Современный чехословацкий детектив [Антология. 1982 г.] - Эдуард Фикер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Долго… А сколько именно, мы не знаем. Очень долго. Когда лампа загорится или погаснет, сразу видно. Свет из окон падает вон на те деревья.
— Что ж, вы рассказали мне интересные вещи, — заметил капитан Экснер. — Но это не все.
Они недоуменно переглянулись.
— Нет, — продолжал Экснер. — Не все. Кто это был?
Они покачали головой.
— Мы в самом деле не знаем, — произнесла Вера. — Приходите сюда — ну хоть сегодня вечером, если будет луна. Вы сами убедитесь, что человека отсюда узнать невозможно.
— Я думал, это пан Рамбоусек, — сказал Мартин Калаб. — Только потом, когда мы узнали, что случилось, что с ним произошло… Нам пришло в голову…
— А почему вы не отправились к поручику Шлайнеру, когда это пришло вам в голову?
— Мы боялись, — ответила она. — Потому что поручик Шлайнер дружит с моим папой, а папа не знает…
— Чего не знает?
— Что я поздно прихожу домой. Мы живем на первом этаже. Я с вечера закрываюсь в комнате, говорю, что боюсь.
Капитан Экснер взглянул на Мартина Калаба.
Тот кивнул с серьезным видом.
90— Ну, и когда же мы подведем итоги? — деловито спросил сидевший за обеденным столом поручик Беранек, едва в окне показалась голова капитана Экснера.
Экснер, вздрогнув от неожиданности, прижался к стене и ухватился за подоконник.
— Черт возьми! — пробормотал он вполголоса. — Ведь подо мной три метра.
— Я, между прочим, пью пиво и ничем тебе не мешаю, — заметил Беранек.
Капитан Экснер только безнадежно мотнул годовой и влез в комнату. Потом высунулся из окна.
— Спасибо. Лестницу отнесите на место. Не бойтесь. Все останется между нами. Спокойной ночи, — Он оправил одежду и пошел к умывальнику сполоснуть руки. — Итоги подведем часиков в девять-десять, — сказал он Беранеку.
— А где?
— По-моему, здесь, место вполне подходящее.
— А кто будет подводить эти итоги?
— Только мы трое. Влчек проснулся?
— Вот он обрадуется, увидев тебя.
— Ну, тогда пойди скажи ему. — Экснер огляделся по сторонам.
— Что ты ищешь?
— Клочок бумаги и карандаш.
Поручик Беранек, не торопясь, полез в нагрудный карман и достал свой черный блокнот. Вырвал из него чистый лист (предварительно убедившись, действительно ли на нем нет пометок), из второго нагрудного кармана извлек две шариковые ручки.
— Какую тебе — зеленую или синюю?
— Синюю.
— Бери зеленую. Она лучше пишет.
— Смотри. — Капитан Экснер подтянул брюки, стал коленями на стул, оперся локтями о столешницу и наклонился с бумажкой к Беранеку. — Вот лестница с внутреннего двора, — рисовал он. — Это внутренний двор, лестничные площадки, первая, вторая, тут лестница разветвляется, здесь сходится, а здесь ее конец.
— Интересно, — заметил Беранек. — Весьма. А дальше что?
— Скажешь Влчеку, — капитан Экснер обвел низ лестницы на своем не очень искусном чертеже неровным овалом, — пусть он здесь все основательно осмотрит. И особенно вот здесь. — Он нарисовал кружок в том месте, которое изображало конец перил. — До наступления темноты. Два раза шел дождь, — вздохнул он. — И все же чем черт не шутит…
91Без нескольких минут восемь капитан Экснер заглянул в запасник.
— Добрый вечер, — вежливо поздоровался он. — Я и не предполагал, что здесь такое общество…
— Что вам угодно, товарищ капитан? — вскочил доктор Медек.
Экснер мягко покачал головой: дескать, ничего ему не угодно — и едва заметным жестом успокоил Медека. Потом перевел взгляд на Лиду Муршову и поманил ее пальцем.
Она встала и поплыла к дверям. В этот день она облачилась в длинную джинсовую юбку, слегка тесноватую в бедрах.
Доктор Медек проглотил слюну.
Капитан Экснер учтиво поклонился, кивнул Эриху Муршу, посторонился, пропуская тесноватую юбку в коридор, и закрыл двери.
Она поцеловала его.
— Тебе очень идет, — похвалил он. — Но у меня не будет для тебя времени. Только для Эриха.
— Только для Эриха?
— Мне надо с ним потолковать.
— У тебя вообще не будет времени?
Он беспомощно пожал плечами.
— Если б я знал!.. Милая Лида…
— Милый Михал, — проворковала она, — поговори с Эрихом. В таком случае я посвящу свой свободный вечер доктору Медеку.
— Завидую тебе, — заметил он кротко, с насмешливой серьезностью. — Мне такое счастье не улыбнется. Где ты будешь ночевать?
