Знак Берендея. Язык до Китежа доведет - Дмитрий Хорунжий

будут, петух забодай. На зверинец да ярмарку точно хватит. Денёк-другой погуляю — и домой, в Брутовку.

— Что-то никак в вашу денежно-финансовую систему въехать не могу, — вмешался я. — Медянки, золотники, серебрушки… С этим, вроде, всё ясно, но какова их реальная цена? Какой курс обмена? Что за что купить можно?

— Ты шутишь? — Уставилась на меня Бася. — Неужто вторую неделю по Нави бродишь, а до сих пор не разобрался? Тебе же по инструкции кошелёк монет на расходы дорожные полагался.

— Есть кошелёк. В рюкзаке лежит. Оля-Яга выдала, даже в ведомости расписаться заставила. Только я его всего два раза и открывал. В Брутовке, когда у тётушки Луносветы вино заказывал, и на Лысом Хуторе, за матрасы расплатился.

— Быть того не может! А харчевался как?

— Да как-то так получилось, что за еду ни разу платить не пришлось. Сперва мы с Мидавэлем запасы прикончили. Затем Матушка-щука рыбки на уху подбросила. Потом купцы спасённые подкормили, да ещё и скатёркой чудесной наградили. Хозяин харчевни, на радостях, что клад нашёл, всех бесплатно угощал, а нам ещё и колбасы мешок презентовал. Даже тебе колечко перепало, помнишь? А там уже и самобранку освоили. С твоей же помощью, кстати. Так что мешочек с монетами лежал себе без дела в багаже. Вот у меня серьёзный пробел в знаниях и образовался. Думаю, самое время его восполнить!

— Давай, киса, и я послушаю! — Подхватил Ваня. — Мы же у себя в Брутовке, петух бодай, даже серебрушку не каждый месяц видим. От заезжих только. Всё больше по-простому привыкли. Ты мне хлеб да сало — я тебе гвозди да подковы. Ты мне сапоги тачаешь — я тебе плуг да топор кую. Без монет обходились. Хату ставить али капусту рубить — вообще всей общиной собирались, вон, как на Лысом Хуторе.

— Это называется меновая торговля или натуральный обмен, — пояснила Бася. — В малых общинах она вполне эффективна и прекрасно заменяет товарно-денежные отношения. Но в рамках целой страны или даже небольшого города такая система уже неприменима.

— Ой, а можно без этих умностей? — Кисло скривился Дурак. — Скучно же, забодай петух. Ты лучше сразу про монеты скажи.

Я промолчал, сосредоточенно крутя баранку, но в душе согласился с Ваней. Для полного счастья мне только кошачьих лекций по экономике и не хватало!

— Ладно, уговорили, — согласно мурлыкнула киса. — Итак, как вам уже известно, в Навьей республике есть три вида монет: медные, серебряные да золотые. Самые мелкие — медянки, или ш а ги. Они же самые ходовые. С ними и в харчевню, и в зверинец, и в пивной погребок. Пятьдесят шагов равны серебрушке, или гривне серебра. С нею больше по ярмаркам ходят. Двадцать серебрушек — гривна золота, или тол а р, хотя чаще зовётся просто золотником. Это уже купеческие монеты, ими удобно пользоваться при оптовой торговле. Пока всё ясно?

— Да вроде ясно, — ответил я. Ваня тоже кивнул. — Но хотелось бы узнать покупную способность этих монет. К примеру, у нас в своё время за самую мелкую монету можно было купить коробок спичек или стакан газировки. Ну, такой воды с пузырьками. А у вас как? Что дают за один шаг?

— Да уж побольше, чем у вас, — хмыкнула Бася. — Медянка рассчитывалась так, чтобы за неё можно было получить разовый пищевой паёк: малую буханку чёрного хлеба, кружку кислого берёзового кваса, луковицу и шмат свиного сала с ладонь.

— Ого! И это всё за одну монетку?

— Да, за одну. Но это стандартный паёк, минимальный. Если захочешь, к примеру, белого хлеба и сладкого ржаного кваса — плати больше. В городе наёмным чернорабочим платят один пятишаговик в день: три медянки на харчи, да две — сверху. Их чаще всего на пиво спускают.

— На пиво? — Оживился Ваня и даже облизнулся. — Пиво — это хорошо! И по чём нынче в столице кружечка, скажем, тёмного?

— Да мне-то откуда знать? Я что, по кабакам вашим шляюсь? — Недовольно фыркнула кошка и демонстративно отвернулась.

— Знаешь-знаешь, — усмехнулся Дурак. — Не может быть, чтобы такая мудрая киса и вдруг не знала таких простых вещей!

— Чёрное, из жжёного солода с патокой — медянка за кружку цельного, — нехотя буркнула та. — Разбавленное, или полупиво — на медянку две. Светлое ячменное или красное медовое чуть дешевле, двухшаговик за три порции. Закуска в цену не входит.

— Полупиво? — Удивился я. — Кто же его заказывает? Кому оно нужно, разбавленное?

— Женщинам, подросткам, старикам. Цельное для них слишком крепкое. А ещё полупивом в харчевнях предписано угощать заезжих сказителей, потешников да скоморохов-жонглёров.

— Странное предписание. Ну, сказители и потешники — понятно, они мастера разговорного жанра. Им нельзя, чтобы рабочий инструмент заплетался. А скоморохов за что обидели? Им же алкоголь только куражу прибавляет!

— Ой, Сеня, поверь: пьяный скоморох, жонглирующий ножами или горящими факелами — зрелище страшное. И опасное, сродни чихающему дракону!

— Вот бы поглядеть, петух меня бодай, — ухмыляясь, размечтался Ваня. — Особенно, ежели факелами!

— Не смешно, — рыкнула кошка. — После того, как скоморохи по пьяни сожгли несколько харчевен, вышел специальный закон: наливать им только после выступления, и только полупиво…

Едущий перед нами эльф вдруг осадил лошадку и махнул мне рукой, указывая на обочину. Я послушно припарковал «уазик» возле верстового столба и выбрался из машины, довольный возможностью выпрямить спину. Ваня выпустил Басю и тоже выпрыгнул наружу.

— Опля, приехали, петух бодай! — Разочарованно присвистнул он и с силой захлопнул дверцу. — Вот тебе и развлекации с пивом…

Впереди на дороге образовалась внушительная пробка. Точнее, столпотворение. Возы, телеги, экипажи и фургоны сбились в беспорядочную кучу. Слышалось истеричное лошадиное ржание, басовитое мычание быков и недовольные людские выкрики.

— Что там, Мидя? — спросила Бася у эльфа.

— Пока не понял, — пожал плечами тот и привстал в стременах, глядя вдаль. — Ага, там дорога перекрыта. Вижу дюжину ­воинов с алебардами. На рукавах гербовые нашивки. Должно быть, княжеская стража.

— Пойдём, пойдём, поглядим, забодай их петух! Может, вызнаем чего, — Иван даже подпрыгивал от нетерпения.

Оставив Тавию с «уазиком» охранять друг друга, мы двинулись вперёд по тракту. Киса, разумеется, ехала на моём плече.

За скопищем гужевого транспорта обнаружился импровизированный шлагбаум — толстый сосновый