Верховный Издеватель - Андрей Владимирович Рощектаев

грех… о конном спорте даже и думать – смертный грех… так я не стала думать о конном спорте, а стала думать о конце света.

– Да-а, что ж тут скажешь, – пробормотал Кирилл, и вправду, не зная, что сказать. – Лучше уж конный спорт!

– А скажешь то… что я всё-таки спаслась! – торжествующе объявила Вера. – От спасения спаслась – это самое сложное! Они меня спасали, а я от них спаслась.

– Ну, и слава Богу! – поддержал Кирилл.

Странным образом, как в дежавю, он ощутил, что прекрасно знает ту "церковь" – именно ту самую – уже "спасшую" однажды сашину маму. Речь идёт именно о ней, родимой, хотя сект в наши дни великое множество.

– А как уж она, эта "церковь", называется? – переспросил он.

– Подлинная Истинная Православная Единая Церковь, – отбарабанила Вера: ушла-то ушла, но разве такое забудешь!

"Неудивительно, что "церковь" с такой аббревиатурой только и думает, что о конце света. Всё о конце да о конце! Индивидуальный-то конец они уже обеспечили… я думаю, не одной только сашиной маме!"

– А у вас не было случайно такого проповедника – раба Божьего Ильи *-на? – спросил Кирилл.

– Ой, как же не было! Он – любимый ученик нашего "старца"! Он постоянно проповедует. "Старец" его благословил заниматься с новоначальными, вести катехизаторский курс. Я же как раз его курс посещала. Он у нас "младший авва", так это называется… Ой, тьфу, то есть, слава Богу, теперь уже не "у нас" – это я так по старой привычке сказала, извините! К счастью, отец * из Троице-Сергиевой лавры меня своими молитвами вытащил из этой лжецеркви! Он ещё такой молодой, но он, знаете… он святой человек! Я ему по гроб жизни благодарна! Он… знаете, как я его люблю, отца *! Я ему так и сказала: батюшка! вы для меня – всё! вся моя жизнь! разрешите, я всегда-а буду при вас, буду вашей келейницей!.. Но он меня почему-то не благословил с ним остаться. Я уж долго плакала, уговаривала, но он сказал, что нет Божьей воли, что мне надо в мир идти и хорошего мужа себе искать. А он за меня будет молиться. Я каждый день чувствую, что он обо мне молится. Вот просто чувствую… я без его молитв давно бы уже умерла! Это он благословил меня искать мужа, и я ищу.

– Ну, и помоги вам Бог… найти.

– Хорошего человека найти всегда трудно.

– Трудно, – согласился Кирилл.

– Я подумала-подумала, помолилась и решила…

Она набрала побольше воздуха и выдохнула:

– А давайте это будете вы.

– Что-о! – оторопел Кирилл. – Но почему я?

– Вы – добрый. Я давно просила Бога, чтобы такой добрый, чуткий человек стал моим мужем. Отцом моих детей.

"Вот тебе на! Добрый я, видите ли. Уже – отец… ещё несуществующих детей. Неужели это её лошадка так надоумила?"

– Неужели вы не видите, что если Бог посылает вам человека, то это воля Божья! – воскликнула Вера.

Кирилл не знал, что отвечать на столь запальчивое и несколько тавтологичное высказывание.

– Бог просто хочет вас спасти через меня, а меня через вас. Это же ясно! Мы же нужны друг другу. Он ничего просто так не делает. На свете ничего просто так не делается!

Она говорила как-то уж слишком убедительно. С прошлого года понятие "Божья воля" стало значить для Кирилла гораздо больше, чем прежде. Что-то неотвратимо-стремительное, как авария, и мистическое, как воскресение: тайна, которая всегда есть, перед которой замираешь в оторопи, никак не в силах её разгадать, пока она тебя или не ударит… или не погладит по голове.

Эти слова были ключами к его сознанию – но в чьих руках они сейчас?

Иногда встречи, незначительные для нас, вдруг становятся значительными для людей: вот это уж никак не предусмотришь! То, что мимолётно для одного, "судьбоносно" для другого. Жаль, чужие глаза нам не даны – дано лишь задним числом удивляться чужим словам. Так вот, оказывается, как короткая встреча может видеться человеку, с которым мы разговариваем! Поистине, надо полностью стать этим человеком, чтобы додуматься…

Что-то шевельнулось в душе у Кирилла – почти как в тот момент, когда он впервые её увидел: красивая, одинокая, беззащитная… может, и вправду, есть воля Божия, а? Какой-то промысел? Ведь вообще-то Кирилл вполне мог бы и не ехать в это путешествие – никто его не тянул. А вот поехал… Вдруг это Бог за сотни километров бережно подводит одного одинокого человека – к другому одинокому человеку. Совершается признание… пусть даже в такой неуклюжей форме – ну, а разве вообще объяснения в любви бывают "уклюжими"?

Странный у неё характер? ну, да все мы странные. "Странники мы в этом мире – оттого и странные", – была у Веры поговорка. Зачем-то все в этом мире друг другу нужны.

И… вот ещё вопрос: всегда ли мы именно влюблены в тех, кого любим? Не начинается ли всё часто с простой симпатии, которую даже не сразу можно распознать? Да, это вечный вопрос: если человек ждёт твоего "да" и он тебе, как минимум, не противен, то достаточно ли это, чтоб такое "да" ему подарить? Бог знает, что из этого выйдет дальше… – но Вера-то говорит, что она знает.

"Воля Божья" – последний критерий истины. Только… "Такое ощущение, что некоторые люди лучше осведомлены о воле Божьей, чем Сам Бог!" – улыбнулся Кирилл над убеждённостью Веры, обдумывая уже в одиночестве её странные слова.

"Вот тебе и лошадка! Вот тебе и знак! Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!"

Весь вечер он думал, даже довольно долго молился, но ни в мыслях, ни в молитве никак не мог получить ответ: это ли та самая "Божья воля"?

И небо, и сердце молчали.

Почему-то было неуютно…

3. Отложенный разговор

Есть ещё миг. Малый, но срок,

Пока не спущен курок…

А. Макаревич

На следующий день грандиозность Кирилло-Белозерского кремля – монастыря монастырей, даже большего по площади, чем сама Лавра! – отвлекла Кирилла от его внутреннего смятения.

Казалось, за этими сверхнеприступными стенами вообще всё мирское уже неактуально. Этот замок Господа Бога (иначе не назовёшь!) по суровой мощи аскетичного облика был совершенно несравним с вечным праздником Лавры или Ипатьева. Он отличался от них, как Пост от Пасхи. Кирилл дышал здесь другим воздухом и… забыл всё вчерашнее. К тому же, впервые в жизни он приехал к своему святому! И кажется, только сейчас это осознал.

– Монахи за нас молятся, но мы – не монахи! – напомнила вдруг Вера, многозначительно сжав ему руку на экскурсии.

Ну,