Кристофер Нолан. Фильмы, загадки и чудеса культового режиссера - Том Шон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нолан замеряет свет рядом с актером Уэсом Бентли на съемках в Исландии.
Позднее «Интерстеллар» выравнивается. В сценарии Джоны Купер исследовал лишь одну ледяную планету, где его ждали прорытые китайцами рудники, роботы, приборы для управления гравитацией, фрактальные инопланетяне, способные поглощать солнечный свет, космическая станция за гранью пространства и времени и, наконец, кротовая нора, через которую герой возвращается на Землю. У Нолана планеты две – водная и ледяная. На первой он исследует силу человеческой любви, на другой – склонность людей к предательству. Команда «Эндюранс» воспринимает время иначе, чем их родные-земляне: за несколько минут, что персонажи проводят на одной из перспективных планет, на корабле сменяются недели или даже месяцы, а на Земле – годы. Здесь Нолан идет наперекор голливудским летним блокбастерам, в которых с легкой руки сценаристов спасение близких часто приравнивается к спасению всего человечества. Режиссер говорит: минуточку! Пока Купер и его команда спасают Землю, они рискуют потерять своих родных. «Моей дочери десять лет, – говорит герой. – Я не успел объяснить ей теории Эйнштейна». – «Ты мог сказать ей, что спасаешь мир», – замечает Амелия. «Нет», – отрезает Купер.
И это задает невероятное напряжение сцене, в которой Куп с командой приводняются на планету Миллер, где каждый час равен семи земным годам – за кадром музыка неумолимо отсчитывает секунды. «Время для нас – такой же ресурс, как еда и кислород, – рассуждает Амелия. – Посадка обойдется нам дорого». Оказавшись на поверхности, герои обнаруживают обломки корабля Миллер, и пока Брэнд пытается достать оттуда важные данные, Купер старается увести корабль с пути приближающейся волны. Вода затапливает двигатель, и исследователям ничего не остается, как сидеть и ждать, пока он просохнет. «Сколько мы потеряем, Брэнд?» – спрашивает Купер. «Много». По возвращении на «Эндюранс» они встречают Ромилли; тот постарел, в бороде уже проступает седина. Их не было двадцать три года, четыре месяца и восемь дней. Купер садится слушать сообщения, пришедшие с Земли за это время.
«Привет, пап. Зацени новости», – говорит ему сын Том. Поначалу мы слышим лишь голос актера Тимоти Шаламе, а камера продолжает следить за МакКонахи. На фоне органная тема Циммера чередует разные интервалы (квинта, кварта, терция и секунда) в регистрах кларнета и флейты. Луч света из иллюминатора проносится по лицу героя, озаряя его.
«Я окончил школу. Мисс Кёрлик наставила мне трояков, запорола средний балл», – рассказывает Том, а МакКонахи широко и гордо улыбается. Последовательность интервалов в музыке повторяется и обрастает новыми гармоничными нотами. Камера медленно приближается к лицу героя, и мы видим в его глазах слезы.
«Дед был на выпускном, – продолжает Том. – О! Я встретил девушку, пап. Я думаю, она – та самая…» Впервые в рассказе сына Купер слышит о ком-то, кого не помнит лично (новая девушка!), и лицо МакКонахи искривляется в попытках сдержать рыдания. Шаламе показывает фотографию: «Ее зовут Лоис. Вот она», – говорит Том.
Камера показывает кресло Купера со спины. Очевидно, прошло некоторое время.
«Мёрф взяла без спроса дедушкину машину. Разбила ее. Сама цела вроде», – говорит Том. В следующем письме его играет Кейси Аффлек, трогательный и слегка осипший. Весьма уместное сочетание, ведь на камеру он поднимает своего первенца: «Его зовут Джесси».
Мы снова видим МакКонахи. При виде внука тоску в его сердце ненадолго заглушает любовь. Как и положено новоявленному дедушке, он машет в экран. «Прости, что пропал, – Том с трудом начинает следующее послание, потупив взгляд и пряча лицо за сцепленными руками. – Ох… На прошлой неделе умер дедушка. Мы похоронили его рядом с мамой…» МакКонахи застыл, по его лицу катятся слезы. Новости накатывают на него, будто волны на скалы. «Мёрф была на похоронах. Мы теперь нечасто ее видим», – продолжает Том. «Лоис говорит, что я должен отпустить тебя». МакКонахи качает головой, всего раз. «Так что… Знаешь, я тебя отпускаю…»
Видеоэкран гаснет, музыка обрывается, МакКонахи в отчаянии хватается за дисплей, словно пытаясь пробудить его к жизни. Наконец, даря герою надежду, звучит одинокая органная нота, а на экране вновь проступает зеленоватая картинка послания.
«Привет, пап», – говорит повзрослевшая Мёрф в исполнении Джессики Честейн. «Привет, Мёрф», – шепчет в ответ Купер, потрясенный при виде взрослой дочери. «Я ничего не отправляла тебе, пока ты был на связи. Злилась, что ты нас оставил. А когда ты замолчал, я поняла, что нужно смириться с твоим решением», – говорит она, едва справляясь с гневом. Циммер усиливает музыку новыми нотами, громкость постепенно нарастает. Мёрф отмечает день рождения. Ей исполнилось столько же, сколько было самому Куперу на момент отлета. «Так что сейчас – самое время тебе вернуться», – говорит она и выключает камеру.
Однако в этот момент камера переносится в кабинет прямо за спину кресла Мёрф. На полках стоят папки НАСА. Профессор Брэнд сидит позади героини и наблюдает за ней.
Пора нам услышать ее половину истории.
* * *
«Сцена с видеописьмами – один из тех моментов, которые в изначальном сценарии Джоны получились просто блестяще. Этот эпизод дает ключ к фильму, выражает его дух, – говорит Нолан. – Ничего подобного я раньше не видел. Эта сцена мощно откликнулась во мне. Мы долго обсуждали ее с Мэттью и решили отснять все видеопослания заранее. Мне не хотелось потом добавлять их в кадр с помощью графики. А Мэттью хотел, чтобы он впервые увидел эти записи уже на площадке, когда мы будем снимать его крупный план. Был риск, что его реакция окажется слишком натуралистичной, потому что данный эпизод пробуждал в нем его собственные отцовские чувства, – кажется, в одном дубле он и впрямь перебрал с искренностью. В этом плане работа актеров меня чрезвычайно увлекает. Я сижу на площадке и наблюдаю за ними, лицом к лицу, лишь изредка поглядывая в монитор, чтобы следить за мизансценой. Моя задача – постараться прожить эпизод так, как его увидят зрители, открыться их эмоциям. И бывает так, что актер играет чересчур искренне, нараспашку, и тем отталкивает зрителей от себя: сцена становится невыносимо тяжелой, мы словно вторгаемся в чужое личное пространство. Как если прибавляешь громкость слишком сильно, и звук начинает потрескивать. Так что одна из моих задач как режиссера – синхронизировать
