Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России - Савелий Дудаков

Но не так это дело было понято некоторыми на беду русскими, или по крайней мере, выдающих себя за руссских журналами.

"День" № 19, отложив попечение о всем ином прочем, употребил свое досужество к отысканию единственного, может быть, места, где бы употребить иноверца было бы неблаговидно, нашел, очень рад и с комической гордостью предлагает следующий затейливый вопрос: "Как же это, говорит он, вы допускаете евреев во все ведомства; неужели вы его допустите и на такое-то место?" Мы могли бы услужить этой византийской диалектике на пошехонскую ехать разными подобными вопросами, например: Всякому вольно вступать в военную службу, стало быть, вы допускаете слепого и хромого. Всякому вольно писать и печататься, стало быть, по-вашему, могут писать и безграмотные, не умеющие ни читать, ни писать…» (Переписано с рукописи, с сохранением особенностей орфографии, пунктуации и согласований оригинала).

Эта замечательная статья осталась не только ненапечатанной, но и незаконченной.

В архиве Одоевского вообще хранятся десятки статей, начатых и незаконченных. С гордостью он писал о себе, что он труженик, и его архив это подтверждает.

Несколько обидно, что столь ясно высказанное мнение по еврейскому вопросу своевременно не вышло в свет. Вероятно, у Владимира Федоровича была возможность выступить в коллективном письме русских писателей по поводу публикации Владимиром Зотовым в "Иллюстрации" (1858) юдофобской статьи о двух евреях-журналистах – И.А. Чацкине и М. Горвице, но этого он не сделал. Под коллективным протестом стоят подписи трех Аксаковых – Ивана, Константина и Сергея. Известно, что подписи собирались наспех и многие не успели присоединиться. Вполне возможно, что Владимира Федоровича не было в России в то время. Сам же он находился в личных и приятельских отношениях со многими евреями, например с братьями Антоном и Николаем Рубинштейнами, известным виртоузом-виолончелистом и композитором Карлом Юльевичем Давидовым, с семьей композитора Александра Николаевича Серова (он был еврейского происхождения – мать его из семейства сенатора Таблица; еврейкой была и жена Серова – Валентина Семеновна, урожденная Бергман). Оперу Серова "Юдифь" он считал гениальной. Но приведенная статья – единственная, всецело посвященная еврейскому вопросу, не считая разбросанных по письмам и произведениям Одоевского библейских сюжетов или образов.

Само название статьи Одоевского "Поход татарщины против евреев" сразу же направлено против таких идей славянофильства, как восхищение допетровской Русью и даже – принятие за благо татарского ига, отгородившего Древнюю Русь от Запада.

Впрочем, Одоевский был не одинок. Так, М.Л. Магницкий в статье "Судьба России" провозглашал: "Россия не тоскует о том, что был татарский период, удаливший Россию от Европы… Она радуется тому, ибо видит, что угнетатели ея, татары были спасителями ея от Европы. Угнетение татарское и удаленность от Западной Европы были, быть может, величайшим благодеянием для России"42. Это то, что П.А. Валуев называл "славянофильским онанизмом"43. Валуеву вторит граф Алексей Толстой в письме к Б.М. Маркевичу: "Ненависть моя к московскому периоду – некая идиосинкразия, и мне не требуется принимать какую-то позу, чтобы говорить о нем то, что я говорю. Это не какая-нибудь тенденция, это – я сам. И откуда это взяли, что мы антиподы Европы? Над нами пробежало облако, облако монгольское… Мне кажется, я больше русский, чем всевозможные Аксаковы и Гильфердинги…"44 Или в одном из стихотворений у Алексея Константиновича прорывается:

И вот наглотавшись татарщины всласть

Вы Русью ее назовете!45 Впрочем, у В. Даля сказано проще – "Это сущая татарщина! мамаевщина, произвол, насилие"46.

Нельзя сказать, что Владимир Федорович был намного впереди своего времени: рассуждения о том, что евреи должны образованием исправить ("возвысить") свою нравственность – это отголосок той критики в адрес еврейства, которая раздавалась из правого лагеря. Или мысль обратить в общую пользу "егоистическую деятельность". Но главное все же не в этом, а в желании помочь "гонимому племени" и поддержать правительство в проведении в жизнь нового законодательства. И надо сказать, что В.Ф. Одоевский был не одинок в своих взглядах. В печати в пользу евреев высказался и Н.С.

