Убийца-юморист - Лилия Беляева

Впрочем, целиком доверять этой своей догадке, что Андрей и Ирина пара злодейская, что на их совести смерть Михайлова, Пестрякова-Боткина, Шора и Нины Николаевны, — я не могла. Мне надо было поставить ещё один капкан — в доме Клавдии Ивановны. Ведь эта старая дама ясно дала мне понять, что в случае каких-либо поклепов на бывшего мужа — она не смолчит, найдет средства «утихомирить обнаглевшего клеветника». Да и эпизод с белым итальянским платьем Софьи Марковны о многом говорил. Ведь не всякий внук «известного, знаменитого» и не любой преуспевающий клипмейкер дворянских корней способен злонамеренно, в отместку облить его крюшоном… Даже если мадам и пообещала создать свой мемуар и чего-то там рассекретить про его бабушку и дедушку…

Но какой же сердечной, великодушной оказалась эта высокая, очень старая леди в легком платье туманно-голубого цвета! Она обрадовалась мне как родной:

— Танечка! Как это хорошо… ваш приход! Я всегда уважала людей слова и дела! Простите меня великодушно за то, что не совсем поверила в ваше обещание написать статью о Владимире Сергеевиче! Сейчас ведь молодежь достаточно бесцеремонна и легкомысленна… Мы сейчас с вами посидим, выпьем кофе… Мне внук привез восхитительные конфеты с ликером из Англии. Садитесь, садитесь…

Я пила кофе с конфеткой, хотя это было не по правилам, но очень вкусно. А Клавдия Ивановна читала в это время мои статьи-наживки.

— Благодарю вас от всего сердца, — произнесла она, наконец, и на полминуты приложила газеты к своей груди. — Как это дорого, когда молодое поколение с уважением воспринимает опыт старших, когда оно способно отличить истинное от подделки, высокое от низкого. Вы, Танечка, совершенно правильно уловили одно из главных качеств произведений Владимира Сергеевича. Он, действительно, всегда стоял на страже высокой морали, всегда с глубочайшим уважением относился к людям труда, всегда старался поднимать животрепещущие проблемы нашего общества. Открою вам наш семейный секрет. В свое время один очень большой человек включил молодого писателя Михайлова в группу для поездки в Америку, чтобы там вести агитацию за мир… С тех пор он был постоянным членом Комитета борьбы за мир. А это, вы понимаете, очень ответственно… И, конечно, приносило свои плоды. Все-таки наша страна много десятилетий не брала в руки оружия. Это теперь, когда ниспровергается все, что попадается под ноги, у нас льется кровь в Чечне, Таджикистане, Грузии… Безумное время! Безумная литература, где сплошные убийства, мордобой, насилие! Есть опасная тенденция — оплевывать выдающихся людей прошлого. Поднимают руку даже на Льва Толстого! Как вам это нравится? Вы сделали очень доброе дело, Танечка. Вы написали светлую, добрую статью… Вы воздали должное Владимиру Сергеевичу. Повторяла и повторяю такого самоотверженного труженика, такого, не побоюсь этого слова, могучего многостаночника, как Владимир Сергеевич, — трудно найти. Он с утра до полуночи был в деле. Буквально с самого раннего утра. Создать столько романов, пьес, стихотворений — с ума сойти можно! Я, конечно, имею право презирать его как мужчину, бросившего меня с двумя детьми, но как творца никогда. Это было бы крайне жестоко и несправедливо с моей стороны. Я, Танечка, благодарю вас от всего нашего клана Михайловых! Дай Бог вам здоровья! Правда должна торжествовать! Я непременно схожу в церковь и помолюсь за вас. И вторая ваша заметка по делу, к месту… Вы абсолютно правы — очерствели многие люди от нехваток, и очень жаль, конечно, этих стариков-писателей, которых сгубила некачественная водка… Позвольте, Танечка, подарить вам эти конфеты… Мой внук, знаете ли, не умеет покупать по одной коробке, непременно в паре…

— Ой, да что вы, Клавдия Ивановна! Он же вам их подарил! — играла я полезные в сей момент смущение и некоторую растерянность.

— Ну что вы, что вы! Это же, в конце концов, не алмазный венец, а всего лишь конфеты, — вела свою партию любезная леди.

— Ах, спасибо, спасибо вам! Такая красивая коробка!

