Андрей Сахаров. Наука и свобода - Геннадий Горелик

28 января 1952 года в ФИАНе на методологическом семинаре выступил А.Д. Александров с докладом «О субъективно-идеалистических ошибках некоторых советских физиков».[274] Докладчик, видный ленинградский математик с мощным общественным темпераментом, считал себя вправе судить о физике и ее философии. Но в начале доклада он указал и земную причину своего вмешательства в дела физики: «Я был вынужден по данному мне одной организацией поручению заняться несколько исследованием некоторых книг по физике…»[275]

Александров, член партии с 1951 года, был вынужден подчиниться партийной дисциплине. И не только он. После его доклада в ФИАНе создали комиссию «для рассмотрения материалов 5-го тома сочинений акад. Л.И. Мандельштама»[276] — спустя год после смерти директора ФИАНа и президента Академии наук С.И. Вавилова, написавшего предисловие к этому тому.

Воинствующие материалисты шли в наступление, и через полгода издательство Академии наук выпустило коллективный труд «Философские вопросы современной физики». Предисловие к нему призвало «в среде советских физиков проделать работу, аналогичную той, которая уже дала значительные результаты в агробиологии», оставалось только найти в физике деятеля, сопоставимого с агробиологом Лысенко.

В ФИАНе этот сборник назвали «зеленой отравой» — по цвету переплета и по вкусу содержания. Единственный физик в редколлегии сборника — Терлецкий — совмещал службу в МГУ и МГБ. А возглавил редколлегию многолетний философский надзиратель над физикой член-корреспондент Академии наук А.А. Максимов.

Не дожидаясь, однако, выхода академического труда, Максимов решил сказать свое слово более широкой аудитории. 13 июня 1952 года он опубликовал в газете большую — двухподвальную — статью «Против реакционного эйнштейнианства в физике», бьющую по главному отечественному эйнштейнианцу — Мандельштаму. Почему, правда, эта статья появилась в газете «Красный флот», органе Военно-Морского министерства, оставалось загадкой.

Еще большую загадку до недавнего времени представляла ответная статья, уничтожавшая Максимова уже своим названием «Против невежественной критики современных физических теорий».

Можно понять, почему автор этой статьи, один из крупнейших советских физиков-теоретиков, академик Владимир Фок защищал честь «покойного академика Л.И. Мандельштама, крупнейшего советского ученого»[277] — за восемь лет до того он послал телеграмму вдове Л.И. Мандельштама: «Потрясен смертью моего горячо любимого старшего друга.[278] Помимо того что Фок был бесстрашным человеком, он был искренне привержен тому, что считал диалектическим материализмом, и его особенно должно было задеть, что Максимов, «будучи не в состоянии разобраться в предмете, огульно охаивает нашего замечательного ученого» от имени этой философии. И наконец, Фок мог чувствовать дополнительную ответственность от того, что А.Д. Александров считал себя его учеником, даже если и не ведал, что творил своим методологическим докладом в ФИАНе.[279]

Все это вполне понятно. Непонятно только место и время публикации разгромной статьи Фока.

Место — главный философский журнал страны «Вопросы философии», где Максимов был членом редколлегии. А время — последние месяцы сталинской эпохи: в стране гремит «дело врачей», поднимается девятый вал государственного антисемитизма, обвинением выглядит уже всякая фамилия «еврейской наружности», такая как Мандельштам.

Как это случилось, рассказали документы из Архива ЦК.[280]

Фок написал свою статью осенью 1952 года. Затем в поддержку ее публикации одиннадцать виднейших физиков, занятых в проекте, написали письмо его высшему руководителю — Берии. Вместе с Таммом, Леонтовичем, Ландау и другими письмо подписал и Сахаров. Так впервые имя тридцатиоднолетнего кандидата наук, еще не героя и не лауреата, появилось на политической арене. В письме «в связи с ненормальным положением, создавшимся в советской физике», в особенности после «невежественной и антинаучной статьи» Максимова, говорится о желательности публикации «в центральной прессе статьи академика Фока, посвященной критике статьи Максимова».

Курчатов добавил к этому и свое письмо, где заявил, что разделяет эти взгляды, и представил статью Фока заместителю председателя Совета Министров СССР Берии.

Берия 24 декабря 1952 года, по законам партийной бюрократии, направил эти материалы Маленкову, секретарю ЦК, ведавшему идеологией. При этом в сопроводительном письме Берия информировал своего товарища по Политбюро:

«Известные Вам физики тт. Курчатов, Алиханов, Ландау, Тамм, Кикоин, [А.П.] Александров, Арцимович, Сахаров, Головин, Мещеряков, Флеров, Леонтович, разделяя взгляды, содержащиеся в статье ак. Фока, обратились к нам с просьбой об опубликовании этой статьи, поскольку считают статью Максимова «антинаучной и неправильно ориентирующей наших научных работников и инженеров».

«Инженеров» Берия добавил от себя, напоминая, что эти физики занимаются важнейшим инженерным делом, а не просто эйнштейнианством (реакционным ли, прогрессивным ли).

Так был решен философский вопрос.

И хотя Ученый совет ФИАНа 9 февраля 1953 года принял решение «О философских ошибках в трудах академика Л.И. Мандельштама», на публичном обсуждении Леонтович попросту заявил о своем несогласии, а Фок отказался подписать заключение комиссии.[281]

 Осенью 1952 года началось — тоже с помощью «ядерного оружия» — и очищение от «плесени» университетской физики. Здесь Курчатов пришел на подмогу выдающемуся математику И.Г. Петровскому, ставшему в 1951 году ректором МГУ. Новый ректор обнаружил, что физический факультет главного университета страны не подпускает к студентам виднейших отечественных физиков, в том числе авторов лучших университетских учебников. И в то же время руководство факультета поддерживает смехотворную лабораторию во главе с человеком, не имеющим отношения к физике. Тем не менее своими силами ректору ничего не удавалось сделать.

В декабре 1952 года лабораторию Знойко обследовала комиссия под руководством одного из заместителей Курчатова. Эта комиссия, жаловался в ЦК партийный лидер физического факультета, «после шестичасового «налета» на лабораторию, написала заключение, представляющее направление работ антинаучным».[282]

И все равно понадобился еще год, прежде чем в ноябре 1953 года два министра (Средмаша и Культуры [!]) и два высших руководителя Академии наук направили свои предложения руководству страны и начали с описания обшей ситуации.