Современный чехословацкий детектив [Антология. 1982 г.] - Эдуард Фикер

— Выходит, нас занимает одно и то же. Пойдем?

В фуражке, сдвинутой на затылок, заложив — не по уставу — руки за спину, Шлайнер вел Экснера между домиками и садами кратчайшим путем к мельнице, некогда принадлежавшей замку.

— Я хотел бы взглянуть на домишко Коларжа. Вообще-то я знаю, домишко не его…

По тропинке, пробирающейся среди кустарника, они спустились к протоке — по ней отводилась вода к мельнице, — перешли по двум слегка подгнившим бревнышкам, положенным впритык друг к другу и скрепленным скобами. И через ольшаник зашагали дальше, к ручью, над которым были переброшены две доски с перилами с одной стороны. В нескольких шагах от ручья за полуразвалившимся забором начинался сад, неухоженный, запущенный; сквозь кустарник и кроны деревьев проглядывал старый сарай и светлая, местами облупившаяся штукатурка домишки, крытого толем.

Тропинка вилась вправо по течению ручья, почти вдоль забора, который угадывался по покосившимся каменным столбикам, торчащим из буйных зарослей крапивы, штакетник почти не уцелел.

— Вон он, дом, — заметил Шлайнер. — Будете с ней говорить?

— Нет. Только взгляну. Где вы нашли топор?

— Мы можем пройти через сад.

— Хорошо, — согласился Экснер и закатал брюки до колен, чтобы не замочить их в траве.

Им пришлось перешагнуть через кучу ржавых железяк, некогда бывших воротами, перебраться через искореженный плуг, брошенный велосипед, обойти перевернутый улей. Сарай был открыт, как в первый приход Шлайнера.

— Гм, — заговорил Экснер, — товарищ поручик…

— Да?

— Что вы обо всем этом думаете?

— Не знаю… Топор лежал здесь. Не ходите туда, я там поймал блоху.

Экснер почувствовал аромат ореховых листьев — они остановились под старым орехом. Он посмотрел вверх, сквозь крону, на небо.

— Такое прекрасное дерево, — произнес он тихо, — в таком печальном месте.

— Верно, — согласился Шлайнер. — Что, посмотреть, дома ли она?

— Когда понадобится, мы ее вызовем. Сейчас пойдем к мельнице, а там я дорогу знаю.

Дорога дугой подымалась к плотине и по верху ее вела к мельнице.

— С Коларжем я говорил, — продолжал Экснер. — Его топор… Это очень скверная штука…

— Если он не докажет свое алиби…

— Не докажет, — Экснер покачал головой. — Для этого нужны свидетели, которые видели пьяницу где-нибудь в другом месте за несколько минут до преступления или после и сами пришли сообщить об этом. Не станем же мы разыскивать человека, который подтвердит алиби подозреваемого, а может, и обвиняемого… Но по всей вероятности, никто его и не видел. Было слишком поздно. Кого он мог встретить в парке, да еще на этой дороге?! — Экснер показал на каштановую аллею.

— Я рад, что он сейчас сидит у нас. С его норовом… Когда я нашел топор, тоже был рад. Такая улика! А вот теперь…

— Что теперь?

— Меня смущают деньги, — ответил Шлайнер.

— Деньги?

— Их не нашли ни у самого Рамбоусека, ни в его квартире.

— Так ведь это может быть уликой против Коларжа.

— Коларж не раз отбывал наказание. Но дела всё были пустячные — потрава поля, пьяный дебош, драка, телесные повреждения. Ну а тут — квартира, разгром, похуже чем после землетрясения. Нет, он бы такого не сделал.

— Кто же тогда?

Поручик Шлайнер пожал плечами.

— Ни в какие ворота не лезет.

— Я тоже так считаю, товарищ поручик. Пойдем через парк, а потом в замок. Вы не против?

— Ради бога.

Над прудом, над тростниками, над всей зачарованной долиной английского парка висела плотная дымка испарений.

Они подошли к длинной-предлинной лестнице, которая вела во внутренний двор.

Оба невольно остановились.

— По-моему, вон та скамейка обсохла. Может, присядем на минуту? — спросил Экснер.

Им был виден луг, две дороги: одна шла вдоль ручья, вторая наверх, выбегая из тени деревьев и кустов, — и часть скалы, под которой скрывался искусственный грот: нагромождение камней, замшелых и уже слившихся с пейзажем.

— Кто его ненавидел? — рассуждал Экснер. — Кто? Его убил не посторонний. Кто мог хорошо знать его привычки и обычные маршруты? Или, по-вашему, убийца шел за ним следом? С топором в руке?

— Мне не хочется думать, что это был кто-то из местных. Ведь я тут всех знаю, товарищ капитан. Уж, кажется, всех перебрал, от дома к дому. — Шлайнер покачал головой. — Нет, не могу. Даже мысленно не могу высказать подозрение. Вы спросили: кто его не любил? Скорее, следовало бы спросить: кто его любил?

