Другая сестра Беннет - Дженис Хэдлоу

как я считал себя совершенно неподходящим для первых двух, то неизбежно должен был пойти в третью.

– Неужели, мистер Хейворд?

Слуга наполнил бокал Мэри вином. Возможно, именно это придало ей смелости продолжить.

– Вы не производите на меня впечатления человека, который решает, чем будет заниматься в жизни, на одном лишь основании… ну, не то чтобы меньшего из трех зол, поскольку это было бы неуважением к духовенству, но я думаю, вы понимаете, что имеется в виду.

Мистер Хейворд выглядел приятно удивленным.

– Да, не стану этого отрицать. Было много других соображений, которые подтолкнули меня к выбору пути закона. Как вы, наверное, заметили, я наслаждаюсь звуком собственного голоса, а это необходимое качество для адвоката.

– Я тоже об этом слышала, – не сдавалась Мэри, – но не могу поверить, что красноречие – единственное качество, которое требуется адвокату. Ему также требуются хорошие знания и доскональное изучение законов, заучивание наизусть большого количества фактов.

– Вы рассуждаете так, словно разбираетесь в этом лучше меня!

– Что вы, сэр. Мы еще слишком мало знакомы, чтобы я могла вынести такое суждение. Не хотите ли сыра? Я могу передать его вам, если хотите?

– Право же, мисс Беннет, я ужасно оскорблен! Вы, кажется, полагаете, что я не способен рассуждать на серьезные темы. Я не допущу и мысли о сыре, пока не получу возможность оправдать свою репутацию самого прилежного зубрилы-законника!

– А я с вашего позволения попробую.

Мэри взяла очень маленький кусочек сыра и аккуратно положила его на одну из лучших веджвудских тарелок миссис Гардинер.

– Я не имела в виду, что вы не способны прилежно учиться. Напротив, я не думаю, что вы могли бы достичь своих нынешних успехов в профессии без старания. Вы, должно быть, долго и упорно трудились, чтобы овладеть всеми нюансами. А мне это говорит о том, что вы питаете к своей профессии больше нежных чувств, чем желаете признать. Я думаю, вы выбрали закон не потому, что у вас было мало других вариантов, и не для того, чтобы оттачивать красноречие в спорах, а потому, что видели в этой профессии нечто такое, что вам нравилось и чем хотелось заниматься.

Мистер Хейворд, внимательно наблюдавший за Мэри, пока та говорила, снова рассмеялся.

– Удар, – воскликнул он, – ощутимый удар! Вы явно упустили свое призвание, мисс Беннет. Вы стали бы грозой всей коллегии адвокатов!

Мистер Хейворд потянулся за сыром и отрезал себе кусок.

– Однако вы совершенно правы, – продолжил он. – Я пошел в юриспруденцию, потому что отчасти получаю моральное удовольствие в ней. Я наслаждаюсь ее точностью и аккуратностью, ее попытками осмыслить каждый случай, предусмотреть каждую возможную ситуацию – и сделать это с максимально холодной, спокойной, можно сказать, безразличной рациональностью. Язык закона, который многие находят скучным и сухим, очаровывает меня.

– Я знала, что вы не способны посвятить себя профессии, которая вас совершенно не интересует, – торжествующе заявила Мэри. – Вам потребовалось некоторое усилие, чтобы признаться в этом, но я не сомневалась, что так оно и есть.

– Я не уверен, что стоит всем подряд признаваться в своем пристрастии к более грязным закоулкам закона, – печально заметил мистер Хейворд, – но поскольку это, кажется, подняло меня в ваших глазах, я готов это признать.

Мэри почувствовала, как кровь прилила к лицу. Она не знала, что послужило тому причиной – веселый взгляд мистера Хейворда или вино дяди, которого она выпила больше обычного. Судя по шуму за столом, она была не единственной захмелевшей гостьей. Зазвучали радостные возгласы, когда вошли слуги с тремя большими бисквитами, залитыми сливками, и множеством ложек.

– И все же вы не испытываете подобных затруднений, признаваясь всем подряд в своей любви к поэзии.

– Нет, этого занятия я никогда не стыжусь.

– Могу я спросить, откуда у вас такая страсть?

Мэри поражалась самой себе, что продолжает задавать еще какие-то вопросы, но не могла остановиться.

– Вас всегда привлекала поэзия?

– Не могу припомнить, когда бы она меня не привлекала, – просто ответил мистер Хейворд. – Я полюбил ее с самого детства.

– А вы сами пишете стихи или только их читаете? Полагаю, одно здесь часто неотделимо от другого.

– Действительно, эти два увлечения сочетаются так же хорошо, как этот превосходный бисквит и кувшин со сливками. Желаете немного?

Мэри покачала головой: казалось, в нее не влезет больше ни кусочка. Даже мистер Хейворд с видом проигравшего битву отодвинул тарелку.

– Да, я пытался писать стихи, – признался он. – И очень старался. Как и многим другим молодым глупцам, мне казалось, что раз я так искренне люблю поэзию, то должен уметь ее и писать. Но я ошибался. У меня ничего не вышло.

– Должно быть, это сильно вас огорчило.

– В то время я думал, что это конец света. – Он улыбнулся, вспомнив свое юношеское горе. – Теперь я благодарен судьбе, что так рано осознал свои ограниченные возможности. Если у меня нет таланта, чтобы создавать нечто прекрасное, то, по крайней мере, я обладаю критическим складом ума, чтобы оценивать искусство других. Лучше принять свои сильные стороны, чем безнадежно тосковать по слабостям. «Познай самого себя», как советуют нам греки.

Мэри пробормотала какую-то фразу, очень тихо, почти про себя.

– Право же, мисс Беннет, это очень похоже на греческий, – заметил мистер Хейворд. – Возможно ли такое? Это не тот язык, с которым обычно знакомы молодые леди.

– Ой! – воскликнула Мэри, смущенная тем, что у нее обнаружили знание, которым она не должна была обладать. – На самом деле я знаю очень мало, только алфавит, немного грамматики и несколько цитат великих философов. Меня научил этому друг семьи.

– Вы полны сюрпризов, – отметил мистер Хейворд. – Я предвкушаю, как вы признаетесь, что еще и рисуете в китайском стиле или недавно подготовили свой собственный перевод Гете.

Мэри вдруг насторожилась. Он что, издевается над ней? Она бы не вынесла этого. Мистер Хейворд заметил ее встревоженное выражение лица.

– Я вижу, что расстроил вас. Пожалуйста, поверьте, это не входило в мои намерения.

Он казался искренне огорченным, пытаясь загладить свою вину.

– Я неправильно подобрал слова. Вечно я пытаюсь сделать остроумное замечание, даже когда мне лучше помолчать. Но я не хотел вас дразнить. Развитый ум – удивительная вещь в женщине, и его следует в любом случае поощрять, а не презирать. Если у вас создалось впечатление, что я думал иначе, то я сожалею и прошу у вас прощения.

Нельзя было сомневаться ни в его искренности, ни в его заботе, и Мэри почувствовала, как ее охватывает облегчение. Она не могла припомнить, когда ей так нравилось чье-то общество, и было бы больно, если бы вечер закончился на неприятной ноте. Ибо теперь не осталось никаких сомнений в том, что ужин подходит к концу. Тарелки убрали, а крошки смахнули со скатерти. Впервые на своей памяти Мэри не обрадовалась тому, что праздник заканчивается; у нее не было ни малейшего