Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник) - Наталья Павлищева

Перед своим уходом он долго беседовал с сыном, убеждая быть осторожным и осмотрительным.

– Греки хитры, всегда были хитры. Война с ними удалась только князю Олегу, да и только потому, что не подозревали о русской силе. Даже князь Святослав погиб из-за их хитрости. Нам ни к чему вести с греками войну, если будут откупаться, откуп бери. Не рискуй, прошу тебя, ты мне дороже любых греков.

Неизвестно, как слушал отца молодой князь, только поступил он по-своему.

Наконец русский флот двинулся вниз по Днепру. Кажется, только тут византийский император Константин понял, что подготовка Киева к войне не была просто демонстрацией силы или попыткой устрашения на расстоянии. Оттуда спешно отправились послы с извинениями за убийство русского в драке в Константинополе.

Владимир напрочь забыл все советы отца, вернее, согласился на откуп, но назначил такую цену, в которую послы не сразу поверили, – больше двадцати гривен на одного вышедшего в поход воина! Возможно, если бы русские суда стояли под стенами Константинополя, как когда-то ладьи Вещего Олега, греки и выплатили бы любую сумму, но пока молодой князь находился со своими далеко, и сделка не состоялась. Теперь военное столкновение было уже неизбежно.

Иван Творимирович попробовал напомнить молодому князю просьбу отца быть осторожней:

– К чему столько требовать? Не лучше ли получить меньше, но вернуться с честью, чем рисковать?

– Вот пусть отец и осторожничает со своими ляхами вместе! Ему только замиряться со всеми.

Воевода даже обиделся за князя Ярослава:

– Князь, когда нужно, и соколом в седло взлетал, и ястребом на врага кидался, а только вначале всегда замириться старался. Греки, они на море воевать горазды, у них огонь страшный есть…

– У них греческий огонь, а у нас дружина Ингвара!

– Да ведь варяжских всего три десятка судов, остальные наши, к морю не приученные, – вступил в разговор и Вышата. Ему тоже очень не нравилась ненужная горячность молодого князя. Сердце чуяло, что быть тому битым! – С греками на море биться, что против ветра плевать.

Слышавший разговор Ингвар захохотал во все горло:

– Так и скажи, воевода, что боишься греческого огня! Князь, может, оставим воевод здесь, пусть пороги сторожат, пока мы побеждать будем?

Никаких увещеваний не получалось, бахвальство варяжской дружины делало свое дело, тем более вспомнили, что Харальду удалось одному справиться с таким числом греков. Стало казаться, что глупых византийцев побить, что плюнуть, только не против ветра, а просто мимоходом. Воеводы только вздыхали: князь им не простит поражения сына…

Оставалось только махнуть рукой и положиться на судьбу да Божью помощь.

Владимиру удалось пробить первые выставленные против него кордоны византийцев и пройти к самому устью Дуная. На военном совете русские воеводы, привыкшие сражаться в пешем или конном строю, предлагали встать в поле, дожидаясь сражения. Но варягов такое ожидание возмутило:

– Для того ли мы пришли столькими ладьями, чтобы чего-то ждать?! Вольдемар, мы пройдем и возьмем либо этот город, либо огромный выкуп с него!

Корабли двинулись вдоль побережья под стены города. Мало того, они внезапно для византийцев прошли под самыми стенами и оказались в Мраморном море. Владимир решил, что в случае необходимости он сможет взять город, а пока отправил свое посольство в Константинополь. Теперь требование русских возросло, вернее, Владимир сильно завысил число своих воинов, видимо, чтобы дополнительно устрашить противника. Князь требовал выплатить… почти 35 000 гривен золота!

Если греков требование и впечатлило, то не так, как ожидал князь. Они решили дать бой.

О чем думал Владимир, неизвестно, скорее всего его подвела молодость, а слушать опытных воевод отца не очень хотелось. Варяги настраивали на бой и уверяли, что справятся с любым флотом врага!

Император Константин попросту перехитрил своего молодого противника. Для начала он отправил предупреждение, что начнет бой с рассветом. Русские суда изготовились, византийские тоже, но солнце уже взошло, шел час за часом, а греки все не начинали. На вопрос своих приближенных император ответил, что просто изматывает противника ожиданием.

Владимиру бы напасть самому, но он почему-то тоже ждал. Наконец битва все же началась. Русские суда окружили небольшие по сравнению с ними византийские, но у тех был страшный «греческий огонь»! Множество кораблей загорелось, строй рассыпался, это вызвало еще большую панику.

