У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы - Юрий Дьяков

Теперь о тылах. У меня тылы все были на том берегу. Меня, правда, упрекали несколько раз, почему вы часть тылов не выведите на левый берег, там все-таки начальники фронтов: начальник тыла фронта, начальник тыла армии, начальник тыла 13‑го корпуса?

Я говорю: Нет, никто из бригады не пойдет, тылы пускай будут здесь, они будут выполнять мои задания. Между прочим, это помогло мне. Тылы были здесь, мои тылы кормили другие части, мои тылы снабжали боеприпасами другие части. Тылы мои вышли на левый берег последними. Сначала мы вышли на левый берег, а потом тылы.

Очень тяжело было переправляться на ту сторону. Машины нужно было переправлять, а машин я потерял очень много. Из 80 машин у меня с десяток машин разбилось, правда, их можно было восстановить, но здесь все это не восстанавливалось.

– Что я выбрасывал на левый берег?

Прежде всего, я дал указание сделать плоты для доставки боеприпасов. Затем выбросил первоначально 6, потом добавил два – всего 8 машин для ежечасной, ежеминутной доставки мне снарядов, продовольствия. У меня массу машин развезли во все части бригады.

Нужно сказать, что исключительно бы тяжелые условия. Семь месяцев бригада была здесь в Сталинграде. Исключительно была сложная обстановка, но ни одного разу не было такого положения, чтобы бригада не кушала два раза в день горячей пищи. Ползком тащили на позиции, а тащили, причем установился принцип в бригаде: нельзя днем, кушай ночью. Я как завел этот принцип, так он и держался. До рассвета позавтракаем, с наступлением, темноты ужинаем. Кроме того, после завтрака мы даем бойцам хлеб и еще что-нибудь, что бы он днем он мог покушать.

Был у нас такой казус. В одном месте на рассвете еще можно было подвезти, непосредственного обстрела не было. Приехали кухни. В это время противник бросил несколько снарядов. Снаряды разорвались близко от кухни. Мои повара и тыловики не успели раздать пищи. Процентов 50 получили пищу, остальные не получили – повара метнулись и нет их. Я тогда думаю, нет, это не дело. Командир бригады здесь, комиссар бригады здесь, штаб бригады здесь, командиры и комиссары батальонов здесь, пушки здесь, минометы здесь, все здесь, а кухни будут удирать от трех снарядов.

У тыловиков какая тенденция? Это, конечно, относительно тылы, потому что трудно было разграничить, где тылы, где не тылы. Но, во всяком случае, у них тенденция, как что-нибудь, так прятаться, залезать в трубы водосточные или во что-нибудь подобное.

Я говорю: «Нет, не пойдет. Привез пищу, рвутся снаряды, отъехал от этого места подальше и продолжай раздавать».

Это установилось потом, как правило, в бригаде.

Я опустил один момент из первого боя в Чепурниках.

Нужно было с боем выбить противника и выйти на высоту. Пустил один батальон, второй, третий. Пошли мои люди. Тут бомбежка невероятная, стрельба артиллерийская и минометная, его шестиствольные лупят то вовсю. Бригада моя идет впереди. Думаю: «Отныне я буду воевать с этой бригадой».

Потери понес я там сравнительно небольшие. Но вы бы видели, как пошла моя бригада вперед. С тех пор завоевала себе славу. Во всем Сталинграде бригада прославилась в этот момент.

Потом вывели бригаду на доформирование в Заволжье.

Прекрасный был минометный батальон. Он нанес огромные потери противнику и сам потерял очень много.

Я крепкий на нервы, разжалобить меня до слез очень трудно, но когда убили командира этого батальона капитана Хрыкина, я просто плакал. Это уже в последний [день] 30 числа.

Минометный батальон прикомандировали 31 числа к 6‑й гвардейской танковой бригаде, и он оборонял «Красный Октябрь». Он оборонял «Красный Октябрь» еще после нас дней 12. Потом он был выведен.

Вывели нас на левый берег. На левом берегу дали нам отдохнуть, привестись в порядок, вытянули транспорт оттуда. Масса войск было, масса бригад было мотострелковых. 4‑я мотострелковая бригада выведена была на доформирование. Поехали формироваться в тыл. Говорят лучшая бригада, мы ее оставляем здесь и будем формировать сами. Сначала нас хотели направить вглубь страны, но у нас желания не было – воевать, так уж воевать. Поехали просить командование фронта формировать нас здесь. Командующий фронтом переговорил со Ставкой. Он заявил ставке, что я сформирую бригаду здесь. Ему разрешили оставить нас здесь. Начали формировать, получили пополнение из запасного полка. Поучили это пополнение всего за 12 дней. Учили с такой же установкой, с какой мы учили первый состав нашей бригады. Основной костяк у нас был. Состав бригады получили снова хороший.

