Гонщик - Б. Б. Истон

Глава 41

Говорят, на пороге смерти у тебя перед глазами проносится вся твоя жизнь. Ну, так это все фигня. По крайней мере, в моем случае. Может, мои ангелы просто лентяи, но у меня на прощание не было никакого слайд-шоу из самых лучших воспоминаний и достижений. Эти сволочи просто взяли и поставили все на паузу. Всю мою жизнь.

«Пауза».

«О, смотри-ка. Мы вверх ногами».

«Откуда взялось все это стекло?»

«Это что, мусоровоз?»

«А кто визжит?»

«Ой, блин. Это ж я».

«Неужели „босс“ разбит напрочь? Черт, я так любила эту машину».

«Не могу поверить, что Харли заставил меня уехать с ним под дулом пистолета».

«Надеюсь, он выживет, чтоб я смогла с ним сквитаться».

«Но, если он выживет, Рыцарь его убьет, и тогда Рыцарю придется провести остаток жизни в военной тюрьме, так что, может, лучше, если мы погибнем тут вместе».

«Достойно, а? Потому что мы стоим друг друга».

«Интересно, а больно будет?»

«Интересно, а врач в морге расскажет родителям о моем пирсинге?»

«И как они вообще будут без меня?»

«Интересно, а я смогу потом общаться с мамой – ну, не так, не жутко, а так: Я-знаю-ты-меня-не-слышишь-но-давай-посидим-вместе-и-посмотрим-вот-это-кино?»

«Бедная мамочка».

«Черт, я взяла и все испортила».

«Это все Рыцарь виноват. Если бы он не ушел в десант, мы были бы вместе и ничего этого не случилось бы».

«Ладно, будем честны. Пока мы с Рыцарем были вместе, такое случалось, ну, скажем, ежемесячно, так что… Наверное, вернемся к тому, что виноват Харли».

«Точно. К черту его».

«Господи, а это еще что? Свет? Вы шутите, что ли?»

«Точно, он».

«И это все?»

«Момент раскаяния и свет, в который надо идти?»

«Как только я узнаю, кто был проводником моей души, уволю сукина сына».

– Мисс Бредли? Мисс Бредли, вы меня слышите? Можете сказать, что у вас болит?

«Мое эго – после вот этого вашего убогого представления. Даже никакой лютневой музыки. Какого хрена?»

– Мисс Бредли, очнитесь. Скажите, что у вас болит.

Свет, в сторону которого я продвигалась, внезапно ослепил меня, потому что я раскрыла глаза. И тут же захлопнула их обратно. Где бы я ни была, там было слишком ярко. Поморщившись, я попыталась втянуть воздух и тут же почувствовала резкую, острую боль в боку.

Я попыталась ощупать себя левой рукой, но голос тут же вернул ее обратно и велел мне не двигаться.

– Мой… бок… – выдохнула я.

– Мисс Бредли, вы знаете, где вы? – спросил голос с милым южным акцентом.

Я покачала головой, не желая и не будучи в состоянии открыть глаза, чтобы самой посмотреть.

– Вы в «скорой помощи», голубушка. Вы с вашим бойфрендом попали в автокатастрофу.

– Где… он? – подавилась я.

– Он в другой «скорой». Не волнуйтесь. С ним все в порядке – всего лишь сломанная рука и несколько выбитых зубов, когда он ударился о вашу твердую головку.

Как только она это сказала, у меня на голове тут же заныла шишка. Я подняла руку, чтобы потрогать ее.

– Не трогайте. У вас там здоровая шишка, – сказала эта милая леди. – А теперь, мисс Бредли, я очень извиняюсь, но мне надо срезать с вас одежду. Хорошо?

Я кивнула, но мне это не нравилось.

Жалко эти чертовы шорты.

И эту майку из «Терминуса».

Когда эта милая леди срезала с меня лифчик, она ахнула:

– О боже! Какие колечки в сосках!

Я попыталась рассмеяться, но боль в боку немедленно вынудила меня прекратить это дело.

– Мисс Бредли, мне придется их вынуть… Если я разберусь, как они снимаются… – хихикнула она.

– Только… Не потеряйте, – умоляюще выдохнула я.

– Не волнуйтесь, голубушка. У вас есть еще украшения, о которых мне нужно знать?

В этот раз я рассмеялась, даже несмотря на боль. Не могу дождаться, что же она скажет о моем другом украшении.

Глава 42

Следующие двадцать четыре часа я провела в полубессознательном состоянии, где-то на грани осязания. Я слышала то пару слов тут, то несколько там, но я не могла открыть глаза и понять, где я, до следующего утра. Когда я очнулась, я была на больничной койке, из меня торчала целая туча трубок и проводов, и я выглядела как крупных размеров медуза.

Одна из трубок – прозрачная, толщиной примерно с садовый шланг – торчала между двух выступающих ребер из моего правого бока. Ну, в смысле она когда-то была прозрачной. Теперь же изнутри была заляпана красным.

Трубочка потоньше свисала у меня между ног. Еще какие-то трубки вели от моих запястий и локтей к разным мешкам, висевшим возле кровати. В левой части головы я ощущала тупую ноющую боль, а в правом боку – более острую.

Мама, которая сидела в кресле у окна и читала журнал, заметила движение, когда я подняла простыню, чтобы осмотреть свои повреждения, и подошла ко мне.

– Привет, малыш, – ласково сказала она. Она казалась усталой. Очень усталой. – Как ты себя чувствуешь?

– Драной, – ответила я, морщась даже от одного короткого слова.

Мама хотела было присесть на край кровати, но остановилась. Откинув простыню, она проверила, что не пережмет эту гадкого вида кровавую трубку.

– Что… это? – выдохнула я, показывая на этот ужас, торчащий из моего тела.

– Они называют это грудной трубкой, – ответила мама, отодвигая ее к спинке кровати, чтобы сесть поближе ко мне. – У тебя сломано несколько ребер и пробито легкое, детка. Эта трубка отсасывает кровь из твоего порванного легкого.

От этого описания моих ран я поморщилась.

– А что… случилось?

– Они говорят только, что