— У Владимира Сергеевича, представьте, была такая слабость — собирать красивые коробки из-под конфет. После войны вы не представляете в какой нищете жил наш народ! Женщины ходили в штопаных-перештопанных чулках… Но там, на Западе, все было, магазины битком. Особенно в Америке… И Владимир Сергеевич как борец за мир имел возможность привозить нам подарки, в том числе конфеты в изумительных коробках. Он складывал их в шкаф, как произведения искусства. Так, представляете, один шкаф у нас в итоге оказался забит этими коробками сверху донизу! Я вас заговорила? Но я так рада, что мы нашли с вами общий язык…

Вот теперь я могла, как бы между прочим, уже почти исчезая за дверью, обронить свою «приманку» для злодеев или злодея. И я её обронила:

— Кстати… Не хотела бы вас огорчать, но, вы сами знаете, сколько в нынешнем мире зла и непредсказуемости… Я была у Натальи Ильиничны, думала, что она мне расскажет о Владимире Сергеевиче что-то интересное, полезное… Но она, представьте, встретила меня как своего кровного врага. Заявила, что в один из ближайших дней даст интервью какому-то журналисту и в этом интервью откроет что-то такое невероятное про Владимира Сергеевича, такие тайны, что мир содрогнется! При жизни он ей, видимо, в чем-то помогал, а теперь она говорит, что у неё руки развязаны, что она обрушит своими откровениями в один момент славу Михайлова… Она, конечно, нездорова, и, скорее всего, все это просто бред подвыпившей женщины, но… Сегодняшние газеты и журналы, как вам известно, держатся сенсациями, и чем больше грязи об известном человеке, тем скорее их раскупают… Закон рынка, где нет морали.

Клавдия Ивановна, не дрогнув, дослушала меня до конца, неторопливым жестом поправила свою высокую прическу из пышных седых волос и отчеканила:

— Сучка она! Гадина! Алкоголичка проклятая… И вдобавок — наркоманка! Она что-то там наболтает? Разоблачит? Это забавно и смешно, не больше того! Наплевать и забыть!

Но в глазах старой леди как загорелся после моих слов недобрый огонек, так и продолжал гореть… Я почуяла — моя отравленная стрела попала точно в целью леди, несомненно, готова что-то предпринять, чтобы сохранить честь и славу В. С. Михайлова, а следовательно — своих детей и внуков. Я не сомневалась, что она сразу же, как я уйду, сядет за телефон и даст «СОС» своим весьма отзывчивым потомкам, и клан непременно разработает свой план по… мягко говоря… разоружению слишком осмелевшей и разболтавшейся женщины…

Конечно, я выглядела извергом уже в собственных глазах, подставляя под удар нездоровую, психопатичную женщину. А в чужих, если б узнали, как веду всю эту игру, — и подавно…

Но… «раз уж взялся за гуж…» Раз уж иголочка истины спрятана даже не в утином желудке, как в известной сказке, не в шкатулке с жемчугами, а в помойном ведре…

Так я себя утешала, успокаивала, когда спешила на свидание с Николаем Федоровичем.

Вот именно — с Николаем Федоровичем Токаревым. Для непосвященных: с тем самым асом внешней разведки, а ныне консультантом одной неслабой службы, который врубился со своими «мальчиками» в сюжет с трупами стариков и старух. Я обо всем этом рассказала в первой своей книге «Старость радость для убийц».

Почему я его сразу не поставила в известность о своих подозрениях, что пятеро человек умерли совсем не по своей охоте?

Мне казалось, что собрала недостаточно материала, предположений, что вряд ли в таком случае стоит отрывать серьезного человека от серьезных дел… Мне очень не хотелось выглядеть в его глазах бестолковой правдоискательницей…

Но теперь, вроде, имею право быть даже навязчивой… И потому сняла трубку, позвонила и сказала:

— Это я, Таня.

И услышала в ответ как всегда бодрый и чуток озорноватый голос:

— Весь внимание, мой генерал! «Родина слышит, Родина знает!» «Гибель «Титаника». Сеанс через полчаса. Устроит?

— Да! Да!

Все это значило, что он ждет меня в машине на знакомом месте — за кинотеатром «Родина», в котором идет нашумевший американский фильм «Титаник» с новой суперстар Леонардо ди Каприо.

Я схватила попутку — так боялась опоздать. И приехала раньше на целых десять минут. Народ валом валил на сеанс. То есть у нормальных людей были нормальные соблазны, а тут… Я нервничала. Устроила, организовала такое и вдруг… вдруг Токарев не приедет. Вдруг что-то случится с ним непредвиденное?

Расслабилась только тогда, когда захлопнула за собой дверцу его машины.

— Воды? — спросил он.

— Воды, — ответила я.

И мы поехали, поехали… Он молчал, а я говорила. Изредка задавал вопросы, не сдвигая с прямой линии свой четко очерченный профиль с седой бровью, подтянутой к переносью.

Моя информация была такой:

— За очень короткое время умерли пять человек, так или иначе связанные друг с другом: известный писатель В. С. Михайлов, малоизвестные писатели Д. В. Пестряков-Боткин, С. Г. Шор, Н. Н. Никандрова и певец Анатолий Козырев. Кроме того, выпадала из окна восьмого этажа гостиницы «Орбита» девушка Люба, внучка Пестрякова-Боткина.