Я за эту войну удостоверился, что плохих людей нет. Есть, конечно, немножко трусливые, есть шкурники, но эти люди в основной массе теряются, это единицы. Люди прекрасные, но людей надо уметь водить, нужно уметь организовать, нужно им уметь рассказать и показать.

Затем нас уже транспортом перебросили на участок, где готовился генеральный прорыв, на участок между озером Цаца и озером Барманцак. Мы были в составе 62‑й армии.

7‑го ноября мы заняли оборону с целью ведения разведки. Начали вести боевую разведку на участке прорыва. Задача выбить передний край противника была возложена на нашу бригаду. Знал я об этом, знал комиссар, знал начальник штаба, знал начальник политотдела, больше никто не знал. Когда заняли оборону, надо было скрыть готовящийся прорыв. Мы ночами подходили туда, чтобы скрыть сосредоточение бригады. Что осталось, я перебрасывал машинами днем по пяти машин. Отправлю пять машин, через некоторое время еще пять машин, чтобы замаскировать от авиации противника это движение.

Мне было сказано, что ваша задача – установить точно, где передний край и подготовить удар там. Когда удар будет, пока это не твое дело. Надо, чтобы бойцы не знали, что готовиться удар. Готовьтесь здесь обороняться на зиму.

Начали на зиму готовиться обороняться. Послушал приказания, не пожалел трудов бойцов, зная, что все это лишнее, начали укрепляться, землянки делать, а слух всюду, что зиму нам зимовать здесь. В общем, рыли день и ночь.

Потом я говорю: «Товарищи, мы уже знаем отлично, что у того, кто за день не убил фрица – день пропал. Давайте их бить!»

Командиры батальонов тоже ничего не знали и тоже готовились зимовать.

– Бить, бить, товарищ полковник!

И я начал бить. Сперва разведку пустил, ничего не берет. Я тогда три роты пустил в разведку в трех направлениях. А это уже целый батальон, это уже силовая разведка.

Правда, потери мы понесли человек 200 за этот период. Раненых и убитых у нас было человек 200.

С 7‑го по 19 ноября 1942 г. выявили передний край противника, потом набрались нахальства. Командующему армией говорю: «Дайте мне хоть полдесятка танков, я выясню вам противотанковую оборону».

На этом участке должны были быть, по моим свединиям, два танковых корпуса. Мне дали десяток танков: четыре танка не пошли, осталось у меня шесть. Я посадил на эти танки автоматчиков, место выбрал, двинул эти шесть танков. Наделали такового переполоха!

Тут как раз оборонялись румыны. Пришли шесть танков, притащили шесть пушек немецких. Румыны удрали, но постреляли с флангов из глубины. Таким образом, нам стала ясна противотанковая сила противника».

В этот момент, когда я вел эту работу, у меня были представители армии, начальник разведдивизиона 51‑й армии.

На рассвете 20‑го – удар ошеломляющий. Пока я снимался с обороны, так я уже не догнал своих танковых частей. Потом начал по заданию командования 57‑й армии вести разведку. Во все части вел разведку бригадой, пользуюсь тем, что машины есть, разведку производил за Дон даже километров на 150. Набрал много кое-чего, скота массу забили. Мои разведгруппы внесли большую панику в ряды врага.

Постояли дней пять около одного населенного пункта. Нас бросили в составе 57‑й армии на уничтожение окруженной группировки. В составе 57‑й армии мы пробыли трое суток. Нас перебросили в состав 64‑й армии и войну в Сталинграде закончили в составе 64‑й армии. Участвовали в нескольких прорывах. Правда, кое-где прорывы были неудачные, потом стали удачнее, потом Сталинградский фронт бригада закончила пленением Паулюса […]

Правда, иногда командиры сердились, что я иногда спать им не давал. Но интересы дела требовали этого. Часто говорили: «Товарищ полковник, я трое суток не спал!».

– Сорок минут поспи, я тоже не спал, полегчает – будем спать.

С каской, между прочим, я никогда не расставался и бойцов держал в касках. Надо пример показывать. Как строго у нас было в бригаде, а из бригады никто не хочет уходить, ни один командир, ни один боец. Так было еще до взятия Паулюса. Если какой командир лениться, я вызываю его и говорю: «Отсылаю вас в отдел кадров, потому что в бригаде вы плохо работаете!»

Ну что же плачет. Жалоб на своих командиров у меня нет, молодые они. Сейчас у меня командирами два старших лейтенанта, один лейтенант, один капитан.