Здесь умирает надежда - Энн Малком

Потому что он любил меня.

Потому что я была для него всем.

— Я прожила очень счастливую жизнь, — сказала я в ответ на его прекрасные слова. — Я не испытала настоящей травмы, несмотря на мои выходки в погоне за опасностью и волнением. Я хотела сделать свое существование немного… глубже. — Я теребила нитку на свитере. — Я не такая, как Стелла, Ясмин или Зои во многих отношениях. Они все через многое прошли, чтобы стать теми, кто они есть. Они все чертовски сильные. Они готовы справиться со всем, что бросает им жизнь, не разваливаясь на части. Потому что у них есть с чем это сравнить.

Я сосредоточилась на телевизоре.

— У меня этого нет, — сказала я, на этот раз тише. — Мне не с чем это сравнивать. Кроме того, что я вижу по телевизору или в фильмах. А на телевидении или в кино они теряют своих детей. Это трагично, душераздирающе и ужасно… для одной сцены. Это мощно, это душераздирающе. Но только в одной сцене. Это все, что нужно зрителям. Честно говоря, это все, о чем они хотят знать. Все, с чем они могут справиться. Они не хотят переживать реальность. Так что я даже не имела представления о том, что это за реальность. И хоть я собираюсь носить это с собой вечно… — Я сделала неровный вдох, так как мысль о вечности с этой болью была абсолютно невыносимой.

Карсон ждал в тишине. Он не спешил заполнять ее, пока Оливия Поуп кричала на Фитца на заднем плане.

— Но я не знала, что мне придется носить это с собой, как только я выйду из больницы. Я думала, что избавлюсь от этого. — Я издала глухой смех. — Думала, что мир добрее.

Я осушила свой стакан, наклонившись вперед, чтобы налить еще.

Я почувствовала на себе взгляд Карсона. Я не смотрела на него, не желая видеть или чувствовать никакого осуждения, беспокойства или даже любви.

— Я как в огне, — сказала я, как только откинулась на спинку дивана, слегка поморщившись. Карсон, конечно, выглядел обеспокоенным этим, но опять же, у меня не хватило смелости встретиться с ним лицом к лицу. — Я сижу в собственной крови, — сказала я ему мертвым голосом. — Пока мы сидим здесь, я вся в собственной крови. Я должна сидеть в ней. Потому что не могу справиться с этим по-другому. Все остальное подвернет меня риску заражения. Потому что мои внутренности разорваны в клочья. Мои внутренности — открытая рана. Из меня хлещет кровь. Не сочится, а хлещет. Мир не был добр ко мне. Мое тело, пространство, в котором мне приходится жить… — Я жестом показала вверх и вниз по своему торсу. — Это место, из которого я не могу сбежать. На животе свидетельства того, что здесь когда-то росло.

Моя рука призрачно скользнула по животу. Там все еще была очень небольшая зыбь.

— Я все еще умираю, изнутри наружу. Каждый мой вдох, каждый раз, когда я двигаюсь, хожу в туалет, мне страшно. Я в ужасе от своего собственного тела. И я знаю, что не должна тебе этого говорить. Мужчины не хотят слышать о кровавых подробностях всего этого. Мы должны стиснуть зубы и скрывать реальность того, как чертовски ужасно проходить через это, защищать нежную мужскую чувствительность.

— Рен.

Это был не крик. Ближе к рычанию, хотя тенор был мягче. Это потрясло меня до самых костей. Каждая часть меня была привлечена к вниманию, и я больше не могла смотреть на экран. Нет, смотрела на него.

Тело Карсона было напряженным. Он был похож на мраморную статую. Как открытая рана. Как гребаный ураган.

Его присутствие и выражение лица еще больше оторвали меня от моей химически вызванной отстраненности.

Я чувствовала себя вынужденной пристально смотреть на него, наблюдая за ним в течение долгого времени, прежде чем он, наконец, заговорил.

— Я могу справиться с кровью, — он говорил так чертовски тихо, что это был почти шепот. — Я знаю кровь. Я не боюсь. Не боюсь тебя. Я не буду бежать от реальности. Я не боюсь твоего тела.

Он произнес все правильные слова. Отдавал мне все. И все же…

— Я не это имею в виду. — Я холодно посмотрела на него. Никогда не думала, что смогу так смотреть или говорить с Карсоном. — Ты сказал, все, что случается со мной, случается и с тобой. Это неправильно. Ты не ходишь повсюду, покрытый собственной кровью. Ты не должен жить так, как живу я. И я, бл*дь, не могу смотреть на тебя. — Я стиснула зубы. — Мне нужно, чтобы ты ушел. Хватит. Все кончено.

— Я никуда не уйду, — выражение лица Карсона не изменилось. — Мы никогда не расстанемся.

Ярость, горячая и густая, разлилась по моим венам.

— Нам нужно расстаться. — Мой голос повысился. — Я не могу притворяться Рен для тебя. Я даже не могу быть ею для себя. Клянусь богом, если ты сейчас же не покинешь мой дом, я закричу.

Карсон взвешивал мои слова. Он знал меня лучше всех.

Или, по крайней мере, так оно и было.

Я была чертовски серьезна. Паника сжимала мне горло от его постоянного присутствия, от его настойчивости. Сейчас я не могла смириться с этим. Я едва могла смириться с походом в гребаную ванную.

Становилось все более вероятным, что я сойду с ума, если не смогу избежать его пристального взгляда и этого гребаного запаха лимонов.

— Я уйду из твоего дома, — наконец сказал Карсон. — Но я не уйду из твоей жизни. Ни сейчас, ни никогда-либо.