Завет воды - Вергезе Абрахам

— Кора, — вздыхает Мастер Прогресса, — ты же накоротке с махараджей, как же ты не знаешь, что в Тривандраме есть электричество? Дива́н организует кампанию по электрификации всего Траванкора.

Диван — это вроде главного министра в правительстве махараджи.

— Кто это сказал? — Тон у Коры вызывающий, но новость для него явно неожиданная.

— В Колламе и Коттаяме уже стоят термогенераторы! А я-то думал, ты держишь руку на пульсе событий в Тривандраме.

Джорджи, сидящий рядом с братом, замечает:

— Кора держит руку в карманах Тривандрама, а не на его пульсе.

Улыбка сползает с лица Коры. Пробурчав извинения, он уходит. Филипос не поймет, доволен ли он, что Кору поставили на место, или ему жаль этого человека. Но «шутка» Коры его все равно задевает, потому что он осознает: деньги, потраченные на радиоприемник, пылящийся в углу, могли бы накормить многих и многих.

Лица голодающих, прибывающих с каждым днем, преследуют Филипоса. Свертки с кашей, которые он раздает, — это мертвому припарки. Мы должны сделать больше. Но что?

Филипос разработал план и привлек Мастера Прогресса для его воплощения.

Они соорудили около лодочного причала навес с соломенной крышей, потом одолжили у местных жителей большие котлы, которые имеются в хозяйстве на случай свадьбы и семейных торжеств. Отыскали старого Султана-паттара, легендарного свадебного повара, который сперва отнекивался, пока не увидел навес, поленницы дров, четыре очага и начищенные котлы. И тут у старика вскипела кровь. Он придумал дешевую питательную еду на основе каппы — уж несколько клубней может пожертвовать каждая семья.

И вскоре открылся Центр питания. Каждый голодный получает здесь горку каппы, солидную порцию торан из маша[174], немножко маринованного лайма и чайную ложку соли — и все это на банановом листе. Повеселевшего Султана-паттара и не узнать: чисто выбритый, без рубашки, старик, подпрыгивая на цыпочках, раздает команды своей армии — полным энтузиазма ребятишкам Парамбиля, которых привлекли к делу: резать, скоблить, черпать и чистить. Султан-паттар развлекает их, пританцовывая мелкими шажками, и грудь его покачивается, когда он распевает озорные песенки с игривым двойным смыслом.

В первый день они накормили почти двести человек. А через две недели нагрянули репортеры. Они расхваливают простую еду Султана-паттара как лучшую на их памяти и превозносят Филипоса, молодого человека, который не смог оставаться в стороне, видя людские страдания. Филипос цитирует Ганди: «В мире есть люди настолько голодные, что Бог может явиться им только в форме пищи». К газетному материалу прилагается фотография, на которой Султан-паттар, Мастер Прогресса и Филипос стоят позади «армии паттара», младшему из детишек всего пять, а самому старшему пятнадцать. Статья привлекла пожертвования, волонтеров… и еще больше голодающих. Вдохновленные этим примером, люди начинают открывать Центры питания по всему Траванкору.

В конце каждого дня Филипос делает записи в дневнике, стараясь передать разговоры, подслушанные в Центре Питания, — истории бедствий и жертв, но вместе с тем и героизма, и благородства. Он удивлен, что люди сохраняют чувство юмора перед лицом страданий. Его записи — это упражнение, не журналистский репортаж, и потому он может объединять персонажей, додумывать детали, отсутствующие в первоначальном рассказе, изобретать свой собственный вариант финала; «не-художественная литература» — так он называет свой жанр. За этим занятием Филипос часто вспоминает про Элси — может, она сейчас делает то же самое, при помощи палочки угля придавая смысл нынешним смутным временам? Он внимательно перечитывает те рассказы и эссе в еженедельном журнале «Манорама», которые ему особенно нравятся. Но то, что пишет он, это совсем иное. Филипос решает отправить одну из своих «не-художественностей» на конкурс рассказов в «Манораму».

