Русский Моцартеум - Геннадий Александрович Смолин

женщины повторяют эту ошибку. Я никогда не мешаю секс с делом.

Ответила она не сразу. Потом снова засмеялась.

– Вот это философия настоящего мужчины! Гансвурст, вы просто чудо!.. Но ведь вас могла нанять фрау Лотта, жена генерала Бастиана? Не так ли?…

Я вздрогнул, но промолчал.

– … Не отпирайтесь, – мягко продолжила она, – я и сама про это знаю. Эрика Шнайдер мне многое рассказала.

– Эрика? Какая она все-таки болтушка! – невольно выпалил я. – Хотя что возьмешь с этого ребенка!..

Она легонько похлопала меня по плечу, а затем отвела мои руки от бедер, в которые я вцепился как истый самец.

– Довольно с вас секс-разминки, – сказала она, отходя. – Где мой коньяк?

– Там, где вы его оставили, – ответил я.

Я подошел к ней, и она протянула мне двойную порцию коньяку. Я небрежно взял его.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил я.

Шварцер улыбнулась.

– Ладно, блюдите свои дурацкие принципы. Я и без вас знаю, кто эта Эрика, и уже в Бонне догадалась, что и вы работали на фрау Лотту Бастиан.

– Дополнительная крыша не помешает, потом – деньги.

Она помотала головой.

– Нет, тут еще какая-то интрига, мне до конца неизвестная.

– География и история – это, конечно, интересно, – сказал я, – но я предпочитаю Эрос в самом естественном облике.

Я надеялся, что мой голос не выдаст охватившего меня волнения; я также мечтал, чтобы мои последние слова не разубедили ее продолжить рассказ. Впрочем, я был почти уверен, что этого не случится. Шварцер хотела рассказать все это мне, – Гансвурсту. Вот только почему?

Она продолжила диалог, даже глазом не моргнув:

– Пора задать несколько вопросов по поводу недавней жуткой гибели политической пары. Хотя кто его знает…

Я спросил:

– Все это страшно интересно, но какое отношение это имеет ко мне?

– Тут цепляются одно за другое множество причин и следствий, – задумчиво отозвалась она. – Можно допустить, что Бастиан прикончил Келли из ревности – поводов у него было предостаточно, подле нее вилось много мужчин из стана «зеленых».

– Восхитительно было бы от одной мысли, что он ее так любил, – мечтательно вставил я.

Она вдруг резко тряхнула головой:

– Но я не верю в то, что Герд убил ее и себя, не верю ни на йоту. Боюсь, что Бастиан и Келли были замешаны в каком-то крупном и опасном деле. Как бы там ни было, но их трагический конец красноречивее всех слов на свете. Как говорил Шекспир в «Гамлете»: «Убийство хоть и немо, говорит чудесным языком»… Но это размышления на лестнице. Мой тезис в счет не примут. Если только…

– Что «только»?

Она допила коньяк.

– Я вам хорошо заплачу, – добавила она как бы ненароком.

– Разумеется, – кивнул я. – Мало интересует «за что?», важнее всего – «сколько?».

– Я не стану мелочиться, Гансвурст, – многозначительно произнесла она.

Мой ответ был прогнозируем:

– Я предпочитаю наличными.

Она громко расхохоталась, давая мне понять, что не обиделась.

– Вы неотесанный мужлан, – сказала она. – Не беспокойтесь, наличные тоже будут.

В следующий миг она очутилась в моих объятиях, а может, я – в ее. Трудно сказать. Не стану утверждать, что первый атаковал я, но и другой вариант оспаривать не собираюсь: Ганс Фрайер не из тех, кто кичится своими пуританскими установками, когда перед ним открываются такие перспективы в лице столь роскошной и доступной Линды Шварцер. Что же касается твердокаменного агента Рудольфа Смирнова, то я и думать позабыл, чью роль играю, когда ее пухлые губы слились с моими, а под руками затрепетало гибкое, упругое тело.

Между тем, своим звериным чутьем я уловил, как некто, скорее всего мужчина, вошел в особняк через заднюю дверь и затаился, ожидая своего часа. У меня был изумительный слух, хотя я и не был охотником, но мне приходилось не раз сидеть в засаде, вслушиваясь в шорох в близлежащих кустах или в нечаянный хруст ветки под ногой, который предупреждал о том, что объект рядом. Только на сей раз я прекрасно осознавал, что засада приготовлена для меня.

– … Ты ведь сделаешь это, да? – жарко выдохнула она. – Поможешь мне доказать правду? – Не дождавшись ответа, она рассмеялась и горячо задышала мне в ухо. – Мне страшно надоели эти игры в демократию, в какой-то идиотский многополярный мир – от этого все беды.

– И мне тоже, – сказал я в ответ, поскольку большая часть моего мозга стремилась сейчас продолжить тесное общение с обворожительной Линдой.

– Пойдем сюда, милый.

– Конечно, крошка, – пробасил я заплетающимся языком.

Я глубоко вздохнул, выпрямился и тупо посмотрел на Шварцер. Лицо ее почему-то расплывалось и качалось, будто отражение на воде. Как ни пытался, я никак не мог собрать его в фокус. Она стояла в третьей позиции, как балерина в «Лебедином озере», и как-то странно улыбалась.

Я кинул быстрый взгляд в сторону пузатых рюмок, которые стояли рядышком на кофейном столике.

– Ах ты, курва! – услышал глухой, словно из подземелья, голос мафиози Гансвурста.

Она расхохоталась, наблюдая за мной с нескрываемым любопытством. Мне предстояло сделать выбор, и я быстро схватил Шварцер за руку, прежде чем вероломная хозяйка успела попятиться.

– Мне тебя жаль, – промямлил Гансвурст заплетающимся языком. – Не надо было тебе… меня…

Я нарочно оборвал фразу и закатил глаза. Пальцы мои разжались. Я осел на колени и бухнулся вперед, ухватившись за ее ноги.

Она нагнулась, разжала мои непослушные пальцы.

– Спокойной ночи, – прошептала она. – Спокойной ночи, Вольфганг Риттер, Гансвурст Фрайер, Владек Функе – или как тебя лучше звать, доктор Зорге?

Я понял, что нашел то, что искал… Это был тот самый приглушенный голос, который слышал я в Мюнхене, когда Эрика говорила по телефону. Это была Линда Шварцер – женщина, которая все это время знала, что я вовсе не дешевый гангстер Гансвурст Фрайер.

Риск для моей жизни был огромный. Впрочем, не похоже было, чтобы они пустились на все эти ухищрения только лишь с целью меня убить. Но если хочешь добыть какую-то важную информацию, приходится время от времени идти ва-банк.

… Меня везли в автомобиле. Трудно сказать, как долго. Я, так сказать, включался и отключался. Потом машина остановилась.

Меня куда-то перенесли – кажется, в помещение, на второй этаж, – и оставили в покое. Я будто провалился в глубокий колодец и долго летел в никуда. Проснувшись, я обнаружил себя лежащим на полу; связаны были только руки.

По привычке я попробовал прочность своих пут. Я не рассчитывал обнаружить, что узлы где-нибудь ослаблены. И не обнаружил. С самого начала все было проделано ловко и профессионально. Эти люди знали, что делают. Проблема теперь заключалась в том,