Современный чехословацкий детектив [Антология. 1982 г.] - Эдуард Фикер

Вера засмеялась.

— Какой образ жизни он вел тогда, я не знаю. А сейчас — очень размеренный. Пил мало, только и знал работу. Одно плохо, — сказала она опять тем же тоном — тоном женщины, которая выше всякой грязи и низостей мира, — болтлив был. Страшно любил спорить. Только с ним никто спорить не хотел. А его хлебом не корми — дай поболтать.

— Вы наверняка так и поступали, пани Калабова, — сказал капитан Экснер с видом человека недалекого и самонадеянного.

— Конечно. Он ведь как ребенок, его нельзя было принимать всерьез.

— Стало быть, Рамбоусека считали ворчливым и злым старикашкой, — грустно улыбнулся капитан Экснер, — видели в нем скупердяя, у которого денег куры не клюют.

— Вот именно, пан доктор. Напоследок он рассорился с собственным сыном. В пятницу. Да как рассорился! Просто цирк! Хорошо еще, что во дворе не было ни одной экскурсии. Представляете, Рамбоусек гнался за сыном по двору и бросал в него полешками. Едва не разбил вот это окно. А потом сплюнул, собрал полешки и вернулся домой.

— Он что-нибудь кричал?

— Ничего. Оба не издали ни звука. Я сидела на том самом месте, где вы сейчас. И видела, как сын вышел из дверей, обернулся — видимо, сказал еще что-то, — и вдруг мимо него пролетело поленце, потом второе, он едва успел увернуться. Даже двери закрыть не смог. А когда зашагал по двору, Рамбоусек вдруг показался на пороге с полешком в руках, примерился и бросил в сына, прямо в спину попал. Словом, было бы смешно, если бы… — Она запнулась. — Иисусе, — сказала она вдруг вполголоса и прикусила нижнюю губу.

— Что такое? — удивленно заморгал Экснер. Сначала он взглянул на Калабову, а потом украдкой на часы. Времени оставалось совсем мало.

— Если б не такой конец. Ведь…

— А вы знаете, какой был конец?

— Мне сейчас пришло в голову… Что, если родной сын…

Экснер пожал плечами.

— Говорят, и такое бывает.

— Вот видите.

— Случиться может все, пани Калабова, — сказал он. — И такой вариант более чем правдоподобен. Но говорят, кого-то уже забрали.

— Наверно, им что-то известно.

— Скорее всего, — кивнул он. — Только ведь ссора произошла в пятницу, убили Рамбоусека в субботу, а нашли в понедельник. Значит, если они поссорились в пятницу… Хотя это роли не играет, сын мог приехать сюда еще раз, — рассуждал он как будто бы вполне серьезно.

Она улыбнулась почти материнской улыбкой.

— Любите играть в сыщика?

— Пожалуй, — согласился он с деланным воодушевлением. — Я частенько так размышляю… Здесь, в Опольне, населения, скажем, тысячи три. Представьте себе, две-три тысячи человек. Что они делали в субботу вечером? Где были все эти люди в ту минуту, когда в парке встретились двое — Рамбоусек и его убийца? Например, где были вы, где был ваш супруг?..

— У меня прямо мурашки по спине, пан доктор!

— Давайте попробуем. — Он весело потер руки. — Сможете ли вы вспомнить… Раз уж мы играем в сыщиков.

— А мне незачем вспоминать. Мы сидели здесь. До двенадцати. Играли в канасту. Я, мой муж, Олина Домкаржова… Она студентка, работает в каникулы экскурсоводом и живет рядом с нами, под аркадами. — Вера запнулась. — Четвертый пришел уже в темноте, чтобы никто его не видел. Если начнут расследовать и станет известно, кто этот четвертый, Опольна прямо ахнет…

— А расследовать начнут, — нахмурился Михал Экснер. — Безусловно. Кто же он?

— Наверно, мне не стоит этого говорить, даже вам.

— Придется, иначе какая же игра.

— А если…

— Думаю, будет лучше, если узнаю я, а не поручик Шлайнер.

— Господи! — воскликнула она. — Только Шлайнера не хватало! Тогда жди еще убийства!

Капитан Экснер допил молоко.

— Вы там у них… слышали что-нибудь? — спросила Калабова.

Он грустно покачал головой. Вздохнул. Во двор въезжала машина, и это наверняка был Богуслав Вок.

— К Олине ходит доктор Гаусер из больницы, — выдохнула Калабова.

И капитан Экснер пожалел, что надо заканчивать приятный разговор с милой, гостеприимной хозяйкой.

— Вон оно что, — протянул он.

— Я знаю, пойдут сплетни… Наверно, мне бы надо его…

— Нет. Лучше не надо. И не сердитесь на меня, бога ради. — Он просительно взглянул на нее. — Я сделал ужасную глупость. Вчера я вам солгал. Собственно, я мог себе позволить так говорить, потому что был еще в отпуске. Однако начальство обо мне вспомнило. И сегодня я уже при исполнении служебных обязанностей. Разрешите представиться: доктор Экснер.

— Но ведь вчера, пан доктор…

— Да, конечно… Только я не ботаник. Я доктор правоведения.

— Юрист?

