Маньяк по субботам - Гостомыслов Александр Петрович

Через восемь минут мы выехали к старому Ладожскому каналу. Вдоль него по насыпи тянулось покрытое булыжником шоссе. Внизу вдоль длинной ленты воды тянулся земляной уступ, такой же длинный и ровный.

— Теперь-то уступчик зарос кустами и травой, а раньше… Догадываешься, зачем он сделан?

Не отрывая рук от руля, я пожал плечами.

— Похоже на дорогу.

— Догадался. Кони там ходили и тянули бечевой суда. В один ряд легко тройка коней шла. Боялись купцы через Ладогу ходить — не щадит она ни малые, ни большие корабли…

Уютный поселок Назия вольно раскинулся на зеленых берегах старого Ладожского канала в том месте, где его пересекала шустрая речка Назия. Дом Феоктистова мы нашли сразу, но там Кирилла не оказалось. Мальчишка, проезжавший мимо на велосипеде, остановился и пояснил:

— Штормовое предупреждение только что пришло. Рыбаки заторопились в море сети снимать, а то растреплет их, унесет, потопит, потом не найдешь.

При впадении речки в озеро бухта, на ее высоком берегу мы нашли большой бревенчатый сарай — склад рыбацкий. Ниже прижалась к берегу деревянная пристань и стояли два сейнера. Кладовщица вышла наружу и показала рукой:

— Вон, Кирилл идет со своей командой.

По тропочке вдоль берега быстро шел высокий костлявый мужчина, движения у него были несколько неровные, что показывало — он слегка под газом. На голове он гордо нес черную фуражку с «крабом», ноги обуты в крепкие кожаные сапоги. Его лицо не поддавалось описанию, просто наглая, коварная рожа. Недалеко ст капитана ушла и команда — те же расхлябанные движения и сапоги, только ростом пониже да фуражек не было.

Спустившись с пригорка, моряки запрыгнули на борт сейнера и, удивительное дело, от показной их расхлябанности не осталось ни следа — движения стали быстрые, уверенные, четкие.

Мы тоже спустились с пригорка на пристань, и Грай окликнул капитана:

— Кирилл, вы знаете, что случилось с Ольгой?

Морж вздрогнул, резко обернулся:

— Знаю, а вам что за дело?

— Я частный детектив Грай, ищу убийцу и хотел бы поговорить с вами об этом.

Рыбак смотрел на нас пристально, изучающе, зло. Затем губы его тронула язвительная усмешка.

— Придется вам посидеть на бережку, на травке, подождать, пока вернусь.

— А если мы с вами?

— По радио передали штормовое предупреждение. Мы идем на риск, можно запросто нахлебаться ладожской водички. Может ветром унести к северному берегу в шхеры и посадить на камни. Так что вам со своим Уголовным кодексом лучше повременить на лавсчке.

Не раздумывая, Грай перелез через фальшборт. Я не отношу себя к числу водоплавающих, поэтому, признаюсь честно, мне вовсе не хотелось идти в штормовой рейс. Но тут же на душе зацарапали кошки: вдруг Грай возьмет Феоктистова за горло, тот поймет, что отступать некуда, да и выкинет моего работодателя за борт. Мол, смыло штормовой волной неопытного сухопутного человека, и доказывай потом, что ты не верблюд. Незаметно для окружающих, я трижды перекрестил свой живот и, переложив та ким образом ответственность за собственную жизнь на Бога, последовал за шефом.

В маленькой рубке едва хватило места двоим — капитану и Граю, я же остался на палубе около открытой двери.

Быстро отдали швартовы, внизу застучал двигатель, задрожала под ногами палуба. Широко расставив для устойчивости ноги, капитан лихо крутил штурвал, сейнер круто развернулся и попер против волны, выскочил из бухточки. Когда вышли на открытую воду, я увидел, что горизонт исчез, небо слилось с водой, нас словно заглатывает гигантская Рыба-Кит, и мы добровольно, как загипнотизированные, идем в глубину ее темного зева. Волны подымались не так уж и велики, но были страшно злы, так и норовили захлестнуть палубу, белая пена срывалась с гребней и неслась над водой, лизала борта сейнера.

— Очень низкая палуба, — вырвалось у меня.

Капитан рассмеялся:

— Чем ниже палуба, тем длиннее руль.

Не думаю, чтобы капитан это сделал специально, но сейнер вдруг ухнул вниз с большой волны, и меня с ног до головы окатило водой. Я не знал, что делать? Тогда он достал из рундука в рубке огромные, на лямках, красные штаны из прорезиненной ткачи и куртку с капюшоном.

