Ричард Длинные Руки – бургграф - Гай Орловский

– Ну и как? – спросил он.

– Что? – переспросил я. Добавил задиристо: – Пока не жалуюсь.

– Разве? – переспросил он с сомнением. – Я был о вас… гм… иного мнения.

– В чем?

– Как человек разумный, вы, по-моему мнению, должны были делать разумные поступки.

Я хмыкнул:

– Человек, как сказано, имеет свободу воли. Значит, он имеет право и на дурость. Чем, понятно, пользуется ого-го как. А вы хотите, чтобы поступал только по уму?

– Да, – ответил он просто. – Теперь скажите, кто из нас на стороне Хаоса: я или Он?

Я в затруднении пожал плечами. Конечно, если по логике, то, понятно, Сатана не только усиленно двигает цивилизацию, но и насаждает везде образцовый порядок. Конечно, могу возразить, что самый образцовый порядок был в Германии, когда там по струночке строили бараки в Освенциме, не то что в пьяной России, тупейшей Америке, болтливой Италии или юбочной Франции, где порядка никогда не было. Но если начну выстраивать такие доводы, то стану похожим на штампованного демократа. Это они по каждому поводу заученно твердят насчет фашизма и антисемитизма, а я, слава Богу, не демократ, не демократ, у меня с головой все в порядке, шпаргалками из-за бугра не пользуюсь, а доводы нахожу свои… если нахожу, конечно.

Он с удовольствием повторил, видя мое затруднение:

– Так кто из нас на стороне правильности?

Я замялся, развел руками, слова не идут в ответ на прямо поставленный вопрос. Взгляд упал на женщину с большой корзиной ягод, явно прямо из леса, лицо счастливое, губы и даже щеки перемазаны красным соком.

– Разве не правильнее, – сказал я медленно, – было бы отнять у нее ягоды? Ведь я сильнее. Отнять ягоды, сожрать, а женщину еще и помять, потискать, задрать юбку. Изнасиловать, если так уж восхочется.

Он молчал, смотрел с интересом. Женщина прошла мимо нас, коротко поклонившись, бросила испуганный взгляд на темную фигуру Сатаны, мне робко улыбнулась.

Я проводил ее взглядом.

– Но вот что-то во мне сопротивляется, – продолжал я. – Что – не знаю. Да, по уму я должен и сейчас догнать ее, повалить, задрать юбку…

Он хмыкнул:

– А ведь многие на вашем месте именно так и делают! И получают, так сказать, все удовольствие. И от ягод, и от женщины.

– Знаю, – ответил я невесело. – Получают. А потом еще и смеются над такими лохами, как я. Мол, упустили, а ведь само в руки плыло!

– Все верно, – согласился он. – Разве не так?

– Верно, – согласился и я. – Но что за голос подсказывает изнутри, что так поступать нельзя?

– Почему нельзя? – спросил Сатана с интересом.

– Просто нельзя, – ответил я, прислушиваясь к себе. – Просто нельзя. Как нельзя, скажем, читать чужие письма.

Он вскинул резко изломанные брови:

– Почему нельзя? Наоборот, читать чужие письма весьма интересно, познавательно. Добавочная информация, расширение кругозора, а также возможность получить некоторое преимущество… даже власть над тем, чьи письма вы прочли! Вообще-то те люди, у которых внутренние голоса молчат, как раз и создают королевства, свергают династии, утверждают свои, правят миром, завоевывают соседей…

Он смотрел с благожелательным интересом, как вывернусь на этот раз, ведь довод неотразим, я сам понимаю, что именно так и происходит, в моем «срединном» та же ситуация, пока честные да совестливые сопели в тряпочку, бесчестные уже все нахапали и стали королями. В смысле, олигархами.

– Да, – сказал я, – повергают, создают, правят миром… Но все же, все же…

– Что?

– Мне кажется, – проговорил я с трудом, стараясь уловить порхающую над головой мысль, – если бы не эти люди, что с внутренними голосами, то все эти короли все еще дрались бы каменными топорами. И не за королевства, а за более защищенные от ветра и снега пещеры.

Он насторожился, затем взглянул с великим интересом:

– Ого, вы знаете о каменных топорах?

– А вы не знаете? – спросил я.

– Я-то знаю, – протянул он, лицо его дернулось, застыло, как при очень тягостном воспоминании, – это была очень долгая эпоха… Но закончилась так давно, что уже и я почти забыл о ней. Как и о других, что вместе со мной восстали… И были низвергнуты. А все люди на земле, даже самые ученые, уверены, что мир всегда был таким. Знаете, дорогой сэр Ричард, я все больше хочу заполучить вас в свою команду. Я жду не дождусь, когда же вы ступите на палубу корабля!

Я спросил с невольным вызовом:

– Полагаете, что-то изменится?

Его глаза смеялись, губы раздвинулись в широчайшей улыбке.

– Вы такое… такое увидите на той стороне океана!

– И что?

Он покачал головой:

– Все увиденное и услышанное меняет наши взгляды. Разве не так?

– Не знаю, – ответил я в затруднении. – Знаю, что меняет, но не уверен, что все.

Он сказал с железной уверенностью:

– То, что увидите, изменит! Там совсем другая культура. Более высокая.

Я пробормотал:

– Знаю-знаю. Культурный человек никогда не заметит, как другой выругается, плюнет на ближнего или начнет его избивать. Вообще культурный, образованный человек и в дерьмо наступает так, что любо-дорого посмотреть. Взять наших демократов…

Он слушал с благожелательным интересом, в глазах то понимание, что просто бесит: видит насквозь, я сам до свинячьего писка стремлюсь на Юг, а возражаю только из упрямства и детского стремления противоречить всем и всему.

– До встречи на Юге, – произнес он с учтивой церемонностью и торжеством в глазах. – Нам будет о чем поговорить. Увидите, вам самому поговорить со мной захочется… очень!

Он отступил прямо в стену, тоже мне исчезник, я перевел дыхание, сердце колотится, словно выдержал невесть какую битву. Ладно, на Юге посмотрим. А сейчас есть задачи понасущнее.

Бриклайт, окруженный то ли помощниками в деловых вопросах, то ли телохранителями, вышел из городской ратуши и сумрачно обозревает площадь. Помрачневший, с осунувшимся лицом, под глазами темные мешки, щеки отвисли, как у бульдога.

Я бочком-бочком заскользил вдоль стены, помесь чучундры с хамелеоном, сердце чуть не выпрыгивает, забежал за угол и прокричал оттуда громко:

– Бриклайт! Даю сутки тебе и твоим шакалам, чтоб убрались из города. Останетесь – пеняйте на себя.

Я отступил на пару шагов и, не покидая личины исчезника, торопливо скользнул за нагруженные повозки, а оттуда уже пустился со всех ног, постоянно прикидываясь то частью стены, то наростом на дереве.

Пятеро бросились к телеге, я успел увидеть, как с разбега обогнули с двух сторон и столкнулись лбами. Бриклайт в бешенстве топал ногами: