Русский Моцартеум - Геннадий Александрович Смолин

чтобы понять, что же все это значит, и действовать по обстоятельствам.

XXVII. Репортаж с петлёй на шее

Русский солдат создан для победы, только умей его водить.

Наполеон I, император Франции

Брюки были на мне, так же как и остальные части облачения Гансвурста, – не самого удобного одеяния для пребывания в объятиях Морфея. Чувствовал я себя прекрасно и был как свежий гусар с известного полотна художника-передвижника.

С другой стороны, я ощущал себя последним болваном. Я содрогался, представляя, как мысленно потешалась надо мной царственная Линда Шварцер, кокетничая со свирепым гангстером Гансвурстом, подозревая, что перед ней агент из зарубежных спецслужб. Она поджидала только удобного случая, чтобы подлить ему (то есть мне) в коньяк какого-то мерзкого зелья. Что ж, всегда приятно осознавать, что ты внес хоть какое-то разнообразие в чью-то унылую и безрадостную жизнь. Я уже порядком наигрался в эти игры, чтобы огорчаться из-за того, что я выставил себя в нелепом свете.

Я посмотрелся в зеркало и поморщился. Из Зазеркалья на меня смотрел совершенно отпетый уголовник, который не остановился бы ни перед чем. Может, это и неплохо, поскольку только такой тип и мог рассчитывать на то, чтобы доиграть до конца предложенный спектакль и выбраться живым из этой передряги.

А ведь в целом мою работу можно было бы назвать успешной. Ведь цель моя заключалась в том, чтобы оказаться у них в логове. И что, разве я ее не выполнил? Контакт установлен, колесики завертелись. Поезд снова катил по нескончаемым рельсам после непродолжительной остановки. С превеликими усилиями мне все-таки удалось внедриться в неприятельские ряды. Более того, я оказался центральной фигурой в мизансцене грандиозного спектакля под названием «жизнь».

Конечно, все это не входило ни в какие концепции, планы и проекты, а было чистой импровизацией, что по канонам нашего ведомства не приветствуется. Именно поэтому мне повезло гораздо меньше: я оказался пленником, а не палочкой-выручалочкой. И все же в дальних закоулках своей бездонной и твердокаменной души я почувствовал, что доволен достигнутым. Режиссура удалась на славу: противник раскрылся и обязательно выложит мне козырные карты.

Я еще раз полюбовался на свою помятую физиономию в зеркале.

Некоторое время спустя в дверь постучали, и кто-то спросил:

– Проснулся?

– Спасибо, да.

Дверь приоткрылась, и незнакомый мужчина осторожно вошел в комнату. Увидев, что я лежу с завязанными руками, – из такого положения напасть практически невозможно, – он полностью распахнул дверь, окинул меня подозрительным взглядом и холодно произнес:

– Фрау Линда велела, чтобы ты побрился и переоделся во что-нибудь приличное. Хватит, говорит, разыгрывать из себя дешевого гангстера и болвана – вот тебе спортивная форма и кроссовки, переоденься. – И он кинул в мою сторону спортивную сумку.

– А это? – Я указал на связанные руки.

– Сейчас, – сказал он, вытащив нож и виртуозно освободив меня от пут. – Только без глупостей, все под контролем – включены камеры внутреннего и внешнего наблюдения. Вдобавок охрана и прочее.

– Понятно, – кивнул я, с наслаждением разминая руки.

Я понял, что фрау Линда будет интенсивно со мной общаться. «Только бы без применения спецсредств», – подумал я, хотя трудно было в моем положении рассчитывать на снисхождение.

Минут через двадцать в комнату вошла фрау Шварцер. Она придирчиво осмотрела мою модную куртку на молниях и спортивные брюки.

– Что ж, – усмехнулась она, – это уже немного лучше, чем гардероб фальшивого Гансвурста.

Воцарилось непродолжительное молчание, в течение которого, должно быть, мы оба вспоминали интимные подробности нашей вчерашней встречи. Я подумал о том, как мы чуть не занялись любовью.

Она сменила свой сексапильный наряд на синие джинсы и синий свитер с высоким воротником, но джинсы так соблазнительно обтягивали ее бедра, что она отнюдь не выглядела олицетворением святой невинности.

– Как вы себя чувствуете, герр Фрайер, Риттер, Функе или мистер… как вас там? Джеймс Бонд, не так ли? – спросила она.

– Я страшно разочарован. Насколько я помню, наша беседа сулила интересное продолжение. А что теперь?

– Теперь вы будете рассказывать как на духу.

– О чем?

Вдруг Шварцер шагнула назад, к двери, откуда тот самый мужчина протянул ей помповое ружье, которым она угрожала мне накануне. Шварцер смотрелась просто великолепно: высокая, величественная, настоящая, а не мифическая Маргарита из гётевского «Фауста». Ее волосы были подвязаны светлой лентой. Она уселась на скамью, держа ружье на коленях дулом вниз.

– Вы не должны были так себя вести. Вам следовало знать, что я никогда не позволю лапать себя примитивному уголовнику из Берлина.

– Если это лесть, – ухмыльнулся я, – то спасибо.

– Вы бы легли со мной в постель? Как Гансвурст?

Я изобразил удивление:

– Вы и сами, Линда, зашли достаточно далеко, – напомнил я. – Во всяком случае, вы многим успели досадить.

– Наверное, – согласилась она и после непродолжительного молчания добавила: – Как, например, вашей подружке из Мюнхена. Как, кстати, чувствует себя эта юная дуреха Эрика, с которой вы встречались в ресторанчике, уже в Мюнхене?

– Злится на меня, боится вас и жалеет себя… Но имейте в виду, я, как Гансвурст, защищаю своих клиентов, фрау Шварцер.

Она расхохоталась.

Может, хватит кормить меня вашим Гансвурстом и так дешево играть. Скажите хоть свое настоящее имя – терять-то вам уже нечего.

Шварцер не спускала с меня глаз.

– Должна вам сказать, Ганс Фрайер, гангстер из вас получился не киношный. Хотя кому-кому, а вам-то лучше знать, как это делается… Вы хотя бы брали за образец голливудских кумиров…

Я понятливо ухмыльнулся.

– Зато из вас получилась прехорошенькая гейша, фрау Шварцер.

Она поморщилась и потом произнесла, как будто сделала научное открытие:

– О, я поняла! Это все была игра, рассчитанная на просвещенных идиотов или кретинов-умников, так?

– Правильно, – кивнул я. – Это должно было выглядеть достаточно убедительно, чтобы все поверили в серьезность моих намерений. И ведь сработало, верно? Во всяком случае, с Эрикой мне все стало ясно сразу: она здесь ни при чём. А вот людям, которые мне нужны, было бы наплевать, кого я прикончу, – им самим убивать не в новинку. Не так давно здесь, в Берлине, погиб наш человек. Хантер. Помните Хантера, Шварцер? Он был помешан на коллекционировании картин и разного рода антиквариата. Еще он замечательно готовил.

– Я помню вашего коллекционера, – бесстрастно произнесла она. – Хотя назвался он иначе. Когда он второй раз появился на Курфюрстендамм в магазине Рашеля Диманта, нам показалось, что у него на уме нечто другое.

Я изучающе посмотрел на нее. И мысленно распрощался с последней надеждой: в глубине души я всё-таки ожидал, что она станет отрицать свою причастность к