Убийца-юморист - Лилия Беляева

Ну а Нине Николаевне молодой человек «из благотворительного фонда» подложил какую-то дрянь в минеральную воду… Попросил попробовать, как хороша. Или же в чай сунул. Но это уже детали. Сделал дело как требовалось — вот что ясно. По описаниям очень обыкновенный молодой человек, среднего роста, волосы никакие, ну, вроде светлые, а усы темные. Но усы ведь и наклеить можно… Кепарик, черные очки, джинсы… Андрей Мартынов вполне подходит под это описание. Вполне.

Я подумала, подумала и сделала дальше вот что. Написала две статьи. Одна о Михайлове, восторгательная. И под этим предлогом, что вам, должно быть, это интересно, сходила к Клавдии Ивановне и к Ирине. И как бы между прочим, сказала им о злодейском замысле алкоголички Натальи Ильиничны в ближайшее же время дать интервью журналисту из очень скандальной, популярной газеты и разоблачить в этом интервью «всего Михайлова»… Не забыла намекнуть, что эта психопатичная женщина уверяет, что у неё есть какие-то рукописи Владимира Сергеевича, то есть письменное подтверждение каких-то её домыслов…

И если… если, значит, я не зря шла по следу, значит, Андрюша «больше чем поэт», а Ирина — куда экстравагантнее, чем кажется на первый взгляд…

Теперь, как вы понимаете, самая опасная для злодеев — это Наталья Ильинична… А я — чудовище. Подставила несчастную, полувменяемую алкоголичку…

— Подставила. И мне кажется, очень удачно, — пророкотал Николай Федорович. — Теперь быстренько её адрес и телефон.

Я назвала. И только теперь повернулась к нему лицом. А он повернулся ко мне. Я старалась смотреть в его глаза, только в его светлые глаза, чтоб даже случайно не задеть взглядом его высокий лоб с узловатым узором от пули, от той «доброй» пули…

— Забавно живем! — сказал он мне. — Чем дальше, тем все интереснее. Так сказать, подпольные сыскари и мстители действуют! Правоохранители, значит, могут спать спокойно. Что ж, мой генерал, работа, проделанная вами, делает вам честь… Основной же вывод таков: «Действительно, не боги горшки обжигают». При наличии воли, азарта, жажды справедливости даже такие вот девушки без специального юридического образования способны натворить больших делов! Вы, Танечка, конечно, в курсе, что я слушал вас под диктофончик? Не в обиде, надеюсь? Мы же профессионалы с вами, а не какие-то там безответственные дилетанты. А так как вы выполнили основное требование сыскной романтики — бег по горячим следам — вам положена награда…

Машина остановилась. Николай Федорович обернулся назад, взял что-то с заднего сиденья и протянул мне. Это оказалась коробка, а в коробке, к моему крайнему изумлению, чудесные черные замшевые туфли на тонком, парадном каблуке.

— Меряйте при мне. Мог ошибиться в размере.

Я померила и изумилась ещё больше:

— Как вы смогли, чтоб так вот, точь в точь?!

Он улыбнулся:

— Наша фирма веников не вяжет.

— Николай Федорович… Николай Федорович…

— Все нормально, мой генерал! Моя жена очень любила получать в подарок именно туфли. Вы, мой генерал, даете мне возможность длить эту приятную мне традицию.

А дальше он мне сказал вот что:

— Заболела и исчезла из поля зрения всех своих «героев» и «героинь»! Например, гриппом. Сейчас как раз ходит-бродит какой-то очередной «азиат», мерзейшее создание! Температуры нет, но кости ломит, из носу течет, в глазах резь и болит живот. Будут звонить — всем отвечайте одно и то же и жалуйтесь, жалуйтесь…

— А вы уверены, что я накопала очень-очень серьезное?..

— Удивлен, Танечка. Слишком вы самокритичны, мой генерал. А всякое излишество — порок.

— Но вы как думаете, кто убийца или убийцы? Кто из них? Или, может быть, я его в глаза не видела?

— Все, все может быть, — уклонился от прямого ответа.

И правильно сделал — нечего задавать ему детские вопросы!

— Но вы хотя бы сразу мне скажете, когда он или они… попадутся?

— Ужас какое любопытство?

— Еще бы!

— Обещаю — сразу.

— Наталья Ильинична ни за что не пострадает?

— А мы её спрячем в одно местечко на время… Но паричок её используем.

