Коллапс. Гибель Советского Союза - Владислав Мартинович Зубок

Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере обеспечиваться права и свободы человека любой национальности?» В случае, если бы большинство проголосовало «за», следующим шагом стало бы подписание Союзного договора и смена конституции.

В мемуарах Горбачев вспоминает, что формулировка для референдума возникла в результате «долгих совещаний с моими помощниками»[628]. Шахназаров и Черняев в это время считали, что горбачевский Союзный договор был донкихотским проектом и референдум ничего не изменит. В лучшем случае возникнет что-то вроде Европейского экономического сообщества или Британского содружества. Черняев также знал без всяких опросов, что большинству москвичей осточертел Горбачев и советское правительство. «Референдум… может стать детонатором» для катастрофического взрыва[629]. Многие консерваторы также скептически относились к референдуму. На совещании Политбюро 30 января Ислам Каримов, глава партийного руководства и президент Узбекистана, сказал: «В процессе подготовки к референдуму страсти разгорятся. Подготовка к референдуму будет способствовать разжиганию страстей». Нужно помнить узбекскую пословицу: «Не наступай на хвост спящему льву»[630]. Крючкову эта идея не нравилась по тем же причинам. В своих воспоминаниях шеф КГБ утверждал, что мартовский референдум был провокацией, которая сможет принести пользу лишь врагам СССР: «В нем не было никакой нужды, для широких масс этот вопрос не существовал, они не выступали против Союза»[631].

В лагере сторонников Ельцина горбачевский референдум рассматривался как заговор против молодого Российского демократического государства. Ельцин и Бурбулис возмущались, что Горбачев ведет себя со многими автономными регионами в границах РСФСР как с суверенными и равноправными субъектами будущего Союза. Это означало, что он хочет настроить руководителей этих регионов против Ельцина и российской законодательной власти. Вместо того чтобы иметь дело с одной Россией, которая угрожала его власти, советский лидер хотел иметь возможность торговаться с шестнадцатью частями Российской Федерации[632]. По мере приближения референдума Ельцин и его команда замечали, что главы Украины и Белоруссии не торопятся заключить с ним «пакт» против центра. Как выяснилось впоследствии, перспектива неравноправного альянса с ельцинской Россией устраивала украинцев еще меньше, чем идея центра под управлением Горбачева[633].

Главным проектом Ельцина, как и прежде, было российское президентство. Но у него было юридическое препятствие – конституция РСФСР не предполагала поста президента, и только российский Съезд народных депутатов мог изменить ситуацию. Ельцину и его сторонникам раз за разом не удавалось набрать необходимого количества в две трети голосов. Многие депутаты, и не только стойкие партийцы, были обеспокоены опасностью двойного президентства в одной стране. Бурбулис и Старовойтова обдумывали другую возможность – провести референдум и получить одобрение напрямую от россиян. Но такая кампания на громадной территории стоила до 300 млн рублей. Горбачевский референдум решил эту проблему – российский референдум мог стать дополнением к нему и тогда обошелся бы бесплатно. Верховный Совет РСФСР одобрил эту схему простым большинством голосов[634]. Вопрос российского референдума был сформулирован кратко: «Считаете ли вы необходимым введение поста Президента РСФСР, избираемого всенародным голосованием?» У российского референдума был и второй вопрос: сохранить территориальную целостность Российской Федерации означало признать власть российского президента над национальными автономными регионами. Бурбулис вспоминал, что российский референдум оказался великолепным ходом. Горбачев, сам того не желая, «блестяще помог выйти из того тупика»[635].

1 февраля 1991 года Борису Ельцину исполнилось шестьдесят лет. Самый популярный политик в России решил устроить празднование дня рождения в пустующих помещениях одного из летних детских лагерей под Москвой. Жена Ельцина Наина и дочери Татьяна и Елена приготовили обильное угощение для 80 гостей, среди которых были однокурсники Ельцина по Уральскому политехническому институту, прилетевшие в Москву на празднование. Лев Суханов, один из помощников Ельцина, принес гитару – Ельцин любил русские песни и часто подпевал, когда пели хором. После множества тостов уральские гости торжественно вручили ему специальный подарок – полуметровую деревянную фигурку с лицом Ельцина. Один из гостей встал перед ней и провозгласил: «Вот сейчас Борис тебе я ка-а-а-к врежу по челюсти, и посмотрим, что с тобой будет». Но после каждого удара, ко всеобщему удовольствию, «деревянный Ельцин» принимал прежнее положение. Это была русская «неваляшка», которая для почитателей Ельцина олицетворяла его несгибаемый дух[636].

19 февраля после многомесячных бесплодных попыток Ельцин наконец-то получил время в эфире на советском телевидении. Он дал интервью группе журналистов. Советники хорошо его подготовили, он давал продуманные ответы на нелегкие вопросы. Но в самом конце интервью удивил всех. Мои избиратели хотят, начал он, чтобы я сотрудничал с руководством центра: «Видит Бог, я делал много попыток». Многочасовые встречи с президентом, однако, ни к чему не привели: «У Горбачева в характере есть стремление к абсолютизации личной власти». После шести лет у власти и провала перестройки Горбачев отказывается меняться. В связи с этим Ельцин призвал к немедленной отставке советского президента. Он сказал, что власть в Советском Союзе должна перейти к «коллективному органу – Совету федерации республик»[637]. Голос Ельцина был спокойным, почти без эмоций. Он стремился мобилизовать своих сторонников для президентской кампании. Независимый опрос, в котором участвовало около 900 москвичей, показал, что три четверти из них поддерживают Ельцина. На вопрос о будущем Советского Союза его дальнейшее существование поддержали менее 20 процентов, и почти 49 процентов выступали за ельцинский «Союз суверенных республик». Еще поразительней было то, что почти 28 процентов опрошенных согласились с таким вариантом в анкете: «Советский Союз не должен больше существовать»[638].

Горбачев смотрел выступление Ельцина по телевизору и убеждал себя, что его заклятый враг пьян. «Руки (Ельцина) дрожали, – вспоминал Горбачев спустя несколько лет. – Видно было, что он не владел полностью собой и с усилием, с натугой, читал подготовленный заранее текст». Советский лидер полагал, что референдум станет сокрушительным ударом по ельцинскому сепаратизму. В конце февраля Горбачев уехал в Минск, свое первое за несколько месяцев путешествие по стране. Там советский лидер предпринял атаку на «демократов», которых обвинил в разрушительном «необольшевизме»[639]. После возвращения в Москву он поручил Политбюро и секретариату «буквально мобилизовать всю партию» на референдум. Это, писал он своему заместителю по партии, «политическое сражение, может быть, решающее. Если партия его выдержит, оно поможет ей стать на ноги… Прошу основательно обсудить и, если хотите, перевести все партийное руководство на “чрезвычайный” режим». Глава российской компартии Иван Полозков обратился к лидеру: «Теперь, Михаил Сергеевич, вы прочно срослись с консерваторами». Настало время для президентского правления, принятия руководства над неэффективными парламентскими структурами СССР[640].

2 марта Горбачев отмечал свой шестидесятилетний юбилей. Он получил поздравления от ведущих чиновников в кабинете партийного секретариата на Старой