Крах всего святого - Илья В. Попов

ближайшему дереву, плюхнулся прямо на землю, утирая пот, а Мелэйна внимательно всмотрелась себе под ноги.

— У меня осталось кресало, хоть оно и подмокло, — произнесла она, начав собирать сухие веточки. — Нужно набрать побольше хвороста — конечно, если за нами все еще идет погоня, дым от костра может нас выдать, но иначе мы попросту замерзнем насмерть. Как ты думаешь, Джейми справится?

Не услышав ответа, она оглянулась — и увидала как Стефан, не шевелясь и не издавая ни единого звука, всматривается куда-то во тьму; Мелэйна не успела произнести хоть слово, как из ближайших кустов раздалось глухое рычание, громкий треск — и девушка похолодела, увидев, кто выходит из кустарника.

Глава 16

… к слову, хочется взять небольшое отступление и рассказать вам историю Аркхэмского монастыря — воистину, одного из удивительнейших мест Фридании, пускай не по внешнему виду, но по истории, что оно хранит.

Винсент Аркхэм родился в семье зажиточного купца Уоррена Аркхэма, который хоть и не отличался богатой родословной, но зато был умен и дальновиден, в разы приумножив свое наследство, полученное от отца, небольшого лавочника. Юный Аркхэм рос ни в чем не нуждаясь, в окружении родни и слуг; хоть красотой он выдался в мать — чья бабка по слухам была ведьмой и повитухой — а статью в отца, но уже с самого раннего детства, увы, отличался слабым здоровьем, беспрестанно болея. Господин Аркхэм тратил баснословные суммы на лекарей, знахарей и нянек, но с каждым годом здоровье его сына лишь усугублялось, а хворь начала поражать не только тело, но и душу. С возрастом наследник Уоррена превратился в угрюмого и нелюдимого человека, проводя все больше времени в собственных покоях или одиноких прогулках и все меньше общаясь прочими людьми. Его единственной отрадой была живопись — рисовал он днем и ночью, и не только красками, но всем, чем приходилось под руку. Однако картины его были столь странны, а зачастую и ужасны, что мало кто мог взглянуть на них без отвращения…

В конце концов, младший Аркхэм окончательно потерял разум. Он постоянно забывался тревожным сном, просыпаясь лишь для того, чтобы изобразить углем очередное безобразное творение, перестал узнавать даже отца и мать, прятался от слуг или же вовсе кидался на них с кулаками, а еду ему приходилось впихивать чуть ли не силком.

Уоррен, не скупясь, был готов отдать целое состояние тому, кто хотя бы попытается излечить его наследника — но даже самые опытные лекари лишь разводили руками, говоря о том, что помогут несчастному лишь боги; а к дому Аркхэмов потянулись вереницы шарлатанов, что зачастую исчезали, едва получив задаток.

В конце концов, Винсента принял один монастырь, где к удивлению всех прочих, он почти пришел в себя; и даже проникся духовной жизнью, приняв постриг и целиком отдавшись служению богам. Живопись он так и не забросил — но теперь картины его были куда более спокойны и незамысловаты, а счастливый Уоррен на свои собственные скопления отстроил из небольшого деревянного строеньица целый божий приют.

Род Аркхэмов угас одной необычайно лунной ночью — ранним утром Винсента нашли бездыханным в собственной постели. Пальцы его сжимали кусок угля, на спокойном лице застыла легкая улыбка, а на стене напротив была изображена некая дверь, выполнена столь детально, что казалось, протяни руку — и сможешь ее открыть. Юношу похоронили под яблоней, кою он посадил собственными руками, но монастырь стоит и по сей день, даря кров всем юродивым, сирым и убогим…

Марик Коломб, «Пересекая фриданскую твердь»

Амадиу мерно работал деревянной ложкой, постукивая ей о дно щербатой миски. Успевшая остыть бобовая каша с парой шкварок, черствый хлеб да кружка слабой браги — нехитрый завтрак, но Амадиу никогда не воротил нос от простецкой пищи. А вот помнится его старший брат Нель, упокой боги его душу — в сущности покладистый и весьма добродушный человек — во время трапезы превращался в сущего зверя. Неосторожный слуга, передержавший мясо на огне или случайно уронивший в суп лишнюю щепоть соли мог словить не только порцию отборной брани, но и тарелку за шиворот.

Не успел Амадиу расправиться с едой, как в трактир ввалилась компания из трех молодых парней, что едва успели обзавестись первым пухом — судя по блестевшим глазами и сизым носам уже будучи достаточно навеселе. Один из них — высокий и худой точно оглобля — похоже, как раз закончил рассказывать какую-то шутку, так как его друзья разразились невообразимо громким гоготом, сопровождая смех хлопками по плечу приятеля. Усевшись за свободный стол, долговязый умостился так, чтоб всяк и каждый мог видеть потрескавшиеся ножны, висевшие у него на поясе.

— Эй, хозяйка! — заорал он, молотя кулаком по столу. Передних зубов у него не было, так что крик прозвучал как «Эй, хофяйка!». — Наваливай на стол, да поживее.

Пока трактирщица суетилась вокруг новоприбывших гостей, парень медленно обводил глазами залу — Амадиу сразу же узнал этот задиристый взгляд. Так надувшийся петух осматривает двор, пытаясь найти того, кому следует задать трепку на потеху своим курам. Тома не хотел нарываться на стычку, дабы не задержаться попусту — от Аркхемского монастыря его едва отделяли чуть менее пяти лиг, если верить хозяйке — и поэтому попросту опустил глаза в стол, но к несчастью помимо него в трактире было пусто. Так что вот юнец, переглянувшись со своими друзьями, поднялся со скамьи и не торопясь направился к великому магистру.

Упершись заскорузлыми ладонями в столешницу, он навис над Амадиу, обдавая его запахом чеснока и пота.

— Эй, старик, мне кажется или ты на меня как-то странно зыркаешь?

— Я? — нарочито удивленно переспросил Тома.

— Ты-ты. Я что, по-твоему, слепой что ли? Нарваться хочешь? Мы с парнями, между прочим, под Юстосом Синим ходим. Слыхал о таком?

— Конечно, — кивнул Амадиу. — Но посуди сам — разве стал бы жалкий старец вроде меня злить бравого парня из отряда самого Синего?

Юнец несколько мгновений мерил его задумчивым взглядом, поджав губы, точно раздумывая, не насмехается ли тот над ним. К счастью он оказался либо слишком глуп, либо излишне самоуверен — а скорее всего и то и другое вместе — так как, важно кивнув, он развернулся и направился к своим друзьям, встретившим его ударами по спине и едким смехом.

Уже опосля, когда Амадиу выводил коня из конюшни, он вновь нос к носу столкнулся с кодлой из трактира. Долговязый перегородил ему дорогу,