Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России - Савелий Дудаков

До 50-х годов по своим политическим и философским взглядам Одоевский был близок к славянофилам, хотя систематически с ними не сотрудничал. Его ближайшими друзьями были Иван Аксаков и Владимир Соллогуб. Деятелей демократического лагеря смущал его титул. Печально известен факт, когда Н.А. Некрасов вывел карикатурный образ Одоевского в стихотворении "Филантроп" (1846), где поставил под сомнение доброту и отзывчивость князя. Впоследствии Некрасов отрицал, что Одоевский является прототипом его сатиры, но вряд ли искренне32.

В эпилоге лучшего своего произведения "Русские ночи" Одоевский распространяется насчет загнивания Запада и веры в будущее одной шестой части света: "Мы поставлены на рубеже двух миров: протекшего и будущего; мы новы и свежи; мы не причастны преступлениям старой Европы". Рюрикович задает риторический вопрос: "Религиозное чувство на Западе? – оно было бы давно уже забыто…" Вывод Одоевского категоричен: "Осмелимся же выговорить слово, которое, может быть, теперь многим покажется и через несколько времени – слишком простым: Запад гибнет!" (писано в 1838 г. – С. Д)33. В собственной сноске Одоевский с гордостью говорит, что в этих строках излагается вся теория славянофильства. Возможно, это была своего рода полемика со взглядами Петра Яковлевича Чаадаева. И действительно, в одном из писем к СП. Шевыреву, 17 ноября 1836 г. князь писал "о глупой статье П.Я.

Чаадаева". И ему очень жаль, что его "Дом Сумасшедших" не успел попасть в печать.

Ибо тогда, появившись в одно время с философическими письмами "Басманного философа", оно доказало бы правительству, "что на одного сумасшедшего есть тоже человек по крайней мере несумасшедший"34.

Но жизнь оказалась сложнее и Одоевскому пришлось многое переосмыслить после Восточной войны. Личное знакомство с "гнилым Западом" во время заграничных поездок, особенно участие его как русского делегата от Императорской публичной библиотеки в праздновании 100-летнего юбилея Фридриха Шиллера в 1859 г. в Веймаре, заставило Одоевского пересмотреть свои взгляды на смысл европейской цивилизации. С этой точки зрения громадный интерес представляет дневник Одоевского, опубликованный в "Литературном наследстве" и охватывающий последние годы жизни писателя (с 1859 и до кончины в феврале 1869 г.). Будучи сторонником освободительных реформ Александра II, Одоевский занял центристскую позицию, суть которой прекрасно выражена в строках Алексея Константиновича Толстого, одно время, кстати, работавшего под началом Владимира Федоровича:

Двух станов не боец, но только гость случайный,За правду я бы рад поднять мой добрый меч,Но спор с обоими мой жребий тайный,И к клятве ни один не мог меня привлечь;Союза полного не будет между нами –Не купленный никем, под чье б ни стал я знамя,Пристрастной ревности друзей не в силах снесть,Я знамени врага отстаивал бы честь!35

Отсюда и слабость этого лагеря, не сумевшего предотвратить перехода правительства к репрессиям уже в конце 60-х годов. К "постепеновцам" примыкали великий князь Константин Николаевич, великая княгиня Елена Павловна, граф П.А.

Валуев и другие. Это была позиция здравого смысла, которая в российских условиях, при непрестанном давлении слева и справа, никогда не имела перспектив. Одоевский писал о себе: "В шахматном клубе… на меня напали – Лесков заступился. Ведь это очень забавно: псевдолибералы называют меня царедворцем, монархистом и проч., а отсталые считают меня в числе красных"36. Поэтому в дневнике Одоевского попадаются удивительные соображения, вроде записи от 25 декабря 1866 г. о наличии трех подземных интриг, действующих против России: политической, польской, немецкой. Или преувеличенное представление о значении польского освободительного движения. Запись от 4 августа 1866 г. содержит следующий пассаж: "Выражение – отравлена поляками – не гипербола. Они с адским искусством старались заразить все… Бедная, но глупая наша молодежь, – приняла даже польский катехизис"37.

Вместе с тем Одоевский постепенно отходит от славянофильских идей. Запись в дневнике от 5 декабря 1861 г. о газете "День", издаваемой И. Аксаковым с 1861 по 1865 г. в Москве: «Читал "День" – что за пустоголосица! ни одной живой мысли, а лишь славянофильское риторство и французская игра словами». В бумагах Одоевского сохранился незаконченный ответ Константину Аксакову, озаглавленный "Хмельное дитя", с эпиграфом из сочинений К. Аксакова: "Душенька народ, миленький народенька". Этот же эпиграф князь использовал для неоконченной резкой статьи "Стрелецкое толкование о всеобщем растлении", где князь выступает с апологией Петра I, отношение к которому, кстати, принято считать пробным камнем в полемике между "западниками" и "почвенниками" вплоть до наших дней. Через общую знакомую Владимир Федорович выяснял у И.С. Аксакова: «Примет ли он от меня возражение самому корню "Дня"» (запись от 8 января 1862 г.).

