Эпитафия Любви (СИ) - Верин Стасиан

[1] Фектоны — титулованные представители среднего класса.

[2] «Бычьекровые» — окропленные кровью жертвенных быков, в переносном значении так называют в Эфилании нечто важное, почти сакральное.

Власть Богов

СЦЕВОЛА

Колокол ударил второй раз. Час, к которому готовили его Боги, близился, ещё один удар языка кампана, висящего у потолка — и воспоёт магистру хор сенаторских оваций.

Хаарон не покидал его: его электорат, его уверенность. Текст выступления — написан в голове и на устах. Он не станет пользоваться свитком… он никогда не пользовался свитком. На кафедре Сенатос Палациум зачнётся будущее, и его надлежит соткать страстными рацеями, выходящими из глубин сердца.

Кто более достоин этого, чем потомок славного рода Ульпиев, веками служивших Амфиктионии? «Никто не сравнится с Нами под звоном колокола», возглашал в сердце Сцевола, «ибо это Наше предназначение!»

В подтверждение его мыслям явился брат — богоравный Магнус. Поддержит ли он его, магистр терзался сомнениями, но чего бы не говорил Хаарон этим утром, в освящённом Талионом союзе с любимым родичем они одолеют весь мир.

Но даже если не случится этого, если Умеющий-Говорить-На-Языке-Сердца в праведности своей будет прав — и безбожник не обратится к истинной вере, как это поколеблет троны Богов? Сцевола продумал всё, его план был гениален, как мироздание. И вот колокол ударил в третий раз, и сенаторы расселись по курульным креслам.

Наподобие водоворота, представлявшего собой мироустройство, зал заседаний состоял из колец, расширяющихся к потолку, и дна — высокой кафедры с монолитным мраморным пюпитром с позолоченными орлиными крыльями и головами. Сцевола сел в середине, шесть аммолитовых зениц трёхглавого орла смотрели на него — казалось, будто еще секунда, и они склонятся перед новым правителем Эфилании.

У правого плеча читал заклинание Хаарон в одеждах из дикого шёлка, у левого Марк Алессай в бирюзовых цветах Флосса общался с Квинмарком Фалько, другие члены верхней палаты рассаживались, кому как было удобно, но Магнус — Его Светлость следил за ним с особой пристальностью — выбрал ярус, наиболее удалённый от него и от Люциуса Силмаеза, у скульптурных фризов. «Думаешь, о любезный брат, что этим ты избежишь выбора между нами?» — Магистр не обиделся, но и не нашёл причин радоваться.

Ещё мгновение назад текло обыкновенное в преддверии великих событий обсуждение. Но пересуды угомонились, только встал за пюпитр Феликс Страборион, представлявший Силмаеза, уже бежавшего, как неуклюжий львёнок, за кафедру. «Львёнок, а не Чёрный Лев!»

У сенехаментора не было тоги. На узких плечах лежала мантия жёлтых оттенков, перевязанная коричневым поясом, на запястьях медные браслеты с символами, незнакомыми ни ему, ни Хаарону — одна из рук являла собой протез, в большей степени скрытый за рукавами и браслетом, где и когда сей благородный муж потерял её, никому неизвестно, как неизвестно было, сколько он заседает в Сенате на посту сенехаментора (Сцевола был ликтором, а Феликс Страборион уже возглавлял сенехаристов и входил в список почёта Сенатос Палациум).

«И что нашёл он в презренном Силмаезе?» — кольнул вопрос.

Призывая ко вниманию, самый таинственный сенатор сложил пальцы в букву «о».

— Почтеннейшие, достославные! — Ниже чем двойной авлос; как жужжание шмеля внутри вазы, раздался его голос, открывающий Выборы. — Три весны прошло, когда, как и сегодня, в последний день месяца Великого урожая, я открывал заседание, пользуясь вашей благосклонностью к моим трудам, и выдвигал своего бессменного кандидата Люциуса из Скаваллона. Поэтому, как солнце совершает свой путь от востока до запада, повторяя свой бег, так и я хочу повторить незыблемые на мой взгляд истины. Fermere[1], день голосований — день перемен. Эфиланский Народ собирает урожай пшеницы и ячменя, запасаясь на зиму, эфиланский же Сенат должен собрать урожай голосов и реформ — чтобы запастись стабильностью и порядком на грядущее троелетие. Xadere[2], опыт дебатов с этим дворянином, — его механическая рука устремилась к выправленной фигуре Силмаеза, — доказал мне, что он достоин вновь выдвинуться на пост консула, как то позволяет Закон. Считаю, что нет лучшего кандидата, чем опекун Её Высочества!

«Мы были высокого о тебе мнения, Феликс Страборион, но ты такой же глухой к истине, как и твой железный обрубок, высокопарно именуемый частью тела!»

— Он поплатится за свои речи, — поклялся Сцевола.

