Письма. Том I (1896–1932) - Николай Константинович Рерих

опухолью ног. Также и не передавайте доверительных писем и секретариату от мала до велика. Ибо мне хотелось бы остаться с Вами в лично доверительных отношениях. Так же, как и Вы, я за 43 года деятельности бывал в разных боях за идеалы Культуры, Знания и Красоты. За последнее время мне пришлось ознакомиться с обеими Америками, но Европу знаю уже 30 лет. Конечно, сейчас всюду такое нервное состояние, которым можно объяснить многое совершенно незаслуженное. По опыту знаю, насколько неизбежны всякие выпады при каждом строительстве, а тем более культурном. В связи с мелочной гнусностью Философова вспоминаю любопытный эпизод, как «Мир Искусства»[957] в 1910 году, будучи в очередном столкновении со мною, тем не менее на собрании единогласно (за исключением моего голоса) избрал меня своим Первым Председателем; таковы человеческие суждения и оценки! Ввиду всего сказанного Вы понимаете, почему начало Лиги Культуры, о чем Вы услышите и из Америки, нужно производить совершенно тихо, без каких бы то ни было выступлений, а тем более в печати. Пусть маленькие зерна нарастают строительно, и никто не будет напрасно тревожим чем-то ему невместимым. Опять же, не отягощайте и в этом деле мадам де Во, которая пусть сосредоточится на Французском Обществе. Постоянно указываю как в Америку, так и Шкляверу, чтобы все факты сообщались и без промедления, и в абсолютной точности. Ведь точность есть украшение Культурной работы. Посылаю сегодня же с воздушной почтой эти вести, и с нетерпением буду ждать Ваше письмо, о котором Вы пишете из Рима.

Наш сердечный привет Вам и Вашей семье.

287

Н. К. Рерих — М. А. Таубе

№ 3

19 января [1932 г.] [ «Урусвати»]

Дорогой Михаил Александрович,

И вчерашняя почта не принесла нам Вашего письма, что заставляет нас беспокоиться, не пропало ли оно на почте. Всяко бывает.

Последнее, что мы имели, была карточка из Рима. Со вчерашней почтой пришло письмо от Г. Шклявера. В нем он сообщает о посещении нашего центра митрополитом Евлогием. При этом не упоминается ни присутствие мадам де Во, ни Ваше. Разве Владыко был встречен совершенно частным порядком? В журналах заседаний в Нью-Йорке видно из письма Вашего, что Вы желали бы более частые собрания нашей Русской Ассоциации, но встречаете препятствие со стороны Г. Шклявера. Думаю, в количестве заседаний решающий голос имеет исключительно Председатель. Шклявер сообщает о предположенных двух лекторах в Русской Ассоциации: гр[аф] Рошфор и Калитинский[958] (если он достаточно поправился, как замечает Шклявер). Между прочим, генерал Потоцкий никогда Вам не говорил своих соображений о гр[афе] Рошфоре, которые он нам передавал в Париже? В качестве лекторов не приходили ли на ум имена Эрнста, Ширинского-Шихматова и других, если кто может быть полезен? Впрочем, распределение 2000 фр[анков], данных на русские лекции, всецело предоставлено самой Ассоциации, и я без всякой настойчивости лишь вспоминаю о более широких возможностях.

Посылаю Вам при сем русский текст моей декларации, посланной мной Мадам де Во (по-английски). Хотя она, вероятно, и ознакомит Вас с содержанием ее, но все-таки посылаю Вам копию для Вашего личного ознакомления. Как Вы знаете, я всегда защищаю моих друзей, и никак не могу согласиться с аррогантными[959] выражениями г-жи Дедлей, которая вместо пользы может вносить лишь смущение умов. Выражение о торжествующем собственнике и о том, что ее предложение написать мне было встречено с аплодисментами (что Вы видели в копии ее письма, Вам посланного), конечно, превышает всякую меру. Если есть что сообщить конфиденциально, то ведь Вы как представитель и по родственному чувству, и по духу, конечно, сделали бы это гораздо лучше и полезнее для дел, нежели совершенно посторонняя и болезненная ментально мадам Дедлей. Если в чем-то мы можем видеть ошибки, то ведь хотя бы во имя христианских чувств о них можно предупреждать без всяких неприемлемых выражений. К делу о неправильной степени ордена, о чем мадам де Во пишет неоднократно, посылаю Вам копию меморандума, полученного нами из Америки, из которого видно, что не одна Америка виновата. Вы знаете, насколько и я, и Америка готовы с радостью приветствовать каждую инициативу и принять в соображение каждое сообщение, основанное на каких-либо местных фактах. И мы со своей стороны можем поделиться несколькими накопленными сведениями. А Вы знаете, как мы разделяем осторожность Ваших суждений и всегда помним Ваш рассказ о соображениях Маркова II[960], которые Вас так справедливо ужаснули. Ну, Бог с ней — и с больной Дедлей, и с ее аплодисментами.

Жду Вашего сообщения, ибо хочу знать соотношение и истинную соизмеримость фактов. Мы так горячо радуемся Вашей договоренности с мисс Лихтман и хотели бы, чтобы в Америке не подумали бы как-нибудь, что Вы участвовали в аплодисментах г-же Дедлей, вдохновившейся написать письмо, могущее затронуть наше общее достоинство. Я потому так и горевал, узнав, что лицо, может быть и симпатичное в сущности, но по болезни безответственное, взято в конфиденты, и, конечно, при всяком случае расскажет на стороне, кроме фактов, и всякие приукрашенные легенды. Очень рад слышать, что Владыко Евлогий так сердечно отозвался и [о] делах наших, и о моем искусстве, и даже хотел писать Восточным Патриархам. Из Америки сообщают также о незабываемых сердечных выражениях Митрополита Платона, и знаменитого епископального проповедника доктора Норвуда[961], и духовного директора при кардинале[962], о[тца] Келли.

Эту неделю здоровье Е. И. очень неважно. Она так волновалась письмом Дедлей.

Сердечный привет Вашей семье,

[Н. Рерих]

288

Н. К. Рерих — Е. К. Святополк-Четвертинской

20 января 1932 г. «Урусвати»

Дорогая Екатерина Константиновна,

Очень благодарим Вас за присланную Вами книгу о чудесах. Все мы ее по очереди прочли и обсуждали вместе, и радовались, ибо знаем, насколько это все реально. Лишь невежды могут думать, что эти благостные явления невозможны или непременно должны быть подделаны. В том-то и беда человечества, что все великое, прекрасное, значительное перешло в понимании невежд во что-то невозможное. Подобные невежды не только лишены стремления и прикосновения к истине, но они всегда бывают лишенными всякого воображения, по скудости своей они полагают, что из них самих лишь лопух вырастет. Ну да Бог с ними, с невеждами. Каждый своего счастья кузнец. Важно то, что на Руси не умер дух, что живет высокое стремление, которое ничем земным не может быть заглушено и истреблено. Присланная Вами книжка описывает явления в пределах Украйны, так как свидетельница их жила в Винницах[963] и