— Да. И капитан. Я служу… Все дело в том, что я из уголовного розыска. Вот мое удостоверение пани Калабова. Только, пожалуйста, прочитайте спокойно; понимаю, вы взволнованы. Я еще зайду к вам сегодня. Я не могу вам приказать, чтобы вы никому не рассказывали о нашем разговоре, но так все же будет лучше. А с тем женатым доктором, который ходит сюда на свидание со студенткой Домкаржовой, лучше вовсе не говорите. Обещаю вам сохранить это в тайне. Супружеские измены не мой профиль, я не частный детектив. Так что… Да, да, вам бы надо… Вот здесь в шкафчике… Ром? Пожалуйста. Рюмку? Ага. Из бутылки. Да, пани Калабова, так, пожалуй, лучше.

Богуслав Вок подъехал прямо к лоджии, чтобы Экснер мог сесть в машину, не замочив ног. Но проку от этого был мало. Вода, хлеставшая из водосточных труб, разлеталась далеко во все стороны, а ветер, стремительно круживший по внутреннему двору, разбрасывал капли дождя повсюду.

Экснер скользнул в машину, положил мокрый зонтик на переднее сиденье. А когда машина развернулась, поднял руку и приветственно помахал в сторону канцелярии.

— Богоуш, — вздохнул он, — я весь мокрый, как водяной. И спать страшно хочется…

— Ну и спи, — отозвался Вок. — Одеяло там, сзади.

Оно лежало за сиденьями. Капитан Экснер разулся, снял рубашку и брюки, тщательно повесил их на спинку переднего сиденья и прикорнул под одеялом.

Уснул он не сразу. Еще слышал, как по крыше машины хлещут потоки воды, а сквозь шум мотора доносятся раскаты грома.

Внезапно он поднялся:

— Минутку, Богоуш! Чуть не забыл. На станцию. Сперва на станцию. Спать буду потом.

— Ну, ребята, — энергично начала Таня Врабцова. — Что произошло? — Она облокотилась на письменный стол и, сцепив руки, положила на них подбородок. К письменному столу был придвинут огромный стол заседаний, с которого при желании мог бы взлететь небольшой самолет. Рихард Поган сидел на дальнем конце, а Моймир Луцек занял стул ближе к середине «взлетной полосы». — Ну, выкладывайте!

Известный репортер Поган машинально поправил очки и согнулся, точно плакучая ива.

— О чем ты, Таня?

— Послушайте, вы были в Опольне?

— Ясное дело. Репортаж готов. Ты ведь уже читала? В понедельник я оставил его тут, на столе.

— Читала, хороший репортаж.

— А фотографии, — отозвался Луцек несколько ворчливым тоном: ему претил Танин энергичный стиль, — я тебе отдал сейчас, так что мы не знаем…

— Я не о репортаже. Только вот, глядя на все это, я думаю… — Одной рукой она перебирала фотографии. — Думаю, что об этом деятеле вы пишете, пожалуй, слишком много. Надо бы дать пошире фон, показать весь город, как он живет, и вообще… А если уж о нем самом, то побольше о его творчестве. Что-нибудь о мастерской, раз уж он самодеятельный художник. Только почему вами интересуется уголовный розыск?

— Н-да, загадка… — произнес Рихард Поган. Как большинство очень рослых мужчин, он говорил рассудительно и неторопливо.

— Ришо?

— Разве что это как-то связано… С нашим фотоматериалом.

— Теперь я совсем ничего не понимаю. — Она взглянула на часы. — Ну вот что, выкладывайте, да покороче. Мне еще надо к директору, а в одиннадцать придет этот капитан.

— Что ему надо? — сказал Луцек. — Тут явно какое-то недоразумение. Насколько я помню, Ришо даже правил движения ни разу не нарушил. Вот разве лесенка…

— Какая еще лесенка? Кто-нибудь собирал у дороги сливы, а вы машиной сбили лесенку?

Рихард Поган долго качал головой.

— Да нет, что ты, Таня. Совсем другое. Понимаешь, в пятницу вечером мы Рамбоусека не нашли, мы разговаривали с ним в субботу. Утром. Он был занят. Делал срочную работу. Мы заходили к нему в столярку, нас послал туда директор музея. И Рамбоусек договорился с нами на после обеда. Только эта работа затянулась у него почти до вечера, а мы тем временем гуляли в парке и по городу. Потолковали с ним часок, и он пригласил нас поужинать. В загородный ресторан. Вот об этом я и написал репортаж. И мы договорились, что в воскресенье придем к нему на квартиру и сделаем снимки. Он сказал, что получится здорово, окна-де у него выходят на восток, а погода стоит отменная, так. что получатся и тени и… все в таком духе. После мы уехали, нам не хотелось сидеть там целый вечер. Ну, а утром не нашли его. Нигде. Дома его не оказалось, мы носились вокруг замка, злые как черти. Потом нас осенило — покричим в окно. Он живет… Ну, это что-то вроде бельэтажа. Окно было открыто, мы покричали — без толку. Вот и подумали… — Рихард Поган запнулся и взглянул на Луцека. — Подумали, не случилось ли с ним чего. Ну, а поблизости мы еще прежде заметили лесенку… Моймир и залез туда. Только деда там не было. Потом я тоже залез…