Правда о Портъ-Артуре Часть I - E. Ножинъ

Батарея эта, целый день поражаемая артиллерійскимъ огнемъ, теперь въ особенности начала страдать, когда высота 113 была оставлена.

Пехота противника повела атаку сюда, но все ея усилія разбивались о геройскую стойкость 1-й и 3-й охотничьихъ командъ 16 полка.

До 5 часовъ вечера продолжались эти бешеныя атаки. После 5 часовъ было приказано батарее шт.-кап. Швиндтъ отойти.

Стрелки-охотники помогли скатить орудія, подъехали передки – и батарея лихо, карьеромъ, подъ страшнымъ огнемъ отошла къ деревне Суанцегоу.

Въ 6 часовъ было получено приказаніе 1-й охотничьей команде и 1-й роте 15 полка прикрыть Толингоуское ущелье, а 3-ья охотничья команда была отправлена на высоту 139, въ предположеніи оборонять и назавтра линіи 139, 127 и Юпилазу (на высоте 139 была уже расположена 11-ая рота 14 полка).

День догоралъ. Бой упорный, жестокій, кончался, стихалъ… Звезда за звездой зажигались на темнеющемъ небе и мерно мерцали.

Утомленные стрелки, поевъ первый разъ за два дня боя горячей пищи, не живописными, но жизненными группами предались прелести отдохновенія.

Не одинъ изъ этихъ рядовыхъ борцовъ смотрелъ въ глубь безконечной дали неба и, любуясь игрой звездъ, думалъ крепкую думу, невольно сравнивая ихъ вечное мерцаніе, посылающее на истерзанную, утомленную землю едва уловимый покойный светъ, съ пережитымъ тревожнымъ днемъ кроваваго боя.

Много легло сегодня нашихъ, и теперь они, просветленные, чистые, какъ эти звезды, свято исполнивъ свой долгъ, предстали предъ Темъ, Который завещалъ не избраннымъ только, а всему міру: "большей любви никто не имеетъ, кто положитъ душу свою за други своя".

Генералъ Стессель, опьяненный успехомъ двухдневнаго боя, поздравивъ всехъ съ победой и отдавъ распоряженіе играть оркестрамъ гимнъ, а войскамъ кричать "ура", отбылъ съ 11-ой версты въ Артуръ на отдохновеніе.

На военномъ совете решено было принять бой и на следующій день.

– …Ни одна часть сюда не дойдетъ!!

Штабъ съ Фокомъ во главе не знали, не потрудились узнать, въ какомъ положеніи оборонительная линія праваго отряда, на которую главнымъ образомъ обрушилась вся сила двухдневнаго штурма.

Единства въ управленіи боемъ не было. Каждый действовалъ самостоятельно.

Фокъ – по своему, Кондратенко – по своему. Единство выразилось лишь въ категорическомъ приказаніи Стесселя – "держаться".

Что вся "стая славныхъ" была уверена, что и 15 іюля мы удержимъ позиціи – это доказываетъ следующій эпизодъ.

Когда Стессель после ужина съ обильнымъ "победнымъ" возліяніемъ тронулся въ путь, онъ на прощаніе обещалъ своему любимцу полковнику Савицкому завтра пріехать къ нему на именины.

Съ отъездомъ начальника раіона – штабъ опочилъ на лаврахъ, не потрудившись разработать, хоть на всякій случай, диспозицію отступленія.

Начальники отдельныхъ частей и участковъ не имели ни малейшаго представленія, чемъ имъ руководствоваться на случай всегда возможныхъ въ боевой обстановке неожиданностей. Следуетъ помнить, что наша оборонительная линія въ гористой местности была растянута на 15 верстъ.

Войска и не подозревали, что утромъ придется отступать.

Надежда, что намъ удастся удержать занятыя позиціи, росла, и уверенность въ успехе грядущаго дня окрепла.

Каждый рядовой офицеръ, солдатъ, частный начальникъ понималъ, что начальству свыше видней вся обстановка боя, что оріентироваться ему легче, что начальство знаетъ все, что оно не врагъ своимъ. Войска еще слегка доверяли Фоку. Войска прощали ему ошибку на Киньчжоу. Они не могли допустить, что Фокъ, спасая целость своей дивизіи, способенъ губить другихъ съ целью доказать, что Кондратенко ни на что не способенъ. А теперь читателю уже должно быть ясно, что Фокъ могъ убедить Стесселя во всемъ, что ему было угодно.

Фокъ всегда зналъ, что онъ делаетъ.

Зналъ онъ и теперь, что ему предпринять, чтобы, если и не совсемъ погубить Кондратенко, то настолько его скомпрометировать въ глазахъ всехъ и каждаго, что о дальнейшей ответственной деятельности покойнаго героя не могло бы быть и речи.

Фокъ на военномъ совете только для виду согласился принять бой и на следующій день.

Мысли темныя, темныя, какъ ночь, бродили въ контуженной голове Фока…

Нужно во что бы то ни стало погубить Кондратенко.

