Форсайты - Зулейка Доусон

– Я знала, мы найдем ее! И мы нашли. Но без вашей помощи в самом начале нам бы это вряд ли удалось! Майкл, вы сущий ангел!

В последнем он сильно сомневался, зато голос вызвал зримый образ: сумочка… подбородок… Джун Форсайт! В первые дни войны она пригрела художника-эмигранта, чья дочь куда-то пропала, вспомнил он и справился о подробностях в картотеке бесплодных попыток, хранившейся у него в мозгу. Эта миниатюрная решительная старушка явно заключила сделку со святым Иудой!

– Прошу вас, передайте Джулиусу, что я очень рад за него. Так, значит, она все-таки жила в моем избирательном округе?

– Нет, мы разыскали ее в Бристоле, она подрабатывала в доках. Бедная девочка только так могла заработать себе на жизнь!

Смысл ее слов дошел до Майкла только секунду спустя.

– А! Так-так. Она воссоединилась с отцом?

– Пока нет. Она должна приехать завтра. Я сказала Джулиусу, что она может пожить у меня, пока мы не найдем им собственное жилье, пока они вновь не узнают друг друга. А тогда она сможет помогать мне в галерее. Она очень милая, и ей всего семнадцать.

Голос старушки сохранял всю прежнюю страстность, и Майкл подумал, что это отголосок ее внутренней силы, определяющей ее устремления и поступки. Во всех знакомых ему Форсайтах крылась та же сила.

– Ну, я очень рад, что все устроилось.

– Благодаря вам! Так всего хорошего!

Чувствуя себя чуть менее пустышкой, чем ему казалось до этого разговора, Майкл надел шляпу, пальто и отправился по холодным улицам к себе в клуб.

Несправедливо! Вот к какому выводу пришел Джон. Или ему только показалось? Трудно было что-то уяснить, когда так жарко и все болит. Несправедливо, что они разлучают его с Флер, когда он ее так любит. Флер! Если они воображают, что два месяца в Испании изменят его чувства к ней, то сильно ошибаются. Он написал для нее стихи. Словно бы при свете луны, так, что еле различал ручку, а слова ложились на бумагу серебряными чернилами. Они куда-то пропали. Если бы только удалось их вспомнить!.. Будь Флер здесь, он бы ей их прочел. «В сонном испанском городе… Голос говорит…» Что?.. Что дальше? «Удрученный…» Нет. Не то. «Удрученный» не подходит. «Истерзанный»? Да, как будто… «Истерзанный» лучше, но не то, не то. «Обездоленный»! Да, да! Если он сейчас умрет, они до смертного часа будут жалеть, что обездолили его, отняли Флер! Если бы увидеть ее еще хотя бы раз! Но как темно… и больше это не имеет значения… ничто никакого значения не имеет…

Внезапно Джону почудилось, что с ним говорит ангел, читает ему его стихи – строку за строкой…

Флер приняла решение. Самое простое. Раз сделать больше ничего нельзя, она усилием собственной воли заставит Джона жить. Что привело ее сюда, в этот роковой дом, в этот решающий момент? Что, как не ее воля? Джон уже лежал бы мертвый, на носилках «скорой помощи», если бы не обстоятельства, созданные силой ее воли. Теперь она все поняла. Просто этому было суждено случиться. И она его спасет. И поняла, что, спасая его жизнь, спасет свою собственную. Так суждено!

Она наклонилась на стуле, придерживая холодный компресс на его лбу, и смотрела ему в глаза, уже не казавшиеся ей незрячими, вливая в них свою волю к жизни. Несколько раз она чуть было не сказала Джону, что она с ним, что она любит его по-прежнему и никогда его не оставит, но даже теперь мысль, что места для ошибки больше нет, заставляла ее соблюдать осторожность. Вдруг он что-то пробормотал, но это был лишь бред. А один раз ей показалось, что он произнес ее имя. Это было уже слишком, больше она молчать не могла.

– Да, Джон, я тут, – шепнула она и добавила сквозь жгучие слезы: – Не покидай меня!

Ответом ей был бессвязный лепет. Недоговоренные слова, вздор. И внезапно она ясно расслышала свое имя. Надежда, граничащая с паникой, пронзила ей грудь. Флер нагнулась ниже. Пусть, пусть у него достанет сил! Она глядела ему в глаза, и ей почудилось, что свет в них угас.

Она позвала Траскотта.

Зачем? Он же сказал ей только то, что она заранее ожидала услышать от него. Высокая температура. Холодный компресс. Не помешает молитва… Молитва! Какой толк от докторов? Священник мог бы оказаться полезней! Она отослала Траскотта.

У Флер, дважды крещенной на двух языках, не было веры, кроме веры в себя. Она не знала наизусть ни молитв, ни псалмов, не то она не побоялась бы нарушить их звуками глухую тишину. И вдруг она сообразила, что одно заклинание знает наизусть. Стихи, которые Джон написал для нее и прислал ей из Испании. Для Флер они были священней любой молитвы. И тихо-тихо она начала декламировать:

Голос, в ночи звенящий, в сонном и старом испанском

Городе, потемневшем в свете бледнеющих звезд.

