Жизнь и смерть - Стефани Майер

И никогда уже не будет.

— Следующими были твои руки — я очень люблю твои руки, Бо — от плеч до кистей, — Эдит провела ладонью вниз вдоль моей руки, потом вернулась обратно к плечу, и снова спустилась к кисти. — Или, возможно, вторым был подбородок… — она коснулась пальцами моего лица, как будто думала, что я не понимаю, о чем идет речь. — Не вполне уверена. Я никак не ожидала обнаружить, что нахожу тебя не только вкусным, но и красивым.

Мои лицо и шея пылали. Я знал, что это не может быть правдой, однако сейчас Эдит была вполне убедительной.

— О, и ведь я еще даже не упомянула твои волосы, — она провела ноготками по моей голове.

— Ладно, теперь я уверен, что ты насмехаешься.

— Ничего подобного. Знаешь ли ты, что у твоих волос точно такой же оттенок, как у тикового дерева, которым был выложен потолок в одном монастыре, где я однажды останавливалась в… думаю, сейчас это Камбоджа?

— Э-э, нет, не знал, пока ты не сказала, — я непроизвольно зевнул.

Она засмеялась.

— Я удовлетворила твое любопытство?

— Э-э, да.

— Тогда тебе следует поспать.

— Не уверен, что смогу.

— Хочешь, чтобы я ушла?

— Нет! — ответил я слишком громко.

Она рассмеялась, а затем начала напевать все ту же незнакомую колыбельную — голос Эдит был подобен ангельскому и ласкал мой слух.

Более уставший, чем предполагал, изнемогая от перенесенного за день психологического и эмоционального стресса, какого до сих пор никогда не испытывал, я погрузился в сон, держа в объятиях ее холодное тело.

Глава пятнадцатая

Каллены

Я проснулся, разбуженный неярким светом очередного пасмурного дня. Плохо соображая спросонок, я лежал, прикрывая глаза рукой. Что-то — наверное, какой-то забытый сон — пыталось прорваться в мое сознание. Застонав, я перекатился на бок в надежде уснуть снова. И тут в мою память хлынули воспоминания о вчерашнем дне.

— Ох… — я сел так быстро, что закружилась голова.

— Твои волосы еще и способны не подчиняться гравитации, — донесся до меня из угла веселый голос Эдит. — Это вроде твоей собственной суперсилы.

Я машинально потянулся к волосам, чтобы пригладить их.

Она сидела, положив ногу на ногу, в кресле-качалке, и на ее идеальных губах сияла идеальная улыбка.

— Ты осталась! — похоже, я все-таки еще не проснулся.

— Конечно. Ведь ты этого хотел, правильно?

Я кивнул.

Улыбка Эдит стала шире:

— Я тоже.

Я выбрался из постели, не уверенный в том, куда направляюсь, и зная только, что мне необходимо быть ближе к Эдит. Она ожидала меня, и на ее лице не было удивления, когда я опустился перед ней на колени. Я медленно потянулся к ней и положил ладонь ей на щеку. Она прижалась к моей руке, закрыв глаза.

— Чарли? — вспомнил я. Ведь мы разговаривали, не понижая голоса.

— Уехал час назад, с поразительным количеством снаряжения.

Его не будет весь день. Значит, мы остались вдвоем с Эдит в пустом доме и нам не надо никуда идти. Столько времени в нашем распоряжении! Я чувствовал себя как спятивший старый скряга, радующийся грудам золотых монет, только вместо монет копил секунды.

И только тут до меня дошло, что Эдит переоделась. Вместо топа на тонких бретельках на ней был персикового цвета свитер.

— Ты уходила? — спросил я.

Она открыла глаза и улыбнулась, одной рукой придерживая мою ладонь на своем лице:

— Вряд ли я могла выйти сегодня из вашего дома в той же одежде, в которой вошла, — что подумали бы соседи? Как бы то ни было, я отлучалась всего на несколько минут, причем в тот момент, когда ты крепко спал, поэтому уверена, что ничего не пропустила.

Я застонал:

— Что я сказал?

Ее глаза слегка округлились, на лице появилось беззащитное выражение:

— Сказал, что любишь меня, — прошептала она.

— Ты и так это знала.

— Услышать — это другое.

Я заглянул в самую глубину ее глаз:

— Я люблю тебя.

Она наклонилась и осторожно прижалась лбом к моему лбу:

— Ты теперь моя жизнь.

Мы долго сидели так, пока у меня наконец не забурчало в животе. Эдит со смехом выпрямилась.

— Ценность человечности сильно преувеличивают, — пожаловался я.

— Возможно, нам следует начать с завтрака?

Испуганно вытаращив глаза, я схватился свободной рукой за горло.

Эдит вздрогнула, но потом сердито прищурилась, глядя на меня.

Я засмеялся:

— Да ладно тебе, ты же знаешь, что это было забавно.

Она все еще хмурилась:

— Не согласна. Мне перефразировать? Смертному пора завтракать.

— Хорошо. Только вначале мне нужна еще одна человеческая минутка, если не возражаешь.

— Разумеется.

— Не уходи.

Она улыбнулась.

Я снова дважды почистил зубы, после чего торопливо принял душ. И принялся продираться расческой сквозь влажные волосы, чтобы заставить их лежать ровно. Они меня успешно проигнорировали. А потом я внезапно сообразил, что оказался в тупике — забыл взять с собой одежду.

С минуту я колебался, но сжигавшее меня нетерпение не позволило долго паниковать. Все равно этим горю не поможешь. Я плотно обернул вокруг талии полотенце и решительно вышел в коридор с пылающими румянцем щеками. Хуже того — теперь были видны и красные пятна у меня на груди. Я заглянул в комнату, едва высовываясь из-за косяка.

— Мм…

Эдит всё еще сидела в кресле-качалке. И засмеялась, увидев мое выражение лица:

— Значит, встретимся на кухне?

— Да, пожалуйста.

Она пронеслась мимо меня с порывом холодного воздуха и оказалась внизу меньше чем за секунду. Я едва сумел проследить за ее движением — это было похоже на сразу же исчезнувшую размытую светлую полосу.

— Спасибо, — крикнул я ей вслед и поспешил к комоду.

Я знал, что, наверное, должен отнестись со вниманием к выбору одежды, но слишком торопился попасть на первый этаж. Хотя все-таки додумался прихватить пуловер, чтобы Эдит не беспокоилась, что я замерзну.

Я провел пальцами по волосам, чтобы снова их пригладить, а потом побежал вниз.

Она стояла, прислонившись к кухонному столу, и выглядела так, словно была у себя дома.

— Что на завтрак? — поинтересовался я.

Это на мгновение ошеломило Эдит. Ее брови сошлись в одну линию:

— Не знаю точно… А что ты хочешь?

Я засмеялся:

— Всё в порядке. Я вполне способен о себе позаботиться. Тебе разрешается посмотреть, как я охочусь.

Я взял миску и коробку с хлопьями. Эдит снова села на тот же стул, что и накануне вечером, и наблюдала за тем, как я наливаю себе молока и беру ложку. Я поставил еду на стол, потом приостановился. Перед Эдит ничего не было, и я невольно почувствовал себя невежливым хозяином.