— Возьми, одень мой рокон. Если не боишься, помоги ребятам, — поясни;:: — Ветер разгуливается, не выстоять сейнеру, унесет куда или потопит. Больно уж волна у Ладоги короткая, жесткая — судно не успевает выпрямиться, следующая волна бьет в борт и переворачивает. Много кораблей из-за этого на дно пошло. Пока ветер не разгулялся, надо спешить, спасать сети.

Матросы подцепили крайний поплавок багром, вытащили угол сети на палубу и стали лебедкой выбирать, вытягивать из роды, сваливая на палубу вместе с рыбой.

Солнце утонуло в адом закате, стало темно. Над рубкой капитан включил прожектор, осветил палубу. Я спустился Бниз, в крошечный кубрик, переоделся. По крутому трапу с трудом поднялся наверх на палубу, под вой и свист ветра. Стал помогать матросам, с ними тянул сеть, укладывал живую рыбу в ящики. Особенно сильно трепыхались большие рыбины, бились, старались выпрыгнуть на палубу и уйти в воду. Несколько самых крупных пришлось оглушить деревянным молотком. Капитан правильно сделал, что отправил меня работать. Если заняг делом, меньше чувствуешь качку, легче переносить подступающую морскую болезнь.

Я не нахожу этому объяснения, но Грай качку выдержал. Меня же укачало, я трижды склонялся за борт, прощаясь с сытным обедом из бутербродов с сыром. Но рыбаки делали вид, слоено ничего не замечают. Когда-то у них тоже был в жизни первый шторм, и воспоминание об этом удерживает от шуток и подкалываний. Да и не в обычае рыбаков смеяться над новичком, если они видят, что тот работает старательно.

На приличном расстоянии от нас качались и плясали на воде еще два сейнера. Иногда казалась, что они вообще исчезали под водой, с трудом выкарабкивались на волну и снова с нее летели вниз. Но вот они разом повернули к берегу. Кирилл высунулся из рубки:

— Последняя сеть, ребята и — домой.

Ветер в снастях уже завывал, волны одна за другой обдавали нас пеной и брызгами. Рокон выдерживал натиск воды, но ботинки мои размокли и не принимали больше воды, чавкали при каждом шаге.

Вот выбрана последняя сеть, сейнер развернулся и, подгоняемый ватной, которая теперь хлестала в корму, резво понесся к невидимому берегу, означенному несколькими огоньками на горизонте.

Б рубке было темно, лишь маленькая лампочка освещала компас. Прожектор светил вперед, волны, разбившись о железо, взлетали вверх и вспыхивали множеством искр. Откуда-то снизу, из темноты, Кирилл достал бутылку, протянул мне:

— Прими лекарство, а то до берега не доживешь, замерзнешь.

Я без всякого удовольствия сделал несколько больших глотков, в желудке сразу же включилась и заработала небольшая обогревательная батарея. Сам капитан пить не стал и повернул голову к Граю:

— Ну, детектив, спрашивай меня, пока есть еще время, как я ухаживал за Ольгой, как она мне отказала, как ходил к ней с дружками, грозил убрать со света любого, кто к ней подойдет.

— И ей грозил?

— А как же? Предупреждал, не отрицаю. Моряку надежная жена нужна, чтобы никто не проверял резинку ее трусиков, рока я здесь уродуюсь.

— Оставим эмоции, перейдем к фактам. Где вы были сегодня до семнадцати часов?

— Поганый вопрос. Поганый. Но врать не стану, в лесу я был. Знал, что она сегодня с татарином уехать должна. Хотел пойти, остановить, да постеснялся. Так по лесу и бродил, никого видеть не хотел.

— Знакомых в лесу не встретили?

— Встретил лося знакомого, да и тог не признал меня.

— Скажите честно, вы убили Ольгу? Ведь все сходится на вас.

— Понимаешь, детектив, мне защищаться сложно. Я не убивал, а доказать не смогу. Бродил я около тех мест, бродил в лесу, но выйти к ее дому так и не решился. Деревенские мужики, они только кажутся наглыми, а на самом деле они застенчивые. Дали тебе от ворот поворот, так чего уж там, сиди в своей берлоге, грызи локоть. А татарву эту я, точно, хотел по затылку угостить «и башку с поганых плеч у татарина отсечь», да ребята отговорили.