Затерянный книжный - Иви Вудс

от имени всех тех, кто так и не добился справедливой мести за то, что мой брат сотворил с ними. Мне казалось, я восстанавливаю доброе имя Карлайлов; наверное, этого хотел бы отец. Время пришло. Я должна была встретиться с ним лицом к лицу.

Едва стемнело, я отправилась к дому, который когда-то считала своим. Воздух был неподвижен и тих, я слышала только звук собственных шагов и биение крови в ушах. Я подошла к парадным воротам. Каким маленьким все теперь казалось!

Я постучала в дверь и, пока ждала, представляла себя высоким деревом с крепкими корнями. Я расслабила плечи и всю энергию сосредоточила в центре живота. Вот где горел огонь – огонь ярости, который потребуется мне сейчас.

Дверь открыла женщина.

– К мистеру Карлайлу, – прямо сказала я.

– Он вас ожидает?

– Если нет, то он полный идиот.

Женщина выглядела озадаченной, но послушно ушла передавать сообщение. Я не стала дожидаться, пока меня пригласят в мой собственный дом: закрыла за собой дверь и последовала в гостиную, стуча каблуками по паркету.

– Извините, мадам, но вам придется подождать в холле.

– Я и так ждала достаточно. – Я с легкостью протиснулась мимо нее.

Линдон ужинал за столом и чуть не подавился супом, увидев меня.

– Какого дьявола…

– Удивлен, что видишь меня, братец?

Он не произнес больше ни слова. Линдон ненавидел представать в невыгодном свете. Теперь он будет молчать, попытается разведать обстановку, чтобы спланировать контратаку. Я не была готова к тому, что он так постарел и теперь выглядит намного старше своих лет. Он казался хрупким, с кожей тонкой, как бумага, и красной у шрамов, а еще явно страдал от артрита – руки скручивались, будто сами по себе, – и почти полностью облысел.

– Гадаешь, почему я здесь, а не у себя в келье в приюте Святой Агнес?

Линдон промокнул уголок рта салфеткой и отложил ее в сторону. Женщина, открывшая дверь, все еще вилась вокруг меня, как муха, пока он не прогнал ее движением руки.

– «Как она это сделала?» – наверное, думаешь ты. И что там насчет доктора Линча? Он ведь по-прежнему дерет с тебя плату каждый месяц, не так ли?

Он прищурился и поднялся из-за стола. Несмотря на физическую слабость, в нем все еще ощущалась офицерская выправка и привычка командовать, и мне потребовалась вся моя воля, чтобы не отступить.

– Как смеешь ты показываться здесь?

Линдон застыл так близко ко мне, что я почти чувствовала его дыхание на своей коже.

– Я тебя больше не боюсь. Что еще ты можешь мне сделать?

– Хочешь выяснить это?

Я выдержала его взгляд. Хотелось ударить его, но у меня в арсенале было нечто большее, чем насилие.

– Хотел стереть меня с лица земли? Ту маленькую девочку, любимицу отца? Что ж, позволь поздравить тебя: той девочки больше нет. Женщина перед тобой – совсем другой человек, она склонна к уничтожению. Конкретно сейчас – к уничтожению тебя и всего, что тебе дорого.

– Эта речь должна запугать меня? Потому что, уверяю, это не так.

Я кружила вокруг него, как львица вокруг добычи.

– Через несколько часов весь мир узнает, что ты сделал. Даже сейчас, пока мы говорим, чернила пропитывают бумагу.

– Какую бумагу? О чем ты говоришь, женщина?

– «Таймс». Они очень интересовались твоим прошлым, а особенно твоим прозвищем, Жнец.

В его лице промелькнуло беспокойство.

– Что ж, бумага все стерпит, даже ложь. А ты выставишь себя недалекой дурой, которой самое место в сумасшедшем доме.

– О да, тут ты прав. Несправедливо, но я знала, что одной моей истории будет недостаточно, чтобы уничтожить твою репутацию. Запятнать – да, возможно, но я стремлюсь вовсе не к этому. Нет, Линдон, утренние газеты расскажут о том, что ты творил на поле боя, и о людях, которых убил якобы за трусость. Большая часть записей была уничтожена, но я собрала достаточно доказательств твоей подлости. Ты станешь изгоем в глазах всех, кто знает тебя лично, и врагом для остальных.

Его глаза на мгновение расширились.

– Все это жалкие оправдания мужчин, которые не заслуживали даже носить форму. Они запятнали позором честь своей семьи и страны.

– У меня есть доказательства того, что люди, которых ты расстрелял, не были дезертирами. Нашлись и свидетели, подтверждающие, что ты хладнокровно убил их. Их семьи заслуживают справедливости.

– Я обеспечил им эту справедливость! – Его голос загрохотал, как пушечный выстрел, отдаваясь у меня в грудной клетке.

– Ого. Все ровно так, как я и подозревала. Ты на самом деле безумец.

Все мы были для него не более чем фигурами на шахматной доске. Несущественными, теми, кого можно передвигать куда угодно, если пожелаешь.

– Что ж, рыбак рыбака… К тому же они были просто призывниками, а не настоящими солдатами.

Я знала, что он провоцирует меня.

– А некоторые – просто мальчишками. Ты знал об этом? Да, может, они и запаниковали перед лицом смерти, но не собирались дезертировать.

– О, прошу, Опалин, расскажи-ка о своем боевом опыте! Просвети меня тем, как много ты знаешь на этот счет!

– Я знаю, что у меня нет права быть судьей или присяжным заседателем, когда речь идет о чужой жизни.

– Рассказать тебе о тысячах людей, которые умерли от переохлаждения той зимой? И еще больше – от холеры. Миллионы лучших людей великой империи испытывали неописуемые страдания, проводили недели в грязных окопах, в дождь, холод и ветер, голодные и уставшие, под непрерывным градом вражеских пуль. Грохот и звуки резни не стихали, а убитых и раненых стаскивали вниз, чтобы новые солдаты могли встретить врага вооруженными и подготовленными. Потоки черной грязи размывали сельскую местность. В первый день при Сомме погибло двадцать тысяч человек. Все ощущали, что это последний день, и каждый должен был встретить его лицом к лицу, опираясь лишь на плечо товарища. Они ели, когда была еда, и голодали, когда еды не оставалось. Убивали и ложились на землю убитыми, и их, наполовину изъеденных крысами, хоронили в неглубоких могилах. И это те, кому повезло.

Этого я не ожидала. Линдон никогда не говорил о войне, но как знать… может, если бы он не сдерживал себя, все могло бы быть по-другому.

– Тем не менее это не оправдывает…

– Никто не мог скрыться от этого ужаса. Но все мы должны были сражаться во имя короны, во имя короля. Так что я сделал то, что должен был.

– Что именно? Убил своих солдат до того, как эта возможность представилась врагам?

– На примере показал, что бывает с трусами. Армией правит страх. Думаешь, те, кто вызывался добровольцем, представляли, что за бойня ждет их впереди? Думаешь, каждый из мужчин, находящихся там, не мечтал всей душой покинуть этот ад? Что, по-твоему, заставляло их бежать навстречу