Цепная реакция - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

выпрямились — и картинка остановилась, словно кто-то нажал «стоп-кадр» …

Дальвиг так и не понял, почему преследователи от него отвязались. Его автомобиль уходил на юго-запад.

Берлин, 

9 марта

Прежде чем доложить Мюллеру о ситуации вокруг переговоров по урановому боеприпасу, Шольц, преодолевая в себе почти физическое отвращение, какое он всегда испытывал к людям профессионально неопрятным, более двух часов вытрясал из Шлихта все, что тот мог сказать по поводу миссии, с которой его направили в Швейцарию. Кроме того, он встретился с Гесслицем, имевшем контакт с Хартманом, и даже допросил гестаповцев, сопровождавших Шлихта. Его интересовал любой пустяк, любая мелочь, которую он подвергал тщательному анализу. В сухом остатке получилось не густо.

—Группенфюрер, — докладывал Шольц Мюллеру, который сидел за столом и бесшумно барабанил по нему пальцами, — мы с уверенностью можем сказать, что в Берне ведутся переговоры, которые предусматривают сдачу УСС не только всего комплекса военных разработок урановой программы, но и самих немецких физиков, работающих на территории рейха. К переговорам причастен бригадефюрер Шелленберг и, как вы понимаете, очевидно, его покровитель в лице самого рейхсфюрера. Так, во всяком случае, считает та сторона.

—А ты? — спросил Мюллер. — Ты как считаешь?

—Я опираюсь на мнение Хартмана.

—Мы верим Хартману?

—Хартман отдал нам Бума.

—И вместо того, чтобы начать с ним работать, твои идиоты его угробили.

—Да, группенфюрер.

—Это ведь твой выбор. Твой свинопас провалил дело.

—Я доверился его безупречной характеристике.

—Безупречные характеристики, Кристиан, вызывают самые

большие подозрения. Я не верю в безупречные характеристики.

Шольц молчал. Мюллер испепелил его разгневанным взглядом и продолжил:

—Вот и получается, что Хартман, от которого надо было бы избавиться, стал нужен еще больше. А переговоры… — Мюллер взял нож для бумаги и стал ковырять им под ногтями. — На чем основывается твоя уверенность, что они вообще есть? С таким же успехом я могу рявкнуть «Иуда!» в лицо рейхсфюреру на приеме у Гитлера. Доказательства нужны, подтверждения. А их нет.

Шольц выдержал паузу, затем на шаг приблизился к столу Мюллера и, прищурив глаза, спросил:

—А так ли они нужны, подтверждения?

Мюллер оторвался от ногтей и посмотрел на него вопросительно.

—Все зависит от того, к кому вы намерены обратиться, — сказал Шольц. — Если бы, например, я говорил с вами, вы бы мне не поверили, потому что вы в курсе. Но вот если бы я говорил с кем-то вне нашего ведомства, ну, с кем-то из министерства авиации, то мне бы не понадобилось ничего доказывать. Знаете, один мой знакомый говорил: совершенно не обязательно быть экспертом, достаточно им слыть.

—Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

Шольц протянул папку, которую держал под мышкой.

Днем в чудом уцелевшем дворце принца Альбрехта, где все еще располагалось руководство РСХА, после совещания у Кальтенбруннера Мюллер подошел к Шелленбергу и вполголоса произнес:

—Я в сомнениях, Вальтер, не знаю, как лучше поступить.

—А вы поступите, как лучше, — пошутил Шелленберг.

Мюллер шутку не принял. Лицо выразило досаду и смущение одновременно.

—Тут вот какая заковыка, старина… — широкая ладонь группенфюрера озадаченно легла на гладко выбритый затылок. — Мне неприятно это говорить, но мои громилы насобирали грязи. И где бы вы думали — в Швейцарии. Мы старые товарищи, Вальтер, я не хочу подложить вам свинью. Но в соответствии с регламентом, будь он неладен, я попросту вынужден направить запрос Кальтенбруннеру.

—Что за запрос? — спросил Шелленберг рассеянно.

—Да вот он. — Мюллер открыл папку с письмом на имя начальника РСХА. — Запрос типичный, смотрите: удовлетворен ли бригадефюрер Шелленберг соблюдением военной тайны в подведомственном ему VI Управлении РСХА? Я специально даю вам возможность увидеть этот документ, чтобы у вас было время подготовиться к беседе с обергруппенфюрером. И хорошо, если с ним. Для вас, я думаю, не секрет, к кому побежит наш шеф в подобной ситуации.

Секрета тут не было: все знали, что по особо чувствительным вопросам шеф РСХА общается с рейхсляйтером Борманом, минуя своего непосредственного начальника Гиммлера. Поскольку Мюллер не воспользовался случаем передать свой запрос Кальтенбруннеру, Шелленберг сделал вывод, что следует ожидать какого-то шантажа, и приготовился.

— Военной тайны… — повторил он. — Какой военной тайны?

—Той самой, за которую у нас вешают на фортепьянной струне. — Взгляд Мюллера сделался устрашающе пронзительным. — И кодовыми словами к ней являются три имени: Даллес, Хартман, Бум.

На лице Шелленберга отразилось усилие понять, о ком идет речь, хотя думал он о том, что Бум, видимо, попался и его предъявят в любой момент и что нет ни времени, ни возможности убедиться в правомерности такого вывода, чтобы успеть выстроить контраргументацию.

—Да, — ухмыльнулся Мюллер, — особенно трудно вспомнить, кто такой Даллес.

Брови Шелленберга решительно подскочили кверху:

—Ну, что ж, Генрих, этика преферанса требует доиграть пулю до конца.

—Так-то лучше, старина. Через три часа, ровно в шесть сорок пять, жду вас на Ванзее, вы знаете, возле какого особняка. Подумайте: проиграть можно только то, что имеешь.

Мюллер был уверен, что Шелленберг не поспешит к Гиммлеру. В его положении информация о том, что переговоры в Берне, возможно, раскрыты, была подобна гранате без чеки. Пребывающий в глубокой растерянности рейхсфюрер, повинуясь импульсу, мог закрыть этот вопрос вместе с Шелленбергом. Время играло на стороне шефа гестапо.

Как старые, добрые приятели, они медленно шли по слежавшемуся за зиму мокрому песку, покрытому сизыми лохмотьями водорослей. Похожее на белую пустыню озеро давало о себе знать слабым плеском невидимой волны да редким криком чайки, несущимся над водой.

—Сейчас не время говорить об ошибках, но только идиот не видит, в какую дыру в заднице наши доблестные вожди завели Германию. — Мюллер шагал, по-боксерски сжав кулаки. Шелленберг расслабленно сцепил руки за спиной. Оба были в штатском: пальто, шляпа. — Умные люди говорят: не можешь отрубить руку — поцелуй ее. Когда я занимался авиатехникой, я знал: если проморгать прогар поршневых колец, самолет упадет. Поверьте, это не сложнее политического выбора.

—Когда еще услышишь такое из уст шефа тайной полиции! — усмехнулся Шелленберг.

Мюллер остановился, тонкие губы тронула бесцветная улыбка, и Шелленберг с неприязнью заметил, что между зубов у него застряли кусочки еды.

—Никогда, — сказал Мюллер. — А вот от шефа внешней разведки такие разговорчики доносятся с сорок третьего года.

Шелленберг прикусил язык. Чтобы заполнить паузу, он закурил.

—В конце концов, не мы заварили эту кашу,