История одного поколения - Олег Валентинович Суворов

дверцу, сунул пистолет за пазуху и побежал, — но не по дороге, заканчивавшейся воротами и будкой с охранником, а в противоположную сторону — туда, где вплотную к каменному забору росли высокие деревья, оставшиеся от леса, вырубленного во время строительства виллы.

Человек, сидевший за рулем неприметных бежевых «Жигулей», ни о чем не думал и не слушал никакого радио. Он лишь внимательно наблюдал за воротами, ярко освещенными уличным фонарем. Ворота вели на дачный участок, а «Жигули» были припаркованы на обочине дороги прямо напротив них. Человеку не нужно было ни о чем думать, и даже в слежке за воротами не было особой необходимости. Сейчас оттуда выйдет Востряков, которого он лично привез сюда два часа назад, подойдет к машине и откроет правую переднюю дверцу. После этого останется только достать из-за пояса пистолет и выстрелить ему в сердце. Затем дверца захлопнется, машина тронется с места и уедет. Вот и все — работа «чистильщика» выполнена, одноразовый киллер устранен.

Когда раздался неожиданный стук в стекло, человек невольно вздрогнул, поскольку стучали с его стороны, причем явно металлическим предметом. Повернув голову, он увидел наклонившегося к дверце Вострякова с пистолетом в руке.

— Выходи, — скомандовал тот и еще раз выразительно постучал дулом по стеклу, — но резких движений не делай, я должен видеть твои руки.

Поскольку стекло было поднято, снаружи его голос прозвучал несколько глуховато, однако сидевший в салоне человек прекрасно все понял. Он медленно открыл дверцу и, выбравшись из машины, встал рядом — Востряков предусмотрительно освободил ему место, отступив шаг назад.

— Дело сделано? — спросил человек, еще надеясь на какие-то переговоры.

— Сделано, — коротко отвечал Востряков, в очередной раз нажимая курок.

Человек, получивший пулю в сердце, мгновенно и беззвучно рухнул на снег. Востряков перешагнул через труп, сел за руль и удовлетворенно хмыкнул. Мотор уже был прогрет, поэтому «Жигули» легко тронулись с места. Довольный собственной хитростью, сохранившей ему жизнь, Востряков не обратил внимания на то, как охранник на воротах быстро забежал в свою будку и схватился за телефон. Поэтому, когда он подъехал к шлагбауму, преграждавшему въезд в дачный поселок, присутствие там милицейского «Форда», возле которого стояли три человека в форменных тулупах и с автоматами наготове, оказалось для него неприятным сюрпризом.

Востряков, разумеется, не знал, что охранник вызвал милицию еще полчаса назад, обеспокоенный тем, что на его неоднократные звонки в дом никто не отвечает. Один из милиционеров поднял руку, делая знак остановиться. Но имея в салоне два пистолета, а за плечами — убийство пятерых человек, Востряков и не подумал этого сделать. Резко прибавив газу, он с ходу снес шлагбаум и, увидев перед собой абсолютно пустую дорогу, радостно выругался. Но радость оказалась преждевременной — сзади глухо простучали две автоматные очереди, после чего в теплый салон через пулевые отверстия ворвался холодный ветер, а «Жигули» внезапно потеряли управляемость, дернулись вправо и сползли в кювет.

Востряков распахнул дверцу, выскочил наружу и, прячась за машину, несколько раз выстрелил. Затем, косолапо переваливаясь в глубоком снегу, побежал в сторону леса. Автоматная очередь пронзила его сразу в трех местах, после чего вдруг наступила тишина. Последним, что запомнил Анатолий, было ощущение покоя — он лежал в снегу, видел перед собой звездное ночное небо и быстро проваливался в блаженно-бессознательное состояние.

Несмотря на тяжелое ранение, Востряков сумел выжить и через полгода, уже летом, услышал приговор суда: пожизненное заключение. Зная о том, что в России наложен мораторий на смертную казнь, он и не ожидал ничего иного. Когда ему предоставили последнее слово, Анатолий лишь неопределенно хмыкнул и пожал плечами — зачем и что ему было говорить?

И только когда его доставили в единственную в стране тюрьму, узники которой могли покинуть ее стены только «вперед ногами», когда он ощупал решетки, осмотрелся в камере и вдруг осознал, что до конца жизни будет находиться здесь, на него накатил приступ совершенно безумного, звериного отчаяния, заставившего броситься на холодную серую стену и начать яростно колотиться о нее свежевыбритой головой…

Глава 25

ДУРМАН

…Негромкая, странная, тягучая музыка медленно обволакивала сознание, незаметно проникая в самые потаенные глубины. Казалось, эта музыка льется из самого центра Вселенной, передавая своими гармоничными созвучиями таинственный и невыразимый в словах смысл. Глубокое дыхание наполняло грудь, расслабляло тело, колебало и постепенно размывало твердое ядро «Я», выводя его из-под власти жестких рамок пространства и времени. Медленно исчезали все телесные ощущения, кроме одного — захватывающего дух ужаса перед самой чудовищной в мире бездной, которая звала к себе мощно и властно.

И он вдруг почувствовал, что уже погрузился в эту бездну и теперь медленно парит в беспредельной пустоте. В ней не было никаких ориентиров, никаких звезд, огней или звуков — и все же его не оставляло чувство, что он приближается к цели своего таинственного путешествия. Постепенно темнота стала рассеиваться — и вот уже все залил белый, теплый и ласковый свет, с которым можно было говорить как с другом, если бы этому не препятствовало одно неизъяснимое чувство — он и сам был этим светом! Времени и пространства уже не существовало, а свет стал внезапно твердеть и холодеть, после чего явилось ощущение невероятной враждебности, словно повеяло дыханием смерти.

Игорь Попов проснулся в холодном поту, чувствуя сильнейшее сердцебиение, как будто только что избежал ужасной опасности. Что за странные, мистические сны ему теперь снятся! Если раньше, бесконечно устав от безденежья, безработицы, безнадежности, он старался спать как можно дольше, а, просыпаясь, испытывал невыносимое чувство сожаления, то в последние три дня, когда ему постоянно снилась одна и та же, грозившая поглотить бездна, даже сон перестал быть отрадой. Эх, впасть бы на какое-то время в летаргию безо всяких сновидений и проснуться лишь тогда, когда все наладится само собой! А так придется вставать и начинать очередной, совершенно ненужный день…

Несколько минут он лежал на спине, тупо уставившись в потолок, а затем нехотя пошевелился, приподнялся на локте и посмотрел на стенные часы. Без пятнадцати двенадцать! Впрочем, если учесть, что ему