Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин

вошел в организованную Шлиссельбуржцами организацию «Транспортный Кооператив», которая предполагала создать автотранспорт где-то на юге в Крыму. В августе 1917 Керенский нас мобилизовал.

Если кто сомневался в политической направленности Козлова, автобиограф добавлял: «Нужно сказать, что еще по дороге из ссылки я примкнул к пораженцам и проводил их политику. В августе попал в армию, был выбран в ротный и полковой комитет». Правда, дифференциация политических сил была еще не закончена, но тенденция была ясной. Козлов на фронте активно выступил против эсеров. «В полковом комитете было 2 большевика и 2 нас (я и еще другой товарищ), не большевики, но и не эсеры. Мы должны были составить оппозицию эсерам, имевшим большинство в полку. При проведении наших мероприятий мы были в связи с Подвойским» (руководителем военной организации большевиков).

После Октября Козлов продолжил проводить революционную политику в большевистском ключе и мог привести еще больше фактов, свидетельствующих в пользу его борьбы как с эсерами, так и с крестьянскими и интеллигентскими организациями, их поддерживавшими. Возглавляя Ямбургский ревком, автобиограф исключал из него эсеров, разогнал крестьянский совет и земство. Одновременно он учреждал подлинно большевистские организации – советы:

Узнав о событиях, украл у надзирателя шинель и… прибежал в Военно-Революционный комитет (в Ямбурге). Там получил назначение ехать для связи Ямбурга с Нарвой. Затем был избран председателем Ямбургского Военно-Революционного комитета. В то время оттуда 2 эсера вышли, а одного мы исключили. В это время существовал исполком, который не был популярен. Мы решили ликвидировать ревком, разогнать крестьянский совет и земскую управу и создать исполком. Я работал по организации волостных советов. Ненужные организации разогнали. Комитета партии большевиков в Ямбурге не было. Было два коммуниста, из них один уехал в отпуск, а другой демобилизовался. В это время немцы взяли Юрьев. К нам влилась группа Юрьевцев-коммунистов. В это время я принял отдел народного образования. Приехал комитет, который начал вводить реформы. Так у нас при исполкоме каждая волость имела своего представителя. Большевики это отменили, заявив, что совет должен быть рабочим.

Затем Козлов был избран в президиум исполкома и начал свою работу в народном образовании. Формально Козлов к большевикам не присоединился. Внутри него клокотало бунтарское «я», он был еще не готов признать партийную дисциплину: «В партию большевиков я не вступал из‐за некого самолюбия, считал, что если не вступил в 1917 году, то теперь, когда (пришли) большевики, и не надобно вступать». Однако при наступлении Юденича Козлов ринулся в партию (май 1919 года), добровольно отбыл в армию (коммунистическая рота) и был назначен комиссаром пулеметной команды.

Бóльшая часть уточняющих вопросов касалась политического прошлого Козлова.

– Когда отстал от эсеров и вступил в РКП? <…> Эволюция от эсеров к большевикам?

– В Ростове-на-Дону моя точка зрения была такова: чем больше забастовок и стачек, тем лучше для революции. Мне было тогда 16 лет. В группе работали тогда эсеры и социал-демократы. Все листовки обыкновенно требовали «Долой войну» и т. д. В Иркутской губернии я попал к Конову, а затем к эсерам. <…> На собраниях был только один раз, зимой 1917 года. Эсером фактически не был и билета не имел.

– Была ли связь с эсерами по приезде из ссылки?

– Не было.

– Когда был в Ямбурге, и не было ни одного коммуниста, то по чьим директивам работал?

– Общее руководство было из Военного Отдела п<артийного> к<омитета>. Там был Подвойский. <…>

– Промедление вступления в РКП не объясняется ли связью с эсерами?

– Об отношении к эсерам уже указал. Добавлю, что в 1920 году предложили работать в ЧК…

– К какой группе эсеров принадлежал?

– Был против ликвидаторов подпольной группы. <…>

– Имела ли ваша группа в Ростове-на-Дону влияние на рабочих…

– Листовки распространялись среди рабочих и солдат и обращались к тем и другим.

– Была ли велика группа до ареста?

– Было в группе около 40 человек, она собиралась в месяц раз или два. Каждый член группы был связан с заводом.

«Чистильщики» не удивлялись, что у Козлова «партийной выдержки нет», ведь он «был в Ростовско-Нахимовской группе эсеров в 1914–15 годах». «У Козлова есть отрыжка старого эсера», – говорили некоторые. «Бунтарский характер и влияние партии эсеров» не оставили Козлова равнодушным[539]. Несмотря на негативные характеристики, из вуза Козлова все-таки не исключили. Однако в его случае показательно то, с каким рвением автобиографа, пытавшегося всеми силами представить себя как неопределившегося, старались записать в сознательного эсера. Поскольку эсеровская идеология не предъявляла к кандидату особых требований при вступлении, то и отличить беспартийного неопределившегося от замаскированного врага было непросто. Учитывая же долгую историю борьбы эсеров с большевиками после революции, одного упоминания совместной работы с этой мелкобуржуазной партией хватало для того, чтобы заставить «чистильщиков» серьезно засомневаться. Никакие заслуги перед революцией, даже непосредственная борьба с эсерами, как в случае Козлова, не производили впечатления. Наоборот, долгий подпольный стаж, пусть и без формального членства, говорил о том, что изжить сформированные совместной работой с эсерами привычки будет непросто.

Товарищ Козлова по комвузу Ежов Михаил Александрович себя не считал эсером, даже бывшим. Но однокурсники усердно прочесывали его прошлое в поисках признаков таких симпатий. От Козлова, однако, Ежова отличало то, что он не только говорил о своих заслугах перед большевистской революцией, но и честно признавался в прегрешениях перед ней. Ежов оказался вместе с эсерами случайно, по глупости и из‐за отсутствия политического опыта. Зачастую отсутствие политической сознательности и признание во временных заблуждениях являлись более надежной защитой, чем долгий подпольный стаж работы и революционные заслуги, совмещенные с содействием небольшевистским партиям.

«Я родился в 1895 году, – рассказывал Ежов в устной, зачитанной перед товарищами автобиографии. – Мать крестьянка, отец по специальности повар, много путешествовал. Жил у деда и дяди крестьянина… в 1914 году сдал экзамен на учителя городского училища, но места не получил. В 1915 году работал на железной дороге, а затем поступил на Сормовский завод в слесарную мастерскую… был счетоводом. В марте 1919 я был мобилизован, в Красную армию попал в Нижний Новгород в 2‐й артиллерийский полк. В это время Колчак подходил к Казани. После Колчака нас перебросили на южный фронт. Там был красноармейцем. Был в боях».

Вопросы, обращенные к партийному прошлому Ежова, основывались на деталях, присутствовавших только в несколько отличавшейся письменной версии его автобиографии (ниже цитата из неотредактированной записи, которая фиксирует вопросы Ежову в форме третьего лица, а его ответы сохраняет в первом).

– Была ли связь с эсерами и меньшевиками? Какая и когда?

– В партии эсеров и меньшевиков не был. Вообще никаких партий не понимал. В Сормове