Что говорит голос – долгий, звонко-тоскливый?

Просто ли сторож кличет, верный покой суля?

Просто ли путника песня к лунным лучам летит?

А затем в последней строфе, подчиняясь подсознательной потребности, она изменила одно слово и не заметила этого:

Нет! Обездоленное сердце плачет, лишенное счастья,

Просто зовет: «Когда?»

Глава 9

Посещение

Когда на исходе вневременной ночи температура Джона снизилась, что-то во Флер сломалось, и она почувствовала свинцовую усталость. Вошел Траскотт и произвел очередной осмотр. Да, кивнул он, температура понизилась, состояние заметно улучшилось, прогноз много лучше. Пациент, кто бы он ни был (вопросительно-насмешливый взгляд на свою нанимательницу), уже почти вне опасности.

Флер прижала ладони к глазам, прогоняя сон, и поднялась со стула. Последний раз поглядев на Джона из дверей, она спустилась вниз. В кабинете ее ждал Фрэнсис.

– Вы давно тут? – спросила она, не в силах задумываться над тем, почему американец вообще здесь.

– Не больше часа. Ваша кастелянша проводила меня сюда. Она сказала, что Джон тут с вечера.

– Да, – ответила Флер, глядя американцу прямо в лицо, как всегда открытое, но теперь очень серьезное, и не заметила ни тени гневного возмущения. – С ним случилось несчастье.

– Попал под бомбежку. Я знаю.

Флер только вопросительно наклонила голову.

– Как ни грустно, я его вызвал к себе. А когда он не приехал, взял джип и попробовал его разыскать. На поиски ушла почти вся ночь.

Она уловила в словах Фрэнсиса незаданный вопрос, но не помогла ему: ведь он был виной того, что Джон оказался на шоссе!

– Его близкие просто с ума сходили от тревоги.

И почему она им не сообщила? Флер увидела этот вопрос в грустных глазах американца. Ну, честный ответ ему вряд ли понравится – что за всю ночь она просто ни разу о них не подумала. Не стоит его спрашивать, почему Джон отправился к нему на ночь глядя. И ответила так:

– Да, конечно. Я ведь тоже.

Фрэнсис выслушал ее ответ с быстрым косым взглядом и откинул голову привычным движением.

– Как он сейчас?

– Выкарабкивается. Если хотите подняться к нему, с ним мой врач, он вам все объяснит.

Фрэнсис молча кивнул, забрал со стола фуражку и перчатки и встал. В дверях он обернулся и сказал:

– Флер, я позвонил отсюда в Грин-Хилл. Надеюсь, вы не против? Они скоро приедут.

Флер чуть-чуть пожала плечами, но Фрэнсис словно прирос к порогу.

– Что-нибудь еще? – спросила она, и Фрэнсис медленно покачал головой.

– Да нет, пожалуй, – ответил он, опять быстро на нее взглянув. – Во всяком случае, ничего неотложного.

Она прислушивалась к легким шагам американца на ступеньках, а затем и к другому, более отдаленному звуку: где-то легкомысленный петух приветствовал пением пепельный рассвет.

Флер накинула пальто на плечи, через внутренний двор вышла на террасу и остановилась там, глядя невидящими глазами на почти зимний пейзаж. Светало, и газон перед ней был покрыт инеем, точно глазурью. Все застыло в полном безветрии. Лишь на вершине старого дуба нескончаемо каркали две вороны, и черные их перья глянцево блестели на фоне черных сучьев под туманным небом. Флер закуталась в пальто, прижала меховой воротник к лицу, машинально оберегаясь от холода, которого еще не почувствовала. Собственно, она не чувствовала ничего – только свою удаленность от всего сущего. И словно через плечо смотрела на то, что было вокруг, и на себя. Пожалуй, это были самые странные минуты в ее жизни.

Ощущала бы она себя так, если бы Джон все эти годы принадлежал ей? Как легко могло бы это произойти! Живи они вместе здесь, в Робин-Хилле, Джон, наверное, воевал бы, чего ему так хотелось. И мог бы вернуться к ней инвалидом, мог бы лежать наверху, как сейчас, но в их общей спальне, в их общей кровати. И, всю ночь ухаживая за ним, она ждала бы тогда появления сложного переплетения их родственников.

«Да, конечно, Холли… Вэл… Джун, поднимитесь к нему, но только на минутку. Я не хочу, чтобы он, вернувшись домой, переутомлялся!»

Приехала бы его мать? Вошла бы эта женщина хоть раз в этот дом, пока его хозяйка была бы она, дочь ненавистного первого мужа? Приедет ли она сейчас?

Флер почувствовала щипки холода на щеках и кончике носа, но продолжала стоять как стояла и даже не поежилась.