Львиное Сердце - Бен Кейн

танцующего медведя. Зверь топтался на задних лапах под мелодию, которую его хозяин наигрывал на флейте. К шее несчастного животного была прикована крепкая цепь, второй конец которой обвивал деревянный столб, вбитый в землю. Мы посмотрели на зрелище: Фиц-Алдельм – с веселой улыбочкой, я – с мыслью о том, что медведь предпочел бы смерть такой доле.

По мере приближения к городским воротам становилось ясно, что начальнику гарнизона известно о близости войска Ричарда. На стенах было вдвое больше дозорных, чем я ожидал, и, кроме того, открыли только одну створку ворот. Рядом стояли солдаты, наблюдая за тем, как их товарищи расспрашивают каждого, кто хочет войти. Сердце мое забилось чаще. Скажем что-нибудь не то или пробудим подозрения, и нас ждет плен. Я сказал себе, что если герцог и Овейн прошли – судя по всему, это было так, – то и мы пройдем. Я глянул на Фиц-Алдельма и встревожился, заметив пот, выступивший у него на лице. А еще у него бегали глаза, как у преступника, которого притащили на суд.

– Тут слишком много солдат, – процедил он углом рта. – Лучше вернуться к лошадям.

Меня такая трусость возмутила.

– Герцог прошел. И мы должны.

– Ты уверен? Мне вот кажется, что он повернул.

Я сделал вид, что не расслышал. Фиц-Алдельм схватил меня за плечо, но я шел дальше. Выругавшись вполголоса, он собрался было пойти следом, но тут между нами проехала повозка, груженная бочками с вином. Дьявол меня дернул ускорить шаг, держась поближе к вертящемуся колесу. Толпа, раздавшаяся, чтобы пропустить телегу, снова сомкнулась у меня за спиной. Я обернулся через плечо, но Фиц-Алдельма не увидел. И усмехнулся, уверенный, что малодушный рыцарь, оставшись без моей поддержки, не дойдет до ворот.

Повозка почти достигла входа. Моя самоуверенность вдруг показалась мне идиотской. Но отвернуть я не решался, понимая, что это привлечет внимание.

Последовал оклик, и мужчина с передка телеги ответил:

– Вино! Много вина, для гарнизона. Мне сказали: вези прямо к интенданту, и никакого воровства.

Раздался взрыв хохота – как я рассудил, то были солдаты. Кто-то велел вознице ехать дальше. Я все еще гадал, сумею ли прорваться, но тут удача улыбнулась мне: заднее колесо застряло в глубокой колее, и повозка встала. Навалившись плечом на задний борт, я крикнул, понукая волов. Поднатужившись изо все сил, я помог колесу выйти из ямы. Затем, положив руку на бочонок, будто вино было моим, под бешеный стук сердца прошел мимо часовых. Те даже не взглянули на меня.

При первой возможности я отцепился от колеса повозки и юркнул в переулок. Наверное, я должен был испугаться, оказавшись один во вражеском городе, но, окрыленный успехом и избавлением от Фиц-Алдельма, я чувствовал себя свободным, как птица. Идя вдоль подножия стены, я обогнул почти всю крепость, считая солдат. Чувствуя в себе все больше уверенности – сейчас я назвал бы ее самонадеянностью, – я решил проникнуть в цитадель, стоявшую в центре Кагора.

Ричард рассуждал так же. Приближаясь к цитадели, я увидел, что они с Овейном выпивают на улице близ таверны. Даже в надвинутом на лоб капюшоне узнать герцога было легко из-за громадного роста. Вспомнив его приказ – держаться порознь на случай обнаружения, – я купил пшеничную лепешку и расположился в противоположном углу улицы, наискосок от этого. Улица была людной, поэтому наши меня не заметили. С наслаждением жуя, я разглядывал стены цитадели, но не смог определить, сколько воинов внутри нее, даже приблизительно. Пытаться входить внутрь было слишком рискованно: часовые у ворот выглядели бдительными и подтянутыми. Я подумал, что топтаться тут без толку долго не стоит. Увидев, что Ричард и Овейн осушили кружки, я предположил, что они пришли к такому же выводу.

Забавы ради я опустил пониже голову и, пропустив их, зашагал следом. Если представится возможность, я дам им знать, что я здесь.

Когда мы проходили мимо другой пивной, из ее дверей вышел, шатаясь, солдат, сопровождаемый приятелем. По несчастливой случайности его затуманенный взгляд упал на герцога. Вояка наморщил лоб, рыгнул, присмотрелся.

– Иисус на кресте! – воскликнул он. – Да это же Ричард, герцог Аквитанский.

Его товарищ фыркнул:

– Кому другому звони, а тут ты не за ту веревку дернул.

– Да говорю же, это он! Я видел герцога раньше.

Он перешел почти на крик. Люди стали поворачивать к нему головы.

Я заметил, как шедший впереди меня Ричард втянул голову в плечи. Овейн обернулся, чего делать не стоило, и зашептал что-то Ричарду на ухо. Они прибавили шаг.

– Ты еще пьянее, чем я думал, болван, – сказал приятель солдата, стараясь увлечь его обратно в корчму.

– Я, может, и во хмелю, но не ослеп.

Рот пехотинца уже открылся, чтобы поднять тревогу.

Вытащив кинжал, я сорвался с места. Солдат заметил меня, только когда я налетел на него. Мой клинок глубоко вонзился ему в грудь один раз, потом второй. Брызнула кровь. Он упал. Я снова смешался с толпой. Крики его приятеля резанули по уху. Чья-то рука ухватила меня за подол туники, в мое лицо устремился кулак. Я увернулся. Присел. Двинул локтем. Доберусь до другой стороны улицы, отчаянно думал я, и окажусь среди людей, не видевших, что я убил ни в чем не повинного человека.

Я не принял в расчет одного: приятель убитого оказался достаточно трезвым, чтобы пуститься в погоню. Вопли «Убийца!» и «Хватай его!» наполнили воздух. Люди оборачивались ко мне и замечали перепачканную кровью одежду. Вскоре я оказался в кольце врагов. Только страх преследователей перед моим кинжалом и близость переулка спасли меня. С разорванной туникой, с гудящей от удара головой, я нырнул в узкую улочку и побежал.

От топота ног за спиной меня охватила паника. Если этот крысиный ход заканчивается тупиком, я покойник. Двадцать шагов спустя худшие мои опасения подтвердились – я уперся в глухую стену. Готовясь дорого продать жизнь, я развернулся и, пока делал это, заметил проход слева от себя. Я бросился туда. Там я поворачивал налево и направо, направо и налево. В спешке и в ужасе я потерял всякое чувство направления. В волосах запуталась паутина. Торчавший гвоздь оставил на руке алую полосу. Сапоги напитались какой-то жидкостью, судя по запаху – мочой.

Я остановился и прислушался. Отдуваясь, я слышал гневные крики, но они доносились издалека. Не было ни приближавшихся шагов, ни воплей преследователей. Радоваться было рано – положение мое оставалось ненадежным. Я понятия не имел, где нахожусь, и, пока я добрался бы до ворот, к ним, весьма вероятно, уже выслали бы наряд стражников.

Страх сдавил мне грудь. Я стоял в