— Дома, милый. — Она приподнялась на цыпочки, очень ловко чмокнула его, протянула руку назад, чтобы открыть дверь, и, все еще стоя на цыпочках, позвала: — Эрих, Михал хочет с тобой поговорить! Спокойной ночи, Михал…
Она повернулась и поплыла через запасник в этой своей явно тесной в бедрах юбке.
92Они сели на широкий парапет балюстрады напротив окна на лестницу. Оттуда был виден внутренний двор и все лоджии.
— Такие вот дела, — невольно вырвалось у капитана Экснера.
— Да, она чертовка, — согласился Эрих, — но зла долго не держит.
— Лида рассказала мне, как вы провели субботу… О двух журналистах. О Рамбоусеке, как он обычно сидел в «Лесовне». Мне хотелось бы, чтобы и вы тоже вспомнили тот день.
— Это мог сделать кто угодно. И я, и Лида. Вы слишком доверяете нам. Поистине.
— Ваша порядочность всем известна, Эрих, в том числе и мне.
— Расплывчатые понятия, мало точности, — сухо заметил Эрих Мурш.
— И в точных науках бывает риск… Послушайте, сколько вы уже работаете здесь?
— Месяц. И пробуду еще неделю.
— А в прошлом году?
— Около месяца.
— Выходит, вы многих тут знаете. Где вы живете?
— В запаснике.
— Привидений не боитесь?
— Поначалу. Обычно мы несколько дней привыкаем друг к другу.
— А кто, по-вашему, мог убить Рамбоусека?
— Тогда я не додумался, кто мог убить моего тронутого дядюшку. А сейчас… — Он покачал головой. — Из замка никто. Никто из его знакомых. Не то чтобы они его любили, но…
— Коларж?
— Коларж дурень. Но не убийца. Со злости он мог бы треснуть Рамбоусека по голове. В запале, во время ссоры.
— Все работы, которые были внизу, — картины, скульптуры… все уничтожено.
— Уничтожено?
— Да. Не украдено, а уничтожено. Облито краской, разрезано, порвано. И так далее.
— Сумасшедший? Маньяк?
Михал Экснер пожал плечами.
— Я ведь знаю этих людей поверхностно. Встречаю их иногда по пути, здороваюсь. Иногда сидим болтаем о том о сем. Никаких глубин. Никаких исповедей.
— Но сплетни…
Эрих Мурш тихо рассмеялся.
— Я знаю, вы любитель сплетен. Слушайте, ну зачем я стану вам советы давать? Если маньяк, то это мог быть кто угодно. Я, например.
— Опять вы за свое!
— Ну хорошо, — махнул рукой Эрих. — Тогда — доктор Медек, Калаб, его жена, их сын. Парень с весьма глубокой и сложной психикой, хоть никто этого и не подозревает. Матейка, доктор Чернох. О них вы уже слышали.
— Слышал. Обо всех понемногу.
— Дам вам один совет. Поговорите с паном Матейкой. С художником. Мне кажется, он великолепно относился к Рамбоусеку. Правда, посмеивался над ним, но беззлобно. Он человек достойный, здешний уроженец, интеллигентен, хорошо разбирается в тонкостях местной обстановки.
— Хорошо. Полагаю, все закончится еще до вашего отъезда.
— Надеюсь, — хмуро ответил Эрих Мурш, — что это кончится после моего отъезда.
93Надпоручик Влчек задержался. Трубку он уже набил и теперь пытался ее раскурить. Поздоровавшись с Экснером, он сказал:
— Я было подумал, что мы будем только переписываться. — Влчек ухмыльнулся и выпустил дым. — Приятные здесь места. Прежде чем начнем… — Он закашлялся.
Экснер и Беранек страдальчески переглянулись.
— Прежде чем начнем, — надпоручик Влчек высморкался и положил трубку на стол, — я бы хотел отметить, что насчет лестницы, капитан, идея была недурна. Под перилами есть место, где и после дождя сухо. Там обнаружены какие-то пятна. Наверное, кровь. Я взял образцы и уже отослал в Прагу.
— Отлично, — сказал капитан Экснер и взглянул на Беранека. — Ну что, подведем итоги?
Беранек с серьезной миной раскрыл блокнот.
— Мы на редкость сыгранный коллектив, — довольно заметил он. — Итак: имена и обстоятельства вам обоим известны. Даты тоже. Напомню только час. Высказывалось предположение, что смерть Рамбоусека наступила в ночь с субботы на воскресенье. Вскрытие подтвердило, что: во-первых, это могло произойти около полуночи, скорее раньше, чем позже; во-вторых, причиной смерти были раны от ударов топором по голове. Орудие преступления найдено поручиком Шлайнером. Было нанесено два удара. Один сзади в затылок. Он и явился непосредственной причиной смерти. Второй — в темя. Тогда потерпевший уже лежал на земле. И был мертв.