Потерянный рай - Эрик-Эмманюэль Шмитт

в том, что я это утверждал, а в том, что ты в это поверил!..

Его безжалостность сбила меня с толку. Чтобы заполнить паузу, он ласково покачал малыша. Очнувшись, я решил прекратить этот мучительный разговор:

– Ты обманул меня; мог бы и извиниться.

– Мои хитрости послужили твоему делу, верно?

– Что?

– Благодаря им мы здесь, живые, мы не пошли ко дну вместе с другими.

Он был прав. Я умолк. Он воспользовался этим, чтобы нанести мне последний удар:

– Неужели я должен раскаиваться в том, что сделал наше выживание возможным? Сожалеть о том, что помог тебе спасти нас?

Он завораживал меня. Подобно моему отцу, Дерек имел дар обращать в свою пользу любую ситуацию. Он почти дружески положил руку мне на плечо:

– Ноам, если ты так плохо реагируешь на мелкую ложь, как я могу раскрыть тебе остальное?

– Остальное?

– Ту ложь, что существует между нами.

– Между нами?

– Все то, чего я тебе не сказал.

– Что ты скрываешь?

– Столько всякого…

– Говори.

Он значительно взглянул на меня:

– Как только ты будешь способен понять. Не раньше.

И, не дав мне времени возразить, он приподнял ребенка и резко спросил:

– Так это мой сын?

Я неохотно согласился. Он расцеловал малыша в щеки, ущипнул за носик:

– Ты проснешься в объятиях своего отца, мой мальчик.

Проявляемая Дереком нежность отдаляла от меня сына больше, чем наша хитрость. Пытаясь успокоиться, я встал.

Дерек окликнул меня:

– Как ее звали?

– Кого?

Дерек сделал мне знак говорить потише. Несмотря на постоянный шум, нас могли услышать. Он прошелестел:

– Мою супругу.

Мне было нестерпимо, чтобы он одну за другой вытягивал из меня мои тайны и уж тем более – чтобы он присвоил себе Охотницу.

– Твою супругу? – тупо переспросил я.

– Мать моего ребенка.

Ангельское выражение его лица было обманчиво – он с явным удовольствием дразнил меня.

– Тита!

Я ушел, испытывая отвращение к себе: ведь я снова предал Титу. Едва оказавшись на палубе, я развернулся и поспешно воротился к Дереку:

– Кстати, мы назвали его Хам.

– Хам? Ах, уже… – разочарованно пробормотал он.

Я верно почуял: Дерек намеревался назвать моего сына на свой лад. Я настаивал:

– Да, Хам. Тита очень хотела! Оставим имя в память о ней. В конце концов, Дерек, это была твоя жена, мать твоего ребенка…

Попавшись в ловушку, он что-то забормотал, не ведая, что, даже если бы Тита вырастила своего сына, она никогда бы не произнесла его имени.

Когда занялся день, удручающая действительность еще сильнее встревожила нас. Небо было черным от множества плотных облаков, которые стремительно бороздили горизонт[33].

Возводя стены неистовой воды, Волна и Ветер с одержимостью продолжали свое сражение. Они сталкивались, пробивали друг друга, сплетались, раздражались, схлестывались, рассыпались и брыкались. Подвергаясь непрерывным атакам, наше судно постоянно разрушалось. Звуки предвещали пробоину и потопление.

Лица скитальцев приобрели болезненно-зеленый оттенок. Всех рвало. К тревоге добавилась тошнота, потеря равновесия и судороги. Никто не имел опыта навигации, а уж тем более в шторм, ведь нам было неведомо существование моря или океана – мы знали только Озеро.

Признаюсь, будучи деревенским вождем, я не сразу проявил себя командиром судна. Я с ужасом претерпевал то же, что и все остальные, покрывался испариной, дрожал от холода, задыхался и блевал. Иногда тело сводило судорогами, так что я валился с ног и не мог подняться. Когда это мне удавалось, головокружение вновь швыряло меня на палубу.

Так что я оказался не способен удержать тех, кто в панике выбрасывался за борт. Я не мог оказать на них никакого воздействия, ни морального, ни физического, – впрочем, разве услышали бы они меня в этом бедламе? Прямо у нас на глазах исчезли в волнах моя младшая сестра Абида, ее супруг и один из сыновей Влаама.

Это оставило меня совершенно безучастным. Помнится, я даже позавидовал им…

Только трое не поддавались всеобщему недомоганию: Тибор, Нура и Барак.

Да, Тибор пошатывался, но это его нисколько не волновало. «Захватывающе!» – воскликнул он в то утро. Я остолбенел от изумления, поэтому он объяснил мне, что наше приключение дает ему удобный случай для поиска. «От нового недуга – новое лекарство!» После нескольких экспериментов он посоветовал нам не ложиться, поскольку горизонтальное положение, дополняя движения судна, усиливает телесный разлад. Лучше сидеть, подняв голову, или стоять, глядя вдаль. Затем он предложил нам использовать метод, еще недавно рекомендованный им беременным женщинам: массировать себе внутреннюю сторону запястья в трех пальцах от ладони, там, где особенно нежную кожу поддерживают сухожилия.

Очень скоро я ощутил, что моя морская болезнь постепенно исчезла[34].

Нура опять обрела свою бесподобную собранность и вела себя как истинная дочь целителя. Она сновала среди больных, заставляя их жевать мяту, чтоб они могли побороть рвотные позывы, и каждому указывала точку на предплечье для регулярного растирания. Не все пассажиры были в состоянии сосредоточиться, так что она отмечала нужное место растительной краской. А заодно ставила еще одну точку, в подмышечной впадине, – если на нее нажать, возникало ощущение хорошего состояния[35].

Подобно остальным, Барак тоже страдал от качки, однако он, стремительный и мощный, ловко перемещался на своей оленьей ноге, по мере надобности подгоняя готовые разлететься доски на стыках корабля.

Мне было на руку, что в этой суматохе дитя Охотницы не привлекало ничьего внимания. Я сообщил Бараку легенду, которую мы с Дереком сочинили для огласки, и дядюшка уверенно поддержал ее. А случайно обнаруженная физическая особенность Дерека его заинтриговала.

– Как это может быть, что у него два сросшихся пальца? Вот уже многие поколения это выделяет старших сыновей нашей семьи. Посоветуемся с Тибором.

Барак устроил так, что в какой-то момент мы втроем собрались в сторонке: целитель, он и я.

Опасаясь, как бы Нура не увязалась за Тибором, я действовал осмотрительно: я сообщил ему, что накануне Дерек благодаря счастливому спасению обрел своего сына Хама.

– Своего сына? – повторил Тибор.

– Да, сына. От какой-то Охотницы.

– Это он рассказал?

– Да!

– Верится с трудом! – воскликнул Тибор.

Его скепсис испугал меня: я подумал, что моя тайна вот-вот будет раскрыта.

– Вне всякого сомнения: у его сына имеется такая же отличительная черта, что у него.

– Какая?

– Сросшиеся третий и четвертый пальцы.

Некоторое время Тибор пристально смотрел на меня:

– Как у тебя.

– Ничего общего.

Тибор окинул меня долгим изучающим взглядом и процедил:

– Ах вот оно что.

Он мне не поверил. Что ему известно? Как он выяснил связь между Хамом и мною?

Его черты заострились, кожа приобрела восковой оттенок. Он вперил в меня взгляд