Лесков. Его сын писал, что он в первые годы своего писательства выступил горячим оппонентом И.С. Аксакова в вопросе предоставления прав "потомкам Моисея, живущим под покровительством законов Российской империи"47. Статья была опубликована в "Северной пчеле" в 1862 г. (№ 70, 13 марта) как передовая. Обращаем внимание на то, что редактором "Северной пчелы" был пресловутый Фаддей Булгарин, в это время заглаживающий антисемитские грехи молодости: его имя присутствует среди "почтенных" авторов, высказывавшихся против юдофобских статей "Иллюстрации". Н. Лесков писал:

"По мнению Дня, новый закон о евреях понят не так, как следует. Редакция никак не хочет примириться с мыслию о допущении образованных евреев на службу по всем ведомствам. По ее убеждениям, это невозможно, в такой же степени, в какой невозможно предположить, например, еврея обер-прокурором Святейшего Синода".

Далее Николай Семенович иронизирует над славянофилами, для которых "самое допущение евреев к государственной службе было бы ничто иное, как фикция, смешная и недостойная народа. Г. Аксаков уже не в первый раз увлекся своею любовью к русскому народу и упускает из вида, что в делах, имеющих общественный интерес для страны, можно ожидать полного сочувствия всех лиц, населяющих эту страну и заинтересованных в ее положении, без различия племени, исповедания и цвета". О евреях написано тепло, автор отдает дань их дарованиям, попутно усмехаясь над историческими экскурсами националистов: "Разумное и способное еврейское племя, рассеянное по лицу земли, живет в России очень давно, и никогда еще не пользовалось полным гражданским равноправием не только с русскими, но даже с иностранцами, наезжавшими в несметном числе, ради просвещения скорбных головами чад земли русской". Автор патетически вопрошает: "Неужели г. Аксаков так мало верит в народный смысл и сомневается, что в русском обществе не достанет разума воспользоваться прекрасными дарованиями евреев, не привлекая их к должностям по Святейшему Синоду и не подчиняя русской жизни еврейскому преобладанию?" Но, увы, Иван Сергеевич как в воду глядел. Прошло не так много времени и председателем Святейшего Синода стал еврей, правда крещеный. Речь идет о Владимире Карловиче Саблере-Десятовском (1845-1929), действительном тайном советнике, статс-секретаре, члене Государственного совета, доценте на кафедре уголовного судопроизводства Московского университета и председателе Святейшего Синода в 1911-1915 гг.!

Царствование Александра II было, даже по признанию "Еврейской энциклопедии", самым благоприятным периодом истории Российской империи. Но либеральные реформы были приостановлены уже в 70-е годы. И не последнюю роль в этом сыграли правые органы печати "День" и "Русь" Ивана Аксакова, прямые предшественники суворинского "Нового времени". Но вот удивительная вещь, однажды "День" опубликовал стихи одного из самых крайних западников, и весьма антипатриотического содержания:

Как сладостно – отчизну ненавидетьИ жадно ждать ее уничтоженья!И в разрушении отчизны видетьВсемирную денницу возрожденья (1834) 48.

Речь идет о Владимире Сергеевиче Печерине (1807-1885), отце Печерине, которому Александр Герцен в "Былом и думах" посвятил немало вдохновенных страниц. Отец Печерин – один из первых русских эмигрантов, может быть, один из первых "невозвращенцев".

Друг Станкевича и Грановского, он сохранил о них теплые чувства на чужбине. В 1835 г. он был назначен экстраординарным профессором греческой словесности Московского университета. По словам Ивана Аксакова, Печерин соединял в своих лекциях замечательную эрудицию, живое поэтическое дарование и чутко отзывался на современность. В июне 1836 г. он навсегда покидает родину. Еще во время первой учебной поездки за границу он писал своему другу А.В. Никитенко: "Один за одним северные варвары возвращаются в свою орду… Что же касается до меня, то я надеюсь, что Бог в бесконечном милосердии своем не даст мне скоро увидеть бесплодных полей моей безнадежной родины. Друзья! Друзья мои! Я уеду отсюда…"49 Будучи человеком глубоко верующим, Печерин в своем знаменитом стихотворении "Как сладостно отчизну ненавидеть" прибегает к библейским ассоциациям, в первую очередь из книги пророка Исайи.

Печерин остался за границей и принял католичество. Более того, впоследствии он принял и духовный сан. При изучении психологии русской интеллигенции обращает на себя внимание постоянная тяга к католицизму – П.Я. Чаадаев, B.C. Печерин, B.C.

Соловьев… Вместе с тем все перечисленные "отщепенцы" были несомненными филосемитами.