Знак Берендея. Язык до Китежа доведет - Дмитрий Хорунжий

ты, петух бодай, всё дрыхнешь, как сурок степной! Тебя не Арсением, а Арсонием наречь надо было. Чуть что — сразу храпака задаёшь. Вылезай скорее, завтракать пора. Там Бася со скатертью агромадный кусок свинятины изжарили, запах на весь лес стоит! Мы слюнями обливаемся, а без тебя кушать не с руки, забодай петух.

— Да уж… Любовь приходит и уходит, но кушать хочется всегда, — печально констатировал я, выбираясь из машины и хорошенько потягиваясь.

Над лужайкой и впрямь витали умопомрачительные ароматы печёного мяса, жареного лука и картошки. Устоять перед ними я не смог, потому быстренько умылся и присоединился к друзьям.

Ваня с эльфом уже давно сидели над самобранкой. В самом её центре красовалось деревянное блюдо с внушительным куском свинины, рядом — буханка свежего ржаного хлеба, миска квашеной капусты и тарелки с жареной картошкой и золотистыми кружочками лука. Довершали вкусную картину три литровых кружки с пенистым квасом.

— Мальчики, кто хлебушек и буженинку порежет? — Мяукнула киса. — Я не могу, у меня лапки.

Мидавэль взялся за кинжал и придвинул к себе хлеб, а Дурак вынул из-за голенища громадный тесак и склонился над мясом.

— Ваня, стой! — Рыкнула вдруг кошка не своим голосом. — Брось нож! Быстро!

Мы чуть не подпрыгнули от неожиданности. Иван глянул на взъерошенную Басю и испуганно отбросил клинок.

— Так-то лучше, — облегчённо вздохнула киса, садясь. — Плохая это вещь, Ванюша. Злая. Её и в руки-то брать нежелательно, не то, что к еде прикасаться.

После её слов у меня зародилось смутное подозрение. Чтобы его проверить, пришлось вставать и шарить в высокой траве. Как оказалось, не зря. Предчувствия меня не обманули: нож-то до боли знакомый! Да-да, тот самый, с копьевидным остриём и волчьей головой на роговой рукояти.

— Вань, откуда он у тебя? Его же стянули из моего рюкзака задолго до нашей встречи!

— Да вчера в лесу нашёл, — пожал плечами Дурак. — Возле той поляны, забодай петух, где мы оборотней угробили. Пошёл за колодой, могилку ихнюю привалить, глядь — а он из пенька трухлявого торчит. Ну не оставлять же? Работа, конечно, так себе, а вот железо хорошее, вот я и взял. Перековать на что-то можно.

— Зря взял, — мяукнула Бася. — Железо, может, и хорошее, да сам нож — не очень.

— Оля-Яга тоже говорила, что вещь это недобрая и надолго у меня не задержится, — припомнил я. — Может, объяснишь, наконец, в чём дело?

— Что ж, слушайте, — сдалась кошка, запрыгивая ко мне на руки. — Непростой это клинок. Очень непростой. Им нельзя резать хлеб и кроить мясо, нельзя рубить ветки и щепать лучину. Не для того он создан. Это Нож Оборотня, вещь магическая и тёмная. Хозяин вонзает его в пень или просто в землю, кувыркается сверху и обращается в зверя.

— То есть, выходит, что без своего ножа оборотень уже не опасен? — Поинтересовался эльф, присев и с любопытством разглядывая резную рукоять.

— Ошибаешься. Опасен. Нож лишь избавляет владельца от дикой боли при перекидывании. Он втягивает её в себя, высасывает и накапливает. А при случае выплёскивает назад. Потому так страшны раны, нанесённые этим оружием. Даже мелкая царапина способна привести к жестокой и мучительной смерти.

В памяти во всех подробностях всплыла давняя стычка с хищноглазым владельцем ножа. Меня передёрнуло.

— Изготовить такой клинок может только истинный оборотень, и только раз в жизни, — продолжала между тем киса. — Он должен выковать его сам, без посторонней помощи, а закалить — в собственной крови. Потому-то и бережёт как зеницу ока. Нож — главное сокровище оборотня.

— Ну, хозяин этого сокровища нам уж точно не навредит, — довольно хохотнул Ваня. — Гниёт себе тихонько в ямке вместе с прихвостнями, петух их бодай. Мы же молодцы, всех на той поляне положили.

— Нет, не всех, — заметил Мидавэль. — Один сбежал, помните? В самом начале битвы.

— Точно, — согласился я, припоминая. — Тот самый, что напал на меня первым.

Бася опасливо подошла к ножу, осторожно понюхала, мягко тронула лапкой. Сморщила носик и фыркнула.

— Вынуждена вас огорчить, друзья мои, но владелец этой гадости жив-здоров. Это ясно по ауре вокруг клинка: уж больно она сильная. А значит, мы с ним ещё встретимся. Оборотень чует свой нож издалека и следует за ним, невзирая на опасности и расстояние. И уж точно любой ценой попытается вернуть себе.

— Так вот, значит, что он у меня в кармане искал! — Сообразил вдруг я. Поймав на себе недоумённые взгляды друзей, пояснил: — Там, дома… Ну, в моём мире, мне пришлось отнять этот нож у одного нехорошего человека, не подозревая, что он совсем не человек. Надо признать, очень вовремя отнял, иначе сейчас бы здесь не сидел. Очень уж активно он им тыкал и размахивал. А днём позже, на рынке, этот волчара обшаривал мои карманы. Видать, думал, что я его сокровище с собой таскаю.

— Скорее всего, так оно и было, — кивнула киса. — Поэтому от ножа нужно срочно избавиться. На нём поисковый «хвост» висит.

— От тёмной магии лучше всего текущая вода ­помогает, — задумчиво проговорил Мидавэль. — Можно по пути в реку бросить. Или в каком-нибудь дремучем болоте утопить. Пускай поныряет, поищет.

— Можно, — Ваня подобрал нож, осмотрел, с силой вогнал в землю и ударил ногой. — А можем и так, петух бодай!

Стальное лезвие треснуло пополам, словно сахарное. Звук, раздавшийся при этом, больше напоминал злобное вяканье, чем звонкий металлический щелчок. Роговая ручка с обломком клинка отлетела в сторону, вспыхнула зелёным пламенем и рассыпалась кучкой тёмного пепла. Мерзко запахло палёной шерстью.

— А что, тоже вариант, — признала Бася, прикрывая лапками нос. — Действенный! Молодец, Ваня! И как мы теперь в такой вонище кушать будем?

— Лёгко! — Ответил Дурак, вооружаясь деревянной ложкой. — Это ты у меня в кузне не была, когда работа кипит, забодай петух! Вот уж где и впрямь не продыхнуть!

К счастью, летний ветерок быстро унёс дурные запахи прочь, и мы смогли спокойно позавтракать.

— До Китежа осталось километров двести, — сообщил я друзьям, когда мы сворачивали лагерь. — Мне так сказали. Если повезёт, сегодня к вечеру уже будем там.

— Кто это тебе сказал? И когда успел? — Удивился Иван.

— Так у нас с Сеней