Верховный Издеватель - Андрей Владимирович Рощектаев

свете мечтал, чтоб родители подарили ему крысу… вот именно крысу и никого другого. Много лет мечтал. Родители таких симпатий не разделяли и так и не купили! а сейчас симпатий не разделяет жена. Ну, что поделаешь: нет в мире совершенства!

Через некоторое время Марина нашла уже Сашу задумчиво сидящего с ногами на палубной скамейке и крепко обхватившего коленки.

– Что сидишь, как Алёнушка?

– Лошадей жалко! – сказал вдруг он.

– А с чего ты решил их жалеть – они тебя об этом просили?

– Нет, я серьёзно, – сказал Саша. – Они же за себя не могут постоять! Как и все животные перед людьми!

Это на него опять напало "философское настроение".

– …А вот если, допустим, не только человек, но и Бог хочет их обидеть, тогда им что делать! а? Ну что?

Детская логика всегда поразительна и безапелляционна, как Суд над всем миром.

– А с чего ты взял, что Бог хочет их обидеть?

– Ну, а всемирный потоп-то, а!? если он, конечно, в самом деле был… Помните, тёть Марин, сколько на фресках нарисовано тонущих лошадей? Вот я даже сфотографировал на телефон. Щас покажу. Я считаю, это вообще несправедливо у Бога устроено! Если люди и вправду согрешили, если мы такие с-сволочи, то почему за нас лошади-то должны страдать? И вообще все животные… За нас, идиотов!

Марина вспомнила диалог за компом, когда они с Ромкой играли в какую-то стрелялку.

– Убивать коров или лошадей – это всё равно что детей убивать! – говорил Саша. – Это вообще только садюга может! Их даже нечаянно задеть жалко!

При этом простых юнитов они гробили сотнями без всякой рефлексии.

А ещё вспомнилось, как Ромка в раннем детстве жалел тараканов. Как-то они ненадолго завелись – заползли от соседей, пришлось, хочешь не хочешь, травить. Ромка потом сокрушался:

– Они так усиками и лапками шевелили – жить хотели!.. а мы их отравили. Даже маленьких!

И повторил где-то услышанное слово:

– Мы совершили геноцид тараканов!

Вид у него был такой, словно он действительно хочет честно предстать перед Гаагским трибуналом.

И откуда это у самых разных детей с самым разным воспитанием: судьбы зверей – как мера человечности. Нет, даже больше: как мера справедливого или несправедливого устройства всего мироздания.

– Ну, давай посмотрим сюжет, который тебя так возмутил!

– Вот!

Над светло-голубой водой торчали улыбающиеся морды белых лошадок. Так же по-доброму улыбалась какая-то коровка. Казалось, они все купаются в жаркий день и получают от этого большое удовольствие.

– Ну, вот их-то зачем надо было топить!? – возмутился Саша.

– Стоп, стоп! – осенило Марина. – А вдруг это и есть как раз те будущие "небесные лошади", по лицам которых ты сегодня скучал – которые потом вознесли Илью Пророка. Ты же сам хотел их разглядеть, чтоб что-то понять. Вот, считай, и разглядел! Только в другой клеточке. Если уж Бог про что-то однажды сказал: "Да будет…", значит, оно будет всегда – никто же не может отменить слова Самого Бога: ни смерть, ни время, ни потоп!

– В смысле, они что: умерли в воде – и стали летучими лошадьми на небе? – улыбнулся Саша. – И потом подняли туда на колеснице Илью Пророка. Это уже интересно!

Он посмотрел на "фотографию" всемирного потопа каким-то новым взглядом. Теперь она уже не выглядела таким "геноцидом". Всё живое - живое всегда.

– Лошади меня знаете как вдохновляют! Только лошади и вдохновляют… Сейчас я вам кое-что покажу, – говорила Вера. Она принесла Кириллу рисунки лошадей. Целый альбом с конными скачками и… полётами. Копыта и крылья. И развевающиеся в небе гривы.

Под одним рисунком стояло четверостишие:

Я думала, счастье – лошадь,

Но как далеко ипподром?

Я думала, счастье – где-то,

А оно оказалось кругом.

– Это я нарисовала, а стих мне подруга сюда вписала, – пояснила Вера так смущённо, словно стояла перед строгим учителем и её могли наругать.

Кирилл вспомнил девочку Настю в больнице с её кошками: "Кошек же рисовать проще, чем людей!"

"И лошадей – проще. – подумал он. – Вот ведь как выходит: Творчество – эксклюзивная особенность человека, но почему-то олицетворение творчества – не человек, а лошадка с крылышками".

– Да уж. Приделаешь лошади крылья – выйдет Пегас, – заметил Кирилл. – Приделаешь рог – выйдет единорог. Тут – Творчество, а там – Чистота: прямо все свои лучшие качества люди дружно перевалили на лошадей! Наверное, чтоб самим не заморачиваться на эту тему.

Вера засмеялась.

– А вот посмотрите ещё мои стихи. Мне очень интересно ваше мнение! – вручила она ему большую папку.

– Ого, тяжёлая! Спасибо. Только я ведь это… наверное, не быстро прочитаю.

– А кто вам сказал, что я вас тороплю. Сколько надо, столько и держите. Как прочитаете, так прочитаете. Только мнение своё мне честно скажите – не льстите! Не люблю лести.

– Уж постараюсь!.. – дежурно пообещал Кирилл: то ли не льстить, то ли прочитать.

"Не знаю пока, как её стихи, но вот в рисунках, кажется, что-то такое есть…"

Ему вдруг вспомнилось из старой песни про художника:

И осталось всего ничего разве только холсты.

А на них – неземные закаты, и лошади скачут.

Только в них, как ни странно, живёт ожиданье весны,

И весна безусловно наступит – а как же иначе!

– Мне кажется, эта лошадь, которую мы видели – она как Божий знак нам! – проникновенно сказала Вера.

– И что он, интересно, может значить? – улыбнулся Кирилл.

– Догадайтесь… – интригующе сказала Вера.

– Какой-то я недогадливый, – пожал плечами Кирилл. – Тупой, наверное.

– Не-ет, вы не тупой! Вы видели, как лошадь сразу к вам потянулась? Они чувствуют людей. Они же всё чувствуют. Это у вас да-ар! К вам и животные, и дети тянутся – вы заметили? Потому что вы добрый.

– Здесь мне, наверное, положено шаркнуть ножкой и потупить глазки! – отшутился Кирилл.

– Ну, ладно – не буду вас смущать! Просто я, действительно, очень люблю лошадей и чувствую их. Жаль, что я так и не научилась ездить верхом. Надо было заняться конным спортом, но я ка-ак ударилась…

Кирилл, конечно, подумал, что речь о падении с лошади, но Вера после паузы пояснила:

– В молитву! Замолилась, проще говоря. Потом-то мне уже объяснили, что это была прелесть… а тогда я видела на молитве "нетварный свет", слышала голоса. Но я же тогда ещё ходила не в нашу церковь, а в одну "истинно православную". А там такие вещи с каждым вторым происходили. Там нам всегда твердили одно: молитесь, молитесь, молитесь… бдите, бдите, бдите… ночью никогда не спите – молитесь: мир погибает! уже погиб! всё грех, грех,