Вы спрашивали, вот я и ответила. Да, любила всех троих. Каждого по-своему. Понимаю, что это звучит крайне неприлично… Но если бы не любила, то не дала бы согласия на брак.

В полумраке невозможно было разглядеть выражение глаз милорда Бранчефорте, но слушал он меня очень внимательно, а когда я замолчала, протянул руку, накрывая ею мои пальцы.

- Очень жаль, что всё так обернулось, Роксана, - сказал он серьёзно. – Но я обещаю, что подобного больше не повторится. Я приложу все силы, чтобы остановить этого страшного человека.

- Главное – не пострадайте сами, - вырвалось у меня.

- Даже не волнуйтесь, - усмехнулся он, продолжая держать мою руку в своей.

- И ещё, Гилберт… - я помолчала, собираясь с мыслями. – После Фарлея никого больше не было. И сейчас нет. Нет любовника, как вы подозревали. Нет тайного возлюбленного. Нет даже человека, на которого я смотрела бы с симпатией. И обещаю, что после свадьбы ничем не опорочу вашу фамилию.

То, что он не опроверг мои слова про подозрения о любовнике, лучше всего сказало, что именно об этом королевский эмиссар и подозревал с самого начала. Если и сейчас не подозревает.

Но рука его сжала мою руку бережно, почти нежно. А может, и нежно. Меня не так часто держали за руки мужчины, чтобы я разбиралась в этих прикосновениях. Наверняка я знала только одно – мне приятно, когда граф Бранчефорте держит меня за руку. И я не против, чтобы он держал меня и дальше. И даже больше.

- Очень благодарен вам за откровенность, Роксана, - произнёс тем временем он. – Наверное, теперь вы ждёте откровенности с моей стороны? В качестве вежливого ответа?

- Совсем нет, - возразила я слишком быстро, а сама замерла, жадно слушая.

- Это хорошо, -