Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник) - Наталья Павлищева

– Выдашь ли сестру, коли посватают?

– Добронегу? Да ведь она давно в Польше, с Предславой уехала…

Ему очень не хотелось ни самому вспоминать те тяжелые дни, ни напоминать о них княгине, все же с Предславой была и его первая жена Анна, а князь помнил, что женщины ревнуют даже к давно забытому прошлому. Не одни женщины, он тоже…

– Негоже девушке замуж идти без родственного благословения. И без приданого тоже не годится. Подумай о том.

– Иринушка, как же ты у меня разумна!

Ингигерд чуть улыбнулась, она постепенно привыкала к этому имени – Ирина. Раньше Ярослав всегда звал Ингигерд, а теперь они словно заново знакомились. И в их отношениях тоже многое изменилось. Шли годы, страсть постепенно отступала, но зато рождалось новое – дружба, доверие, понимание с полуслова. И Ингигерд радовалась вот этому растущему пониманию, оно трудно рождалось многими годами и было самым дорогим.

Теперь главной заботой княгини были дети, Вячеслав вон еще совсем маленький, да и Анна невелика, но уже был внук – у Владимира в Новгороде родился сын Ростислав.

Сам князь прожил уже шесть десятков лет, возраст для мужчины солидный. Многое пережил, многого достиг, но сколько еще не сделано. Ингигерд понимала заботы мужа, они давно стали ее заботами, хотелось оставить детям сильную единую Русь, хотелось научить тому, чтобы не ссорились меж собой, чтобы никогда больше не было на Руси братоубийственной войны.

Словно искупая вину перед сестрой за то, что не спас их тогда в Киеве и пришлось жить на чужбине по воле короля Болеслава, Ярослав дал согласие на брак Марии-Добронеги и Казимира Польского. И дал княжне такое приданое, что поляки писали в своих хрониках, мол, можно считать, что Польша обогатилась этой женитьбой молодого короля. Мария была ревностной католичкой, родила мужу четверых детей и, видно, была счастлива в своем браке.

Уступая просьбам зятя Казимира, Ярослав вынужден был воевать в Мазовии. Ничего хорошего из похода не получилось, но хоть потерь не было, и то ладно.

Ярослав был озабочен другим. Умер митрополит Иоанн, и Руси был нужен новый. В Византию отправилось посольство во главе с греком Леонтием. Вернулись быстро и с хорошими результатами, привезли нового митрополита – грека Феопемпта, а самого Леонтия поставили епископом в Ростов.

Князь и княгиня встречали митрополита с большой честью, теперь, казалось, все вопросы внутри самой Руси будут решены. Строилась Святая София, огромный митрополичий двор, переписано большое количество книг, обучены грамоте многие дети, есть из кого выбирать для дальнейшего обучения священников… Но радовался Ярослав недолго.

Первым, что сделал новый митрополит, было… освящение Десятинной. Это граничило с оскорблением. Получалось, что до тех пор вся служба в ней шла незаконно?

– Не доверяет? Считает нас недостойными? Словно мы в вере слепые щенки? – Будь это не митрополит, а кто-то другой, Ярослав принял бы меры, и Киев для такого был закрыт навсегда. Но изгнать встреченного с почетом и выпрошенного в Царьграде митрополита князь не мог.

Феопемпт провел освящение очень торжественно, это слегка сгладило, но не уничтожило обиду на него. Отношения заносчивого грека с князем и княгиней остались натянутыми. Ярославу уже не хотелось обустраивать митрополичий двор. Зато зрело решение выступить против Византии.

Дело в том, что отношение к русским в Константинополе с каждым годом все более ухудшалось. Князю то и дело доносили об обидах, чинимых греками, в нарушение прежних договоров. В самом Константинополе привычно шли дворцовые перевороты. В последнем из них принял деятельное участие… Харальд, тогда еще искавший себе славы ради женитьбы на Эллисив.

Меньше всего искренне верующему Ярославу хотелось воевать со страной, давшей Руси православие. Но сам же Константинополь показывал пренебрежение русской церковью и князем тоже. Понимая, что киевским ополчением с морской державой не справиться, Ярослав привычно позвал варягов.

Скандинавия привычно откликнулась с удовольствием. На тридцати кораблях прибыл конунг Ингвар. Когда об этом сообщили князю, тот взъярился:

– Они что, считают, что мы на прогулку плывем?! Это десятая часть нашего собственного флота! Стоило и присылать такую «помощь»?!

Спасло только то, что под начало Ингвара встали все шведы, служившие в Новгороде и в Киеве. Немного придя в себя, Ярослав все же принял конунга с почетом и поручил ему всех варягов.