— Ну хорошо: кто его любил?

— Надо хорошенько подумать.

— Мы ведь говорим просто так, языки чешем.

— …Чтоб у него был приятель… или приятели, друзья… Нет, ничего такого не было.

— Возможно, он к этому не стремился, а может, наоборот. Кто знает?

Поручик Шлайнер принялся загибать пальцы:

— Прежде всего, этот доктор из Праги, который постоянно возится в галерее музея. Он писал о Рамбоусеке в газетах, и даже говорят, он и сделал Рамбоусека знаменитым. Ну и, разумеется, ходили слухи, они, мол, делят выручку.

— Следующий.

— Пан Матейка.

— Художник?

— Да. Вы его знаете?

— Познакомились. Вчера. Когда я был еще в отпуске.

— Доктор Гаусер из больницы. Хирург. Они часто общались, после того как Рамбоусек сломал руку, а Гаусер ее вылечил. Гаусер даже купил у него картину. В самом деле, одну Рамбоусек ему подарил за лечение, а вторую доктор купил. И вдобавок еще одно из чудищ.

— В самом деле купил?

— Я точно знаю. У доктора Гаусера порой бывают странные идеи, — заявил Шлайнер.

— Странные?

— Это дела семейные, — махнул рукой поручик. — Он муж моей двоюродной сестры.

— А-а, — глубокомысленно протянул Экснер.

— Ну, наконец, кое-кто из замка. Директор, его жена… Потом, разумеется, кое-кто из молодежи. Те, кого привлекает все странное, необычное.

Поручик Шлайнер исчез в нижнем конце парка. А Экснеру предстояло подняться на пятьдесят две ступеньки. На полпути он остановился и оперся о балюстраду. Кто мог бы потребовать от него, чтоб после почти бессонной ночи он «выдавал» рекордные результаты?

Прояснялось, небо на западе уже голубело, и появилась надежда, что к концу дня покажется солнце.

Наверху кто-то с шумом распахивал окна. Экснер поднял голову, но увидел лишь руки, которые открывали наружные рамы и закрепляли их крючками.

Поднявшись наверх, Экснер ощутил желание дружески похлопать двух лежащих оленей, но их каменные глаза смотрели столь холодно и безучастно, что он передумал. К тому же по двору спешила экскурсия (видимо, последняя), следуя за девушкой в несколько старомодном костюме, с волосами, подстриженными прямо над ушами. Она балансировала на высоких каблуках. Экснер на миг задумался над тем, какие жертвы приносят многие, чтобы выглядеть лучше, чем им дано. Девушке явно были ни к чему такие высокие каблуки, ноги у нее и так что надо.

Открывая дверь, чтобы впустить экскурсию, она увидела его, но все время, пока проходили экскурсанты, демонстративно смотрела в другую сторону. Только, закрывая дверь, она удостоверилась, что он по-прежнему на месте.

Он внимательно осматривал памятник архитектуры семнадцатого века. Потом открыл дверь.

В старом плетеном кресле — когда-то белом, но давно потрескавшемся и облупившемся — сидел один из ребят Влчека и сторожил квартиру Болеслава Рамбоусека. Он был в штатском и читал книгу. И в самом деле походил на книголюба, который отдыхает после трудов праведных.

Он кивком поздоровался с капитаном Экснером.

— Открыто…

Никто не умел наводить порядок так тщательно, как надпоручик Влчек. Нигде ни пылинки. Обезображенные скульптуры составлены в угол, изорванные картины аккуратно повешены. Пролитые и размазанные краски затерты.

Михал Экснер, заложив руки за спину, смотрел на лупоглазых уродцев и чудищ в шляпах и без шляп, похожих на обезьян и на людей, сказочных и будто живых, жестоких. Рассматривал картины, написанные в веселых тонах, рваный холст свисал с них клочьями. На последней, стоявшей на мольберте, краски еще не высохли. Он потрогал ее пальцем — остались легкие отпечатки.

Капитан открыл среднее окно, к которому можно было свободно подойти. Из парка и леса тянуло влагой. Видимость пока была не из лучших, но туман рассеялся. Экснер облокотился на подоконник. Темные листочки плюща блестели свежо и уютно.

Лесенки нигде не видать. Тропинка внизу казалась совсем узкой, едва заметной, вдалеке крутая скала, а над окном уходила в небо громада замка.

За спиной Экснера страж, охранявший двери, спросил:

— Вам что-нибудь понадобится, товарищ капитан?

Михал Экснер с минуту размышлял.

— В галерее работает некий доктор Медек. Возможно, сейчас он еще там. Вы не могли бы его позвать? — Он сел за обеденный стол, чтобы видеть всю комнату. Несмотря на разностильную мебель, нагромождение вещей и всякой дребедени, она, в общем-то, была довольно уютна.