Цепная реакция - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

—Тут вы правы. Но нам ее расхлебывать, хотим мы того или нет. Погоны, мой друг, во всем виноваты погоны. Ваша позиция очень выгодная, значительно лучше моей, но она ослаблена фигурой рейхсфюрера. Вы правда думаете, что, торгуя евреями в концлагерях, он получит индульгенцию от страны, в руководстве которой полно евреев? Это ловушка, Вальтер. Вас прихлоп- нут вместе с ним, как мышь в мышеловке.

Вокруг глаз Мюллера залегли глубокие тени. Он говорил медленно, тихо, как человек в крайней степени измождения. Когда он уставал, швабское произношение особенно резало слух, тем более слух Шелленберга.

—Чтобы вести диалог, требуется фигура, обладающая достаточным политическим весом, — подумав, заметил Шелленберг. — Моего, да и вашего, не хватит.

Даже если опустить всю недосказанность, было ясно, что Мюллеру известно достаточно, дабы выставить альтернативу: либо учитывать его интересы в дальнейших контактах с янки, либо отправиться на виселицу в Шпандау.

—Чтобы вести ваш диалог, требуется прямой доступ к разработкам урановой бомбы. — подчеркнул Мюллер, возобновив движение вдоль кромки воды. — А это не Гиммлер уже. Это Каммлер. А также гестапо, которое осуществляет охрану и объектов, и людей.

—То есть Борман.

—Да, Борман, — подтвердил Мюллер. — Он держит Каммлера.

«Да и тебя, прохвоста», — подумал Шелленберг, а вслух предположил:

—Вы предлагаете поменять Гиммлера на Бормана.

—Зачем? Пусть пока остается Гиммлер. Ему уж точно нечего предложить. Но дело иметь — с Борманом. Рейхсляйтеру понравится такая комбинация, вот увидите.

—Понимаете, Генрих, мои внешние контакты крепко завязаны на людей Гиммлера. Это не только такая мелочь, как Бум. — Шелленберг выдержал небольшую паузу, но Мюллер не прореагировал. — Это, например, Керстен. Генерал Вольф. Брандт. Еще кое-кто. От них зависит очень многое.

—У каждого из них уже по десять хозяев. А будет еще больше. — Мюллер сплюнул в воду. — Они не станут хранить верность банкроту. Ну, может быть, Брандт, из соображений личного фанатизма. Но вам незачем соблюдать политес, Вальтер. Это попросту глупо. Ваши связи, моя сила и возможности Бормана — вот всё, что нужно в настоящий момент.

Две девочки лет десяти в одинаковых пальтишках стояли на берегу и бросали в воду камешки и палки. Проходя мимо, Мюллер потрепал одну из них за щечку. Этот жест не ускользнул от внимания Шелленберга. Немногие знали, что дочь шефа гестапо родилась с синдромом Дауна, но никто не говорил об этом вслух, хотя налицо было нарушение высокопоставленным сотрудником СС расовой гигиены, ибо, в соответствии с циркуляром имперского министра внутренних дел, исходящем из закона о предупреждении наследственных болезней, детей с такой патологией желательно было подвергать эфтаназии еще в родильном доме. Мюллер не только не позволил усыпить дочь, но и не допустил лишней записи в регистрационной книге. В этом его порыве к незнакомому ребенку была спрятана горечь злосчастного отца.

—Если продолжить вести переговоры от имени рейхсфюрера, придется поднимать вопрос о личной неприкосновенности, — осторожно заметил Шелленберг. — Пока эта тема замалчивается. Но мы не сможем избегать ее в дальнейшем. Вероятно, какие-то гарантии они дадут, однако в ответ потребуют конкретики. И немедленно.

—Об этом придется говорить с рейхсляйтером. В отличие от Гиммлера у него есть фонды. И сила, чтобы подмять под себя Каммлера. Если Каммлер что-то заподозрит, он напрямую пойдет в фюрербункер. И тогда… — Мюллер безнадежно махнул рукой и вновь остановился. — Вот что я вам скажу, Вальтер. И постарайтесь понять меня правильно. Во всей этой истории есть один нюанс, понятный, надеюсь, и вам: в любой момент, на любом этапе и вас, и меня сбросят с идущего поезда, как только услуга будет оказана. Более того, это могут сделать как американцы, так и наши покровители в лице рейхсляйтера и рейхсфюрера.

Он достал из внутреннего кармана плоскую фляжку, предложил Шелленбергу, тот отказался, тогда прямо из горлышка хлебнул коньяка, после чего продолжил:

—И потом, Гиммлер, Борман — какая разница? В их тени легко укрыться от расправы. Они отличная ширма. Понимаете меня? Германия возродится в изгнании. А идея — в сердцах оставшихся. У меня нет иллюзий, но я уверен в одном: Гитлер — не в бункере. Он в башке каждого человека европейской цивилизации — во французе, немце, поляке, англичанине, домохозяйке, профессоре, слесаре. Как бы глубоко его ни запрятали, убить его не смогут никогда. Потому что Гитлер во всей его полноте и есть темная сторона нашей морали, без которой не может быть светлой. Он — великий соблазн. Перед ним бессилен наш прагматичный мозг. Оттого-то задача сейчас одна — выжить. А там видно будет.

Мюллер имел все основания не верить Борману, но и отказываться от его покровительства считал нецелесообразным.

—Тогда зачем они вам нужны? — спросил Шелленберг.

—Чтобы уйти. Они застрянут в дверях, потому что слишком большие, и тогда всех собак повесят на них. А моя цель — просто тихо уйти. Максимально незаметно. Имейте это в виду, Вальтер. И не дай вам Бог встать у меня на пути.

Взгляд его уперся в узел галстука Шелленберга. Он так и говорил, глядя в узел галстука, не поднимая глаз:

—В переговорную группу поместите моего человека.

—Это не так просто сделать. Состав известен.

—Состав?.. Бум. Кто еще?

—Не наглейте, Генрих.

—Ну, хорошо. Считайте место Бума вакантным. Его, кстати, сдал ваш Хартман.

«Зато он не сдал Вебке», — подумал Шелленберг. Он бросил в озеро недокуренную сигарету, поднял воротник пальто.

—А я вот не знаю, — помолчав, сказал он, — что такое поршневые кольца.

Берн,

11 марта

– В последнее время информативная ценность наших контактов с вашими протеже заметно упала. Даже об атомных испытаниях в Тюрингии мы узнали из другого источника. А подробности нам неизвестны до сих пор. В Лондоне недовольны. Вы являетесь сотрудником Интеллидженс сервис, Виклунд. Вполне может быть, что вы служите и своей стране, в этом нет ничего предосудительного. Но ответственность перед СИС с вас никто не снимет.

Лебеди совсем не боялись людей. Они ходили по берегу, вытянув шеи, разминали крылья, время от времени издавали хриплые, квохчущие крики. Советник чрезвычайного посланника Великобритании в Берне Годфри Кроу, одновременно являвшийся резидентом английской разведки, приблизился к самому горластому самцу и протянул ему открытый кулек с запаренным ячменем, купленный у уличного торговца. Привыкший к такому угощению, лебедь лениво поклевал зерно, после чего развернул свои огромные крылья, словно приветствуя взошедшее солнце, потянулся и осторожно ступил в воду.