Кондратенко приказано держаться. Онъ это исполнитъ. Нужно начать отступленіе неожиданно. Пока до него дойдетъ записка, мой отрядъ начнетъ отступать. Кондратенко будетъ стремительно атакованъ во флангъ, и у него начнется паника. Мой же отрядъ будетъ отходить въ порядке. Хотя диспозиціи не разработаны, но, отступая безъ преследованія со стороны противника, успею сорганизоваться.

Можетъ быть, во вверенной мне дивизіи потери будутъ изъ-за этого и значительней, но зато отрядъ Кондратенко будетъ, если не совершенно истребленъ, то во всякомъ случае на половину уничтоженъ. А разъ это случится – съ Кондратенко кончено. Останется лишь Смирновъ.

Съ однимъ уже легче будетъ справиться. Убрать его съ дороги при посредстве Стесселя легко. Удалось же уже разъ это сделать. Второй разъ тоже удастся. Стесселю Куропаткинъ телеграммой отъ 5 іюня предложилъ сдать командованіе Смирнову и выехать изъ Артура. Удалось же скрыть эту телеграмму. А шагъ былъ рискованный!! Скрыли даже телеграмму на имя Смирнова, онъ объ этомъ и не подозревалъ.

Когда обоихъ не будетъ – тогда кто же фактически будетъ руководить обороной? Конечно, Фокъ!! Стессель – послушное, покорное орудіе… А тамъ… тамъ можно и Стесселя покончить.

Да, тамъ все можетъ быть! Солдатики меня любятъ. А остальные? Остальные все изменники, изменники…!!!

Вотъ мысли, которыя, по всему вероятію, безпорядочно, хаотически роились, перенлетаясь въ больномъ мозгу Фока, когда онъ, решивъ отступать, написалъ и отправилъ записку: "Я отступаю, а вы какъ хотите!"

Ночь давно уже сменила вечеръ.

Резервъ постепенно затихъ. Лагерь уснулъ. Только охотники опять впереди, разсыпаны въ цепь, отделены въ секреты. Эти лучшіе, самоотверженные люди несутъ всю тяжесть сторожевой службы, охраняя ночной покой целаго отряда.

Производятъ разведку значительными партіями, крадучись внезапно открываютъ непріятеля, отгоняютъ его заставы и, постепенно подвигаясь впередъ, совершенно оттесняютъ противника.

Лощина къ Толингоускому ущелью совершенно свободна.

На оборонительной линіи не могли знать и не знали, что на утро готовится отступленіе. Объ этомъ свидетельствуютъ очень ярко многочисленные факты.

Привожу одинъ изъ нихъ.

На Юпилазе былъ расположенъ взводъ 10-й батареи 4-ой восточно-сибирской стрелковой артиллерійской бригады подъ командой поручика Глебовича-Полонскаго.

Около полуночи пришло приказаніе сменить взводъ 10-й батареи взводомъ 4-ойбатареи той же бригады при командире штабсъ-капитане Дешанъ.

Подъемъ на Юпилазу былъ страшно крутой. Получивъ приказаніе, поручикъ Глебовичъ-Полонскій спустилъ свои орудія, а наместо его занялъ позицію штабсъ-капитанъ Дешанъ съ ввереннымъ ему взводомъ.

Втащить орудія стоило огромныхъ усилій; люди надрывались, подымая орудія на веревкахъ.

Едва успели поднять орудія, получилось приказаніе отступать.

Зачемъ эти необдуманныя приказанія, исключающія одно другое?

Зачемъ напрасная трата энергіи, людей, которые истомлены двухдневнымъ боемъ?

Зачемъ это издевательство надъ офицерами и нижними чинами, какъ надъ бездушными пешками?

Все это вместе взятое возбуждало въ нихъ недовольство, вселяло недоверіе къ начальству и озлобляло. Офицеры и нижніе чины пріучались къ недоверію; безъ энергіи, охоты, уверенности въ успехъ дела исполняли волю начальства.

Спросите любого изъ разумныхъ и честныхъ офицеровъ, служившихъ подъ начальствомъ Фока, каждый изъ нихъ съ нескрываемой ненавистью будетъ говорить о немъ, какъ о безтолковомъ, пристрастномъ, упрямомъ и недобросовестномъ начальнике и офицере. Еще задолго до моего знакомства съ Фокомъ я отовсюду слышалъ самые нелестные о немъ отзывы. Это было въ самомъ начале кампаніи, когда "историческій генералъ" еще не развернулся во всю ширь своей великолепной духовной природы.

Все офицерство иначе его не называло въ Артуре, какъ "сумашедшій мулла".

Наступалъ разсветъ, задребезжалъ телефонъ, понеслись ординарцы съ приказаніемъ отступать.

Приказаніе это своей неожиданностью ошеломило все живое на оборонительной линіи леваго отряда. Никто не зналъ, что обстановка боя на левомъ фланге была совсемъ иной, чемъ на линіи Зеленыхъ горъ.

Здесь двухдневный бой и результаты его вселили уверенность, что позиціи будутъ удержаны, а тамъ, на правомъ фланге, отступали въ силу необходимости.

Тамъ отступали подъ напоромъ противника въ полномъ порядке, здесь съ перваго же момента воцарилась неурядица, перешедшая въ полный безпорядокъ, а затемъ хаосъ, завершившійся паническимъ бегствомъ съ Волчьихъ горъ на наши опорные пункты.