К этой же полемике относится и статья Одоевского по еврейскому вопросу. История ее такова. Когда в 1861 г. появился закон о предоставлении права государственной службы евреям, получившим ученые степени доктора, магистра или кандидата по всем ведомствам, Аксаков в статье газеты "День" от 16 февраля 1862 г. встретил закон в штыки, выдвигая в первую очередь религиозные причины. Теоретически допуская возможность появления евреев в Правительствующем сенате, Государственном Совете или вообще в любом законодательном учреждении России, Аксаков задает вопрос о целесообразности допускать евреев на высшие должности и высшие звания. Он высказывает опасение, что законодатель (т. е. юрист), будучи евреем Моисеева закона, может законодательствовать в России в духе Моисеевом. "В христианскую землю приходит горсть людей, совершенно отрицающих христианское учение, христианский идеал и кодекс нравственности (следовательно, все основы общественного быта страны) и исповедующих учение, враждебное и противоположное"38. Конец статьи замечателен именно тем, что Иван Сергеевич отрицает вражду с евреями, и признавая замечательные дарования еврейского народа, отказывает евреям в правах: "Искренно сожалея об их заблуждении – но мы не можем желать для них административных и законодательных прав в России"39. Стоит отметить, что одинаковые посылки (в данном конкретном случае – одаренность семитского племени) приводят к прямо противоположным выводам. Вспомним П.П.

Демидова Сан-Донато, как раз требующего использовать евреев на административном поприще. Антисемитизм Аксакова носит сугубо религиозный характер. Вероятно, он предполагает, что если евреи "откажутся от заблуждений", т. е. попросту "примут святое крещение", их карьера не будет ничем ограничена.

Ответ Владимира Федоровича Одоевского на эту статью Ивана Аксакова сохранился в бумагах фонда Одоевского (№ 17, в переплете, с. 102- 105) в Ленинградской публичной библиотеке4".

«В.Ф. Одоевский. "Поход Татарщины против Евреев".

Есть многое, друг Гораций, в нашей литературе, чего и не приснится человеку Со здоровым мозгом.

Есть у нас вещи, которые были бы очень смешны, если бы не были возмутительны, и возмутительны в такой степени, что не решаешься и повторить их вполне для опровержения, а вчуже краснеешь. Недавно появилась у нас мера в высшей степени разумная, человечная, благодетельная, вызванная потребностями настоящего времени.

Евреи допускаются к занятию должностей в России, если только они получили образование в высших учебных учреждениях. Этою мерою приливается в общественную жизнь деятельность даровитого племени, которого числа в России, по Кеппену, более миллиона41.

Кажется, что простее, что естественнее этой меры, что сообразнее со здравою политикою и с чувством любви христианской, никого не отвергающей, да идут на делание людям, отчужденным от общения с другими людьми, принужденным прибегнуть к скрытости, к обману, плутовству для своего охранения от нелепых предубеждений, подозрений, клеветы, людям, сохранившим, несмотря на все угнетения, дивные способности ко всем родам наук и искусства; таким людям говорят: путь вам открыт, путь возрождения, придите, учитесь, образуйте себя, образованием возвысьте свою нравственность, сделайтесь добрыми гражданами, вашу сжатую егоистическую деятельность обратите на пользу общую и получите мзду свою, работники одиннадцатого часа.

Кажется, одно чувство могло возбудиться такою мерою: чувство благодарности и готовности содействовать мудрому предначертанию.

Но не так это дело было понято некоторыми на беду русскими, или по крайней мере, выдающих себя за руссских журналами.

"День" № 19, отложив попечение о всем ином прочем, употребил свое досужество к отысканию единственного, может быть, места, где бы употребить иноверца было бы неблаговидно, нашел, очень рад и с комической гордостью предлагает следующий затейливый вопрос: "Как же это, говорит он, вы допускаете евреев во все ведомства; неужели вы его допустите и на такое-то место?" Мы могли бы услужить этой византийской диалектике на пошехонскую ехать разными подобными вопросами, например: Всякому вольно вступать в военную службу, стало быть, вы допускаете слепого и хромого. Всякому вольно писать и печататься, стало быть, по-вашему, могут писать и безграмотные, не умеющие ни читать, ни писать…» (Переписано с рукописи, с сохранением особенностей орфографии, пунктуации и согласований оригинала).