И все же русским удалось собраться и снова выстроиться для сражения. Но… его не произошло вовсе! То ли греки знали о такой особенности своей погоды, то ли случайно, но неожиданно разразился настоящий шторм! Ветер бросал русские суда на скалы, в то время как опытные византийцы сумели на своих спрятаться в гавани. Даже ладья самого князя пошла ко дну! Незадачливого флотоводца взял на свою Иван Творимирович, тем самым спасая от гибели.

Погибло множество русских и варягов, только части флота удалось уйти в сторону устья Дуная. Там их нагнали преследовавшие триеры византийцев. Чуть придя в себя, русские показали, что не собираются сдаваться и еще чего-то стоят! Развернув ладьи, они дали бой, потопив все догонявшие их суда Византии.

Варяги во главе с Ингваром пробивались сами. Они сумели удрать к побережью Кавказа и нашли кому служить в Грузии. Сильные и отчаянные воины ценились у всех правителей, только вот они не смогли помочь князю Владимиру.

На берегу осталось большое количество воинов с разбитых бурей и погубленных греческим огнем ладей. Среди них не было княжеских дружинников, и их было слишком много, чтобы забрать к себе на ладьи. Судьба бедолаг не могла быть завидной, но они решили пробиваться на Русь пешим ходом. Вышата, участвующий в походе, тоже сошел на берег, заявив, что если суждено погибнуть, так вместе с ними.

Конечно, византийцы стали преследовать это «войско», у которого ни оружия, ни щитов толком не было. Конечно, их победили и, взяв в плен, в Константинополе ослепили.

Владимир вернулся в Киев побитым щенком. Он очень переживал свое поражение. Отец не стал ни в чем укорять, только напомнил, что просил быть осторожней и, если предложат выкуп, брать не раздумывая.

Сам Ярослав сумел если не победить, то серьезно потрепать мазовшан. К тому же он заключил новый договор с Казимиром, по которому тот вернул на родину всех когда-то полоненных Болеславом русских. Пришлось польскому королю собирать рабов у своих подданных. Вернулись не все, кто-то уже умер, кто-то обзавелся семьей, кто-то больше не верил в защиту на Руси, ведь прошло столько времени, пока о них вспомнили!

Кроме того, сидевший в Турове сын Ярослава, Изяслав, женился на сестре Казимира Гертруде. Сначала казалось, что этот брак будет очень полезным для Киева. Но не все получалось так, как задумывалось, и у князей тоже.

Если честно, то новая невестка сразу не понравилась княгине. Ингигерд и сама не могла объяснить, в чем дело. Вот не нравилась – и все! Ярослав смеялся:

– Просто ты такая же свекровь, как и все!

Но нутром он чуял, что Ингигерд права.

Так и вышло, Гертруда и Изяслав жили душа в душу, только их души очень быстро оказались отвернуты от Киева! Возможно, ошибкой было давать Изяславу воеводой сына Коснятина Коснячко, Перенега. Выслав из Новгорода самого Коснятина, Ярослав не тронул его родственников и теперь пожинал плоды. Молодого Изяслава, видно, со всех сторон настраивали против отца.

Уже своего первенца туровские князья назвали Мстиславом. Это даже порадовало Ярослава, хорошо, что помнят родича. Но когда второму дали имя Святополка, понял, что не в памяти дело, вернее, в памяти, но не той. То ли Изяслав обиделся за посажение в Туров, то ли, напротив, слился с этим городом, но он все время тянул в сторону.

Это стало настоящей бедой для князя, тем более после смерти старшего сына Владимира. Но до этого произошло еще многое…

Дела семейные

Харальд дожидался окончания войны в Новгороде. Там он получил свое богатство с добавленной оплатой труда на Ярослава, женился на Эллисив и отбыл с ней сначала в Швецию, а потом и в Норвегию.

И снова Ярослав убеждал и убеждал, что нужно попробовать решить все добром. Не может Магнус пойти против воли своего приемного отца!

Неизвестно, это ли сыграло свою роль, или Магнус просто не был готов вести войну еще и с Харальдом, боясь, что бонды поддержат сводного брата погибшего Олава, но он действительно поделился. Норвегия была разделена между Харальдом и Магнусом, и Елизавета Ярославна первой из сестер стала королевой. Пока норвежской.

После смерти Магнуса Харальду досталась вся Норвегия, но он, осуждая беспокойного племянника, не удержался и сам принялся воевать за Данию. В этой войне не менее беспокойный, чем приемный сын, зять Ярослава сложил голову. Елизавета осталась с двумя дочерьми. Вернее, одна из них тоже умерла в минуту гибели отца, как утверждают саги.