И все равно, никто не мог понять, чего же князь ждет? Он словно нарочно тянул время. Это при том, что о его приготовлениях было широко известно, тем более что с Константинополем была постоянная связь у митрополита.

Ингигерд Ярослав объяснил просто:

– А кто поведет? Я уж давно седьмой десяток разменял, а Владимир неопытен, чтобы воевать против греков.

– Но твой дед воевал и без опыта…

– Ирина, князь Святослав жил войной, понимаешь? Для этого Святославом надо родиться. Владимир хоть и умница, да не воин. Не ему с хитрыми греками справиться.

Может, потому тянул и тянул князь?

За это время Владимир «сходил» на финские племена – емь. Сходил удачно, разбил, набрал себе из них воинов, но на обратном пути едва не потерял всю свою конницу из-за непонятного мора. Словно какая-то сила противодействовала столкновению Руси и Византии.

А Ярослав решил обзавестись еще одним союзником – Германией. Но сделать это так, чтобы о самом союзе никто не догадался. Для этого к немцам было отправлено огромное посольство с богатейшими дарами – предлагать руку одной из Ярославен королю Генриху Немецкому. Связать Генриха Немецкого брачным договором значило связать и союзным тоже. Какую из дочерей предлагал в жены королю Ярослав?

Могла быть любая, все три не были замужем. Но вряд ли это была Эллисив, потому что в Константинополе глазами и ушами Ярослава был Харальд и ссориться с ним, отдавая Елизавету другому, было рискованно. Уже подросла вторая дочь, Анастасия, возможно, предлагали ее. Анна для этого была еще молода.

Посольство вернулось довольно быстро и… с отказом. Германский король уже не в первый раз пренебрегал интересами Руси, хотя союз с ней против Византии – главного соперника Германии в Европе – был бы для императора выгоден. Но он искал себе союзников во Франции и женился там же.

Конечно, Ярослав был обижен таким небрежением и обиду запомнил. Но отступать ему самому уже было некуда. В Константинополе на рынке произошла сначала ссора, а потом и драка, во время которой был убит знатный русский. Власти Византии оставили это происшествие без разбора, рассудив, что защищать русских им и вовсе ни к чему.

Это дало повод Ярославу обвинить Византию в нарушении договоров и объявить войну.

К киевской пристани пристал необычный корабль. Это был довольно потрепанный варяжский драккар, непонятно откуда взявшийся в одиночку. В соскочившем на сходни варяге далеко не сразу узнали… Харальда Сигурдарсона! Неудивительно, ведь Харальд отправился попытать счастья в Византию целых десять лет назад. Он, конечно, присылал ценности и сообщения князю Ярославу, но по ним же не видно, как выглядит сам варяг.

На княжий двор наметом примчался гонец с сообщением о прибытии Харальда. Ярослав не стал даже звать Ирину: если Харальд прибыл вот так странно, то, значит, в Константинополе произошло что-то очень серьезное.

Так и было. Новый император заподозрил варягов в служении князю Руси и в намерении сбежать из Византии и в преддверии войны бросил самого Харальда в тюрьму! Сам норвежец рассказывал о приключениях, блестя озорными глазами. Хотя его загодя подготовленное бегство едва не сорвалось, Харальд унывать не стал даже в тюрьме. Деньги открывают любые двери, даже тюремные и даже императорские – уже понял он. Хитростью ему удалось бежать на свой корабль. Самым занимательным в этом норвежец считал то, что он никому ничего не заплатил, отделавшись обещаниями.

– Пусть теперь требуют плату с императора! – веселился Харальд.

Но оказалось – рано обрадовался, по обычаю военного времени греки перегородили бухту Золотой Рог большой цепью. Сообразительные норвежцы подвели драккары прямо на цепь, перегрузили все, что только можно на корму, чтобы поднялся и прошел над ней нос корабля, потом перетащили груз обратно и были таковы! Правда, один из кораблей, сидевший довольно низко, от этого развалился, и почти все на нем погибли, но Харальду удалось вырваться и приплыть в Киев.

Глаза норвежца смотрели на князя почти с вызовом, словно говоря: «Где ты еще найдешь столь удалого жениха для своей дочери?» Конечно, Харальд был совсем не тот, что уплывал на удачу в дальние страны десять лет назад, он многое познал и понял, и все же первым, что норвежец спросил, рассказав о своих приключениях, было:

– Дождалась ли меня Эллисив?

– Это ты спросишь у нее. Я хоть и отец, но над сердцем дочери не властен.