Разве можно спутать человека с хлебным деревом — плаву? Да. Со мной произошло именно это. Я обычный человек, не писатель, так что с самого начала расскажу, чем все кончилось. (И почему не каждая история начинается с конца? Зачем нам Бытие, Книга пророка Софония и все такое, когда можно начать прямо с Евангелия?) Словом, эта история началась в нашем Центре питания. Не называйте его Центром борьбы с голодом, потому что правительство уверяет, что никакого голода нет, и неважно, что вам говорят ваши собственные глаза. После того как все уже разошлись, появился худой как палка старик, волокущий ча́кка[175] размером больше себя. Это вам, накормить детей завтра, сказал он. Хороший повар сможет приготовить вкусное пужу́кку[176]. Брат, сказал я, простите, но вы выглядите так, будто сами голодаете, зачем вы отдаете чакка? Ха, возразил он, это не я отдаю. Это плаву отдает! Природа щедра. Я хотел было сказать: «Тогда пускай плаву пришлет еще риса и маринованных овощей». На следующий день старик притащил чакка еще большего размера. Издалека он был похож на муравья, волокущего кокосовый орех. Я сказал: брат, поешь пужукку, не уходи так. Он отказался. Кто в наше время отказывается от еды? Я спросил: брат, как такой худой старик может носить такие тяжелые предметы? В чем секрет? Он сказал: «Секрет спрятан на самом видном месте».

В тот день я проходил мимо нашей знаменитой Аммачи-плаву — матери всех хлебных деревьев, той самой, в дупле которой много столетий назад наш Махараджа Мартханда Варма прятался от врагов. Да, в вашей деревне утверждают, что легендарное дерево растет у них, но вы ошибаетесь. Оно здесь, так что не спорьте. В общем, я услышал голос, говорящий: «Ты пришел узнать мой секрет?» И узнал голос старика. Но никого не увидел. Покажись, попросил я. А он сказал: «Ты смотришь прямо на меня».

Если бы я сказал, что старик стоял, прислонившись к дереву, вы бы неправильно поняли. Нет, он стоял в дереве. Кожа его стала корой, а глаза — сучками в древесине. Он сказал: «Когда начался голод, у меня не осталось больше риса. Я сидел около этой плаву и ждал смерти. Кора была жесткой, но я подумал: к чему жаловаться? Я и так скоро покину этот мир. А спустя несколько часов я погрузился в дерево. И было так удобно и спокойно, будто я лежал на груди своей Аммачи. И я сказал: о могучая плаву, если ты можешь даже в засуху рождать гигантские плоды, не могла бы ты накормить и меня? И плаву отвечала: почему бы и нет? Вот так я оказался здесь. Плаву дает мне все необходимое. Природа щедра».

Я сказал: «Старик, если природа так щедра, то почему существует голод?» А он сказал: «Вини в этом человеческую природу, которая заставляет торговцев копить, а Черчилля — отбирать наш рис для своих солдат, в то время как мы умираем от голода». Я спросил: «А тебе не грустно жить здесь совсем одному?» Он улыбнулся: «А кто говорит, что я один? Взгляни на ту маленькую плаву — видишь Кочу Чериана? А вот тут рядом со мной — видишь Понамму? Не хочешь устроиться с другой стороны? Природа дарует все».

Друзья, я сбежал, спасая свою жизнь. Разве стыдно в этом признаться? Дорогой читатель, мораль проста: отдавайте так же щедро, как отдает природа. И присмотритесь повнимательнее к вашей плаву, ведь секрет спрятан на самом видном месте.

«Человек-плаву» завоевал первую премию и единственный из трех рассказов-победителей был опубликован. Филипос решил, что это знак. Прошло всего несколько месяцев, а о нем уже написали в «Манораме» в связи с открытием Центра питания, а теперь даже опубликовали его рассказ. Может, работа в газете и есть его истинное призвание. Впрочем, успех не заглушил ехидных шуточек Управляющего Коры про бегство Филипоса из Мадраса и его бесконечные присказки про то, как всем наплевать на «Человека-плаву». А Благочестивая Коччамма и вовсе считает рассказ богохульством. Но есть один читатель, чье мнение важно Филипосу, — читатель, для которого он и писал. Филипос молится, чтобы Элси увидела рассказ, и надеется, что теперь она точно поймет, что он побит, но не сломлен.