Гонщик - Б. Б. Истон

запирала меня в машине на несколько часов, чтобы не тратить деньги на няню. А когда я подрос настолько, что уже мог открыть дверь, она начала рассказывать мне страшные истории, что может со мной случиться, если я выйду из машины.

Рыцарь снова затянулся. Он курил автоматически, на автопилоте, глядя куда-то в бездну. Из-за влажности воздуха весь дым от его сигареты висел между нами, окутывая его так же, как все эти жуткие воспоминания, от которых он не мог избавиться.

– Когда я вырос настолько, что понял, что это все херня, и стал убегать, моя ма… – Он оборвал сам себя. – Кэнди начала оставлять меня запертым в том дерьмовом трейлере или квартире, где мы тогда жили.

Я едва не протянула руку и не коснулась его, но Рыцарь отвернулся. Казалось, он впал в какое-то забытье, и последнее, чего мне хотелось, это разбудить его в неподходящий момент.

– Однажды, когда мне было лет семь, я проголодался и хотел сварить себе макароны, но мне надоело ждать, пока закипит вода, и я стал смотреть мультики. Я даже не понял, что там загорелось, а половина кухни уже была в огне.

– О господи, – вырвалось у меня, но я тут же зажала себе рот обеими руками.

Но Рыцарь не среагировал на мой вскрик. Он был настолько погружен в свои размышления, что я не была уверена, что он вообще меня услышал.

– Я не мог выбраться, – продолжал он безо всяких эмоций. – А единственный телефон в доме был на кухне.

– И что же ты сделал? – спросила я, на этот раз сознательно. Я не могла просто стоять там и не разговаривать с ним.

Руки Рыцаря повисли вдоль тела. На конце его сигареты нарос длинный столбик пепла. Я знала это чувство. Я подумала, интересно, видит ли, откуда-то со стороны, как разговаривает со мной.

– Я подергал все окна, – сказал он, как робот. – Но не смог открыть их, и тогда я сбил ручкой от метлы телефон с кухонной стены и утащил его как можно дальше, насколько хватило шнура, и позвонил 911. Про 911 мне рассказали в школе. Приехали пожарные и вытащили меня. Я думал, что кататься на пожарной машине очень круто, но потом они не отпустили меня домой, даже когда Кэнди наконец явилась за мной. Никто ни хрена не объяснял мне, что происходит. Они засунули меня в какое-то детское заведение до тех пор, пока Кэнди не разобралась со всем этим дерьмом и не вернула себе право опеки, а все это время я думал, что меня посадили в тюрьму за то, что я устроил пожар. Я думал, что вел себя плохо и меня забрали у мамы.

Я стояла, оцепенев. Нетронутая сигарета выпала из его пальцев на бетонный пол. Рыцарь исчез. Он оставил тут свое тело, повторяющее историю в записи, но сам он – его сердце, его душа – просто исчезли. Этот его вид разбивал мне сердце, но окончательно добили слова, которые он произнес после этого.

– И тогда она стала запирать меня в шкафу.

Я отшвырнула свой окурок куда-то в проход и кинулась к нему. Обхватив Рыцаря руками, я прижалась щекой к его голой спине и постаралась вдавить в него свою любовь. Но это было бесполезно. Сильное, большое, татуированное тело Рыцаря исчезло. Рыцарь мог носить на себе вытатуированные доспехи Макнайтов как доказательство семейной славы, но я знала правду. У Рыцаря не было семьи – ему просто нужен был щит.

Из того, что он обрывочно рассказывал раньше, я поняла, что приятели Кэнди не гнушались ни словесного, ни физического насилия. Я знала, что его мать была алкоголичкой и наркоманкой. Но я никогда не подозревала, насколько травматичным было его детство. Неудивительно, что он не захотел рисовать мне чертова дракона.

Рыцари не рисуют драконов. Они их убивают.

Эта мысль подала мне идею. Рискованную, дурацкую, не-повторяйте-это-дома идею.

– Пошли, – сказала я, протягивая Рыцарю руку.

Он не сопротивлялся и не задавал вопросов. В какое бы состояние самосохраняющего гипноза он ни впал, рассказывая мне свою историю, он все еще находился под его воздействием.

Проведя его обратно в здание, я не останавливалась, пока мы не оказались возле черного винилового, похожего на зубоврачебное кресла Рыцаря. Такого же, как остальные семь кресел салона. Все они были привинчены к полу, четыре – с одной стороны помещения, четыре – с другой. Каждая стойка была оборудована красным металлическим шкафчиком с инструментами и большим зеркалом. Стойка Рыцаря была в самом дальнем углу, и единственное, что отличало ее от остальных, была фотография в рамочке, на которой два бритых подростка стояли возле облезлой искусственной елки.

– Рыцарь. – Я поглядела на его остекленевшие глаза и стиснутые челюсти. – Я хочу, чтобы ты попробовал сделать то, от чего, я думаю, тебе станет легче. Хорошо? – Я говорила громко и медленно, как будто его сознание было глуховатым и мне нужно было выговаривать все отчетливо.

Рыцарь не ответил.

– Эта терапевтическая техника называется «Пустой стул», – продолжала я, беря его за безжизненную руку. – Я хочу, чтобы ты представил, что твоя мать сидит в этом кресле, и я хочу, чтобы ты высказал ей все, что всегда хотел ей сказать. Можешь назвать ее шлюхой. Можешь сказать, что ненавидишь ее. Можешь сказать, что любишь. Да блин, можешь даже ударить ее в невидимое лицо, если хочешь. Ты можешь выплеснуть из себя все это дерьмо тут, в безопасном месте, никому не повредив.

Рыцарь не ответил.

– Я, э-э, хм, оставлю вас одних, – сказала я, отступая.

Отойдя немного по коридору, я остановилась, вынула из сумки сигарету – на сей раз ярко-зеленую – и пошла дальше к выходу на пожарную лестницу. Пока я курила, стоя там в одной огромной майке посреди ночи в самом центре Литтл Файв Пойнтс, до меня начало доходить, каким же искалеченным был Рыцарь на самом деле.

«Господи, я просто идиотка, – думала я. – Я не могу починить его. Вот сегодня он отключился, пытаясь ударить кого-то разбитой пивной бутылкой, а теперь полностью впал в чертову кататонию. Может быть, мне надо отвезти его в больницу? Я уже вполне трезвая. Я, наверное, могу отвезти