Второй сын - Эми Хармон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как же сильно она по нему тосковала. Он жил среди северян, теперь она была в этом уверена. Но почему? И зачем он пришел сюда? И как она встретится с ним? Как скажет, что давно уже сдалась?
– Я каждый день скучаю по Байру. У меня в сердце дыра, – сказала Альба. – И я боюсь, что так будет всегда.
– Вы были так близки, – сдавленным голосом вымолвила Гисла.
– А теперь… нас больше нет, – глухо прибавила Альба.
Какое‐то время они молча лежали во тьме, а когда Альба наконец уснула и сон унес ее страдания, Гисла сдалась на волю печали и тоски.
* * *
Хёд не ушел из крепости ярла следом за северянами, а незаметно вернулся назад. Во тьме любой человек представлял опасность, и ему не хотелось, чтобы кто‐то заметил, как он крадется среди теней. Он отыскал комнату, которую отвели для принцессы и Гислы, и вскарабкался на дерево, собираясь незаметно подслушать их разговоры.
Король Севера устроил в обеденном зале настоящий спектакль. Хёд был для него лишь приманкой, поводом для нелепых переговоров о несбыточном обмене. Он оскорбил принцессу и выложил историю Гислы, лишь чтобы позлить Банрууда. Гисла не ждала встречи с ним: Хёд услышал ее потрясение, громыхание ее сердца, ее сдавленное дыхание. Он выстроил вокруг себя стену – он не мог прислушиваться к ней и одновременно замечать все, что творилось вокруг него, отбивать все, чем в него швыряли. Но теперь он ее слышал.
Девушки мирно беседовали, тихими голосами утешая друг друга. Альба молила спеть ей про летучую мышь, и Хёд вдруг вернулся обратно, на Храмовую гору, и оказался в тени храма: там он стоял когда‐то и слушал, как малютка Альба просила спеть ей все ту же песню.
– Байр обещал мне, что вернется, – посетовала Альба.
Байр так и не вернулся на гору?
– Тот, кого я любила, когда‐то обещал то же самое, – прошептала Гисла.
Тот, кого она любила. Любит ли она его до сих пор?
– И что случилось? – чуть не со страхом в голосе спросила Альба.
– Он так и не вернулся.
Сердце Хёда разбилось, и из него хлынула кровь. Гисла говорила о нем. Да, он не вернулся… но она не позволила ему верить, что ждет его.
– Ты злишься? – спросила Альба.
– Порой я злюсь. Но чаще тоскую по нему, – отвечала Гисла.
Он тоже злился. Злость стала его постоянной спутницей. Но он тосковал по ней сильнее, чем ненавидел. Любил ее сильнее, чем ненавидел. А теперь ненависти больше не было.
Вскоре Альба уснула: ритм ее сердца, звук ее дыхания подсказали ему, что она отдалась во власть сновидений. Но Гисла не спала. Она плакала. То был не стон, не рыдания. То был лишь ком в груди, лишь нескончаемая, мучительная попытка дышать спокойно и мерно, не мешая Альбе, не выдавая своего отчаяния.
Лишь только она наконец начала успокаиваться и слезы высохли, а усталость одержала верх, как в дверь тихо постучали. Она мгновенно проснулась, и ее сердце забилось быстрее.
– Лиис из Лиока, тебя зовет король, – прошептал стражник.
Ее сердце быстро забилось, но она поднялась с постели и в следующее мгновение уже шла следом за воином по коридору, к покоям короля.
Хёд снова ощутил прилив ярости, столь осязаемый, что она словно наполнила его рот до краев. Нужно было уйти, оградить себя от агонии их встречи. Но он не мог себя вынудить. Не мог не слушать ее, пусть даже этим сжег бы себя дотла.
Их голоса звучали глухо – мешали стены крепости и шум дождя, под струями которого его убежище среди ветвей казалось теперь еще менее надежным. Но он не двинулся с места.
– Ляг рядом со мной, – приказал король.
Она не стала возражать. Ее сердце билось спокойно и мерно. Приказ короля был для нее обычным делом. Хёд почувствовал металлический привкус во рту, словно он облизнул кинжал и поранил себе язык.
Быть может, так оно и было. Теперь язык казался ему раздвоенным.
– Что будет завтра? – спросила Гисла у короля.
– Тебя это не касается.
– Король Севера считает, что касается.
– Мне что, отдать тебя ему? – прошипел Банрууд. Сердце в его груди билось со странным звуком, отдаваясь у него в голове. Он дышал отрывисто, словно от сильной боли.
– Если пожелаешь. – В ее словах не было ни единого чувства.
– Он не сделает тебя своей королевой. Он лишь хочет меня раздразнить.
– Я не желаю быть его королевой. И твоей королевой быть не желаю.
Он заворчал, словно ее желания были ему хорошо известны, и она, не сказав больше ни слова, запела – без слов, одну лишь мелодию. Ее голос принес исцеление страданиям, а горечь во рту у Хёда сменилась желанием, которое разлилось по всему его телу.
Она не смолкала около получаса, но вот король заснул, и странный звук у него в голове стих вместе с песней. Медленно, словно страдая от сильной боли, Гисла встала с постели короля и поплелась к себе в комнату – двадцать один усталый шаг до самой двери. Скрипнули петли, и он понял, что она вошла. Но она не прошла через комнату, не легла в постель, а выпила два стакана воды – от рыданий и пения ее мучила страшная жажда, – умылась, вычистила зубы, переоделась, сменив одно платье на другое, и сунула ноги в башмаки.
Ее движения завораживали его не меньше, чем прежде голос. Он жадно вслушивался в то, как она движется по комнате, как дышит, как просто живет – спустя столько лет, когда она жила лишь в его памяти.
Она подошла к окну и взялась за ставни. Он замер, вдруг осознав, что был слишком беспечен. Он так увлеченно слушал, что забыл обо всем на свете. Он влез достаточно высоко, так что с земли его никто бы не заметил, – но сидел ровно напротив ее окна. Она его заметит, увидит, как он висит на дереве, словно летучая мышь из той самой песенки.
Она раскрывала ставни медленно, дюйм за дюймом, словно боясь, что они будут громко скрипеть, так что он скользнул вниз по стволу и спрыгнул на землю за миг до того, как она склонилась над черной прохладной пустотой и глубоко вдохнула ее. Он
