Львиное Сердце - Бен Кейн

мы, оруженосцы, зачастую могли делать все, что душе угодно. Я каждую свободную минуту проводил с Беатрисой. Товарищи безжалостно подшучивали надо мной: называли безмозглым телком, спятившим от любви идиотом, а то и похуже. Мне и дела не было – в ответ я говорил, что они просто завидуют. Слегка позабытый Рис сколотил ватагу из городских сорванцов и пропадал с ними дни напролет.

Наступил сентябрь, крестьяне запахивали жнивье в полях. Кустарники в живых изгородях густо покрылись ягодами, лес был полон грибов. Стрижи улетели, а виноградные лозы были увешаны тяжелыми черными гроздьями. По утрам бывало свежо и зябко, а к вечеру мужчине не помешал бы плащ – чтобы укрыться от холода самому или закутать возлюбленную.

Много нежных битв разыгралось под складками моего, но, вопреки всем моим усилиям, Беатриса держалась твердо. Девственность ее была священна и неприкосновенна до брачной ночи. Я просил и молил, но без толку. Хитрая бестия, она отвергала все мои поползновения самым приятным способом, и я, утолив жажду и растратив пыл, засыпал в ее объятиях.

Так не могло продолжаться вечно. Жизнь – это череда препятствий, которые приходится преодолевать. Ровные отрезки встречаются нечасто, отстоят друг от друга далеко, а длятся недолго. Как бы ни хотелось мне подольше пробыть при королевском дворе, Ричард не намеревался сильно задерживаться. Чтобы управлять своими владениями, герцог Аквитанский должен был находиться в них. Только зримое присутствие носителя власти способно было поддерживать мир.

Выступили мы через седмицу после Дня всех святых и направились поначалу не на юг, а в Тур. У Ричарда были дела в этом городе – я подозревал, что речь идет о встрече с посланцем французского короля. Во время нашего пребывания в Анжере к нему постоянно прибывали и отбывали закутанные в плащи и капюшоны гонцы, как правило, поздно ночью или под утро. Нам не сообщали, кто они такие и кому служат, но по шраму на лице я узнал одного из придворных короля Филиппа и пришел к выводу, что герцог продолжает следовать совету графа Фландрского. Пока Генрих отказывался признать Ричарда своим наследником, французский король мог оказаться полезным союзником. Мне вспомнилась старинная пословица, которую употреблял отец: никогда не захлопывай за собой дверь.

Угрюмый, цеплявшийся за воспоминания о последнем свидании с Беатрисой – мне вновь не удалось убедить ее переступить последнюю грань, – я ехал вслед за Ричардом, понурив голову. Филип, преуспевший с Жюветтой, предметом своих воздыханий, гораздо меньше меня, был рад снова тронуться в путь. Впрочем, его попытки развеять мою грусть позорно провалились, и он завязал разговор с Луи, Овейном и де Дрюном. Рису не хотелось расставаться со своими новыми друзьями, и он дулся всякий раз, как я смотрел в его сторону. Меня пока не простили за то, что я им пренебрегал. Будет еще время вновь завоевать его расположение, успокаивал я себя.

– Ах, какой позор!

Мой взгляд вернулся к дороге впереди, пустой, если не считать священника на муле с глубокой седловиной. Этот громкий, похожий на стон крик слетел с уст клирика. Едва я успел сообразить, как священник снова жалобно возопил:

– Позор!

– Может, его ограбили? – предположил Ричард, поджав губы.

– Не надо ли помочь ему? – спросил де Шовиньи.

Я всматривался в даль, пытаясь разглядеть спугнутых нами разбойников, но никого не увидел.

Ричард погнал коня вперед, к нему присоединился де Шовиньи. Я не думая поскакал за ними.

– Что стряслось, отче? – окликнул его герцог, подъехав ближе. – На тебя напали?

Безрадостный смех.

– Лучше бы ранили и бросили умирать, только бы не доставлять такие вести. О, позор!

Ричард сдвинул брови. Мы с де Шовиньи были озадачены не меньше. Власяница и отсутствие головного убора наводили на мысль, что священник несет епитимью, но было непонятно за что. Я посмотрел на квадратную дощечку, прикрепленную к шесту, который держал клирик. На ней были нарисованы храм и яма в земле, а выше – странно одетый рыцарь на лошади, которая как будто мочилась. Рисунок ни о чем мне не говорил.

– Что же за новости ложатся столь тяжким бременем на душу? – осведомился герцог.

Священник обратил на Ричарда покрасневшие глаза.

– Утремер утрачен! Величайшая реликвия христианского мира, частица Креста Господня, попала в руки неверных. Иерусалим лежит у вражеских ног. – Он ткнул пальцем в свою незамысловатую хоругвь. – Вы видите церковь Воскресения, а над ней – гробницу Мессии. Ее попирает – и оскверняет – сарацинский рыцарь. Вот такие сцены разыгрываются прямо сейчас в Святом городе. Смотрите, конь неверного мочится на могилу Господа нашего. О, позор!

Клирик расцарапал грязными ногтями свою щеку и застонал.

Я слышал собственный горестный крик, смешавшийся со стенаниями подъехавших путников. Ужасные вести разили, как удар молнии. Никто из нас не знал, что сказать.

– Утремер потерян, говоришь? Как это? – воскликнул Ричард.

Мы стояли прямо на дороге, вот-вот грозил пойти дождь, и тем не менее священник повел обстоятельный рассказ. Мы слушали, оцепенев от ужаса. Напряжение в Утремере постепенно нарастало, четырехлетнее перемирие между христианами и сарацинами истекло в январе. Примерно в те дни, когда мы встречались с королем Филиппом в Шатору, Саладин, этот боготворимый сарацинами вождь, и король Иерусалимский Ги де Лузиньян собирали многочисленные армии.

Как сообщил нам священник, говорили, что все христиане, способные держать меч в руках, откликнулись на призыв. Когда Саладин напал на Тивериадский замок в Галилее, Ги с войском пошел на выручку осажденной крепости. Вынужденные брести через пустыню в разгар лета, страдавшие от недостатка воды воины попали в сарацинскую засаду посреди гористой местности, известной как Рога Хаттина. Тысячи стрел обрушились с высоты, калеча и убивая рыцарских коней. Однако враги разумно избегали прямого столкновения, опасаясь, что тяжеловооруженные христианские воины причинят им немалый урон.

– Ги и его людям пришлось встать лагерем в русле сухого ручья. Голодные, страдавшие от жажды, они не могли даже дышать, ибо воздух заполнился густым дымом от подожженного сарацинами кустарника, – рассказывал клирик. – Тем не менее христиане с твердым сердцем встретили рассвет. Они везли с собой частицу Истинного Креста. Победа еще могла оказаться на их стороне!

Я бросил взгляд на Ричарда. Никогда я не видел его таким внимательным и сосредоточенным.

– Началась битва, – продолжил священник, облизнув губы. – Раз за разом сарацинам давали отпор. Потери были велики: от жары и жажды погибало людей не меньше, чем от клинков и стрел. Дважды король Ги шел приступом на позиции Саладина, так как понимал, что, взяв их, обратит язычников в бегство. И дважды был отброшен. И все же наши продолжали биться, храбро и отчаянно, вдохновляемые Святым крестом. – Тяжкий вздох. –