— Истинно, — отозвался Хаарон. Уста Марка Алессая сдвинулись в мстительной ухмылочке, когда он повернулся оказать магистру моральную поддержку:

— Я своими руками прогоню его по волнам, не сомневайтесь.

Сенехаментор завершил речь. На его место встал бывший консул.

— Слушай и запоминай, — рекомендовал Хаарон. Сцеволу переполняла уверенность, что рекомендации ему безнадобны, ибо ничего дельного Силмаез выговорить не способен.

— Друзья, — он опёрся на пюпитр, — на прошлых выборах я говорил, что отъезд Архикратора нисколько не повредит нашей Амфиктионии, ведь испокон веков в отсутствии Его Величества ею правит Сенат под предводительством консула. Так был ли я хорошим консулом, друзья? Или, как думает мой оппонент, я не более чем заноза у него между бёдрами? — По рядам прогулялся приглушённый смех. Сцевола, напрягшись, скрипнул зубами: «Боги, прокляните его… ещё бы Мы сквернословили, нет!» — Прежде, чем подумаете об этом, вспомните, что принесло Амфиктионии троелетие моего консульства. На севере были проложены тракты; кипит работа в кузнях, где куются острейшие мечи для наших войск; некогда разрушенные форты отстроены и приведены в порядок, а служба в Легионе стала выгодной и престижной! Вы всё ещё не вспомнили? Не забудьте про последнее. Самое главное достижение за несколько лет — это наш союз с Вольмером. — «Глупец глупцов, ты ошибку принял за шедевр!» — То, чего с таким трудом добивался Его Мудрое Величество, наконец подходит к своему завершению, план реализуется, уже практически больше половины сработано! Нет? Вы не понимаете, о чём я? Вот, вижу, хмурятся те сиятельнейшие на пятом ряду. Марк Алессай, что вы повернулись? А что же ты, Гай Ульпий Сцевола, ты прямо проедаешь меня своим взглядом! — Силмаез хохотнул, магистр посмотрел на Хаарона, ища поддержки и утешения, но жрец продолжал смотреть, а Лев — говорить. — Когда мы встречали Шъяла гир Велебура, посла князя Арбалотдора, в Обеденном зале, многие были возмущены, если не на виду, то внутри… И я понимаю вас. И я разделяю ваши мысли! Но край за Ветреными горами всегда был бесчеловечно богат, люди, которых мы называем дикарями, строят города, дома и справляют праздники, как мы, эфиланцы, о бережливости Восточных Государств ходят легенды, и совершенно удивительно, какую злую шутку сыграла с нами история, не позволив полководцам Амфиктионии продвинуться дальше Скаваллона, к Долине Рохгадунн и к Дальним Землям. — Безмолвно выдержав секунду, Люциус Силмаез снизил глубину голоса и заговорил, как будто сам участвовал в этих бесплодных походах. Лжец и лицемер, подумал Сцевола. — Вселенная дрожала перед нашими войсками, и всё же добрая её часть нам и сейчас неподвластна!

— Ты забыл про альянс, Силмаез? — встал Марк Алессай, все взоры временно обратились на него. — Валент Аверкрос и Камронд Аквинтар владели миром, про это ты тоже забыл?

— Хорошо, что вы напомнили, — словно бежал говорящий, но это была очередная уловка, Сцевола расщёлкивал ораторские ходы, как пиниоли. — И к чему привёл этот дуумвират? Альянс распался и Амфиктионию снова отрезали от Загорья. Они не владели миром, это сказки, которые мы выдумали, чтобы оправдать наши неудачи, в действительности же всё было намного иначе… Варрон согласится с моим ходом мысли, да, сиятельный Варрон? — Сцевола проверил его реакцию. Ответа от Магнуса не последовало, и Лев усмехнулся. — Я предлагаю действенный способ сделать выдумки реальностью. Мудро начали Аверкрос и Аквинтар. Но они полагались на дипломатию, мы же с Архикратором Тиндареем рассчитываем на кровь. Верно, кровь связывает живую плоть — и она же связывает государства. Недавно цезарисса Меланта была приглашена в Вольмер, она приняла это приглашение, и очень скоро состоится её свадьба с Арбалотдором. — В напряжённом воздухе Сенатос Палациум поднялся подозрительно спокойный ропот. Сцевола почувствовал себя оскорблённым: цивилизованную женщину отдают дикарю, а никто и угрозы в сторону Силмаеза не бросил, какой абсурд! — Подобно всем нам, князь Арбалотдор смертен, и однажды Долина Рохгадунн, связывающая Западный Вэллендор с Восточным, станет оплотом нашей торговой и политической экспансии. И вот тогда, друзья мои, под предводительством Её Величества мы фактически овладеем миром. То, что лишь снилось Камронду и Валенту, станет явью.