— Ой, как интересно… Только ведь я в общем-то не уверена, что тут действовали только Ирина и Андрей. Вернее, уверена в том, что парочка эта имела причины для того, чтобы убивать… Но могло же быть и так, что убивал тот, кто написал на бумажке фамилии своих будущих жертв… Ирина и Андрей вряд ли причастны к листку… А вот какой-нибудь маньяк-юморист…

— Возможно и такое, мой генерал. Только в этом случае юморист должен быть уж очень юморным, ну до беспредела. Разберемся, Танечка, взбодрим свои мозговые извилины. Дело того стоит. А теперь молчок. Мне нужно кое-что кое-кому…

Николай Федорович поднял к губам черный сотовый и, как в прошлый раз, я услыхала какие-то отдельные, вроде, вовсе не связанные между собой слова и цифры:

— Восьмой, десятый… угол… двадцать четыре.

Он довез меня до моего дома. Когда я отворила дверцу машины, чтобы выйти, тихо, но строго сказал:

— Это, конечно, не та история с наркотиками и Домом ветеранов работников искусств, но шутить и здесь со своей жизнью не следует. Итак отключка, грипп, дверь не открывать даже если приедут из Швеции вручать Нобелевскую премию. На всякий случай. Грипп и точка.

— Ждать вашего звонка?

— Ждать. И никаких гвоздей. Не могу гарантировать, что это произойдет скоро. Потому что нельзя своих противников держать за идиотов. Тем более больших юмористов. Чувство юмора, говорят, присуще только весьма неглупым особям! Только! Старайтесь, выздоравливайте, мой генерал!

Что делает человек, брошенный судьбой в одиночку? Которого лишили права гулять, ходить пол улицам, наслаждаться летним теплом, а также поездок в Серебряный бор, где можно вдоволь наплаваться в Москве-реке? Разумеется, человек этот принимается читать… Читает, читает, пока не надоест. Затем ест, пьет то кофе, то чай. Отвечает на телефонные звонки довольно гнусавым голосом:

— Ну! Такой отвратный этот грипп! Бестемпературный, но подлый! Все тело ломит… В ушах звенит. Глаза режет. И сопли, как вода, текут и текут. Лекарства? Да не берут! Мед есть, лимон есть, да, да, чай с малиной пью… Много воды пью… Спасибо за сочувствие…

Скучно, скучно на этом свете, господа, прозябать в одиночестве!

Наконец, настает такой момент, когда хочется музыки, песен… Когда я вдруг вспомнила про кассеты с Высоцким, что взяла без спросу у отсутствующего брата Дарьи, Виктора, в его сарае-мастерской с недоделанным надгробием. Что-то толкнуло, я и ссыпала их в сумку. А потом за всякими скоропортящимися делами — забыла… А они как лежали в той тоже брошенной за ненадобностью сумке, так и продолжали лежать. Терпеливо ждали своего часа.

Высоцкого я с детства люблю. Его могучая энергетика в спайке с юмором и точным словом меня заводит. И если тоска — гонит её прочь, только пятки у неё сверкают. Он поет так, как бы пел на «Варяге» или «Титанике», когда вот-вот и пучина поглотит всех. Но он не желает отказываться от куража. Он не признает силы обстоятельств. Он — сам по себе.

Я вставила кассету в магнитофон, и Высоцкий пошел куролесить:

В желтой жаркой Африке,В центральной её части,Как-то вдруг вне графикаСлучилося несчастье…

Я слушала песню за песней. Они грели мне душу. Они звали её в полет. Они учили плевать на потоп, даже если тебя вот-вот накроет с головой.

Только вот какая штука: с каждой дослушанной до конца кассетой таяла моя подпольная надежда на что-то такое-эдакое, порастала трын-травой, вера в высокое качество собственной смекалки таяла…

А мне ведь хотелось думать, — раз уж мозги закручены в сторону сыска-розыска улик, — что эти самые кассеты не простые, подсипывающие из-за старости, но с секретиком…

Однако я уже прослушала пять кассет, а ничего, кроме голоса певца, не возникало. Когда же включила последнюю, шестую, — и Высоцкий пропал, поползли какие-то шаркающие звуки, словно мели жесткой метлой, а потом и это пропало. я подождала, подождала и решила эту кассету выключить.

Но только протянула руку — раздался высокий такой, девичий голос Нины Николаевны с меточкой: она неточно выговаривала «л»:

— Не приставай ко мне, Витька! Что было, то прошло! Не цепляйся!

— Убью! — в ответ. — Ты, мать, меня плохо знаешь! Я заводной! Я юморной!

— Не смей! Это же…

Все. Ничего кроме. Словно кто-то внезапно отключил запись. Скорее всего, так и было. И пленка кончилась к тому же.

«Что же получается?» Мне почему-то потребовалось вскочить со стула и, натыкаясь на мебель, быстро шагать по комнате туда-сюда, туда-сюда.

Получался совсем неожиданный поворот истории и в чем-то очень для меня огорчительный: из круга подозреваемых никак теперь нельзя исключить брата Дарьи